Олжас Сулейменов: Нам не стоит бежать за Розой и Померанцем

17.03.2005., «Аргументы и факты.  Казахстан»

Сергей СТЕПАНОВ

- Вернемся в нашу страну. Сегодня здесь происходят процессы, затрагивающие глубинные основы общества. Мы пытаемся преобразовать культуру, образование, языковую основу государства. За примерами далеко ходить не надо. Достаточно вспомнить последние эксперименты в системе образования или призывы лишить гражданства тех, кто не знает казахского языка. Как вы к этому относитесь? И возможно ли, выражаясь вашими же словами, "возвысить степь, не унижая горы"?

- В 1963 году этими словами я выразил свое кредо. В истории этносы возвышали себя, попирая других. Задачу нашей интеллигенции, и свою личную, писательскую, я видел и вижу в том, чтобы возвысить свой народ, не унижая другие. И ни разу не отступился от этого принципа.

В 70-х я написал "Поет на идиш девочка в Литве..." - о неизвестном миру лагере смерти в песчаных карьерах Панеряй, который мне показал Эдуардас Межелайтис. Писал: "Я - патриот каждого обиженного, растоптанного народа". Московские писатели-юдофобы удивлялись такой позиции казаха, пытались найти этому кровное объяснение: "У Олжаса мать - бухарская еврейка". И в ЦК КПСС на полном серьезе меня об этом спрашивал один весьма высокий чин. Я сказал, что в мамин паспорт не заглядывал, но вот вернусь в Алматы, загляну - и дам телеграмму из одного слова - "нет!". Или таки "да"... После выхода "АЗ и Я" в 1975 году печаталось много критических статей, где, суммируя мою деятельность, меня называли и пантюркистом, и казахским националистом, и сионистом, и просто фашистом. Были, впрочем, и другие оценки: избрали в состав Международного трибунала по осуждению геноцида. Я и сейчас остаюсь патриотом каждого униженного народа. Об этом знают азербайджанцы, чеченцы, ингуши, карачаевцы, русские... Да, русские, которые вдруг становились нацменами ("национальным меньшинством") в новых независимых государствах.

В советское время я активно выступал за развитие казахского языка, когда это еще не поощрялось властью. Союз писателей Казахстана, где меня избрали руководителем, провел первую конференцию, посвященную защите казахского языка. Докладчиками я попросил быть признанных наших классиков Габита Мусрепова и Габидена Мустафина. Конференция имела большой резонанс. Наши литературные журналы выходили небывалыми тиражами. Кто ныне поверит, что "Жулдыз" выходил ежемесячно тиражом в 240 тысяч экземпляров в то время, когда Союзом писателей Казахстана руководил литератор, пишущий на русском языке? Когда казахский язык стал государственным, тираж скатился до двух тысяч. Статус казахского языка действительно нуждается в возвышении. Но не за счет унижения русского, который обладает конституционными правами языка межнационального общения. Что касается предложений решительно перевести делопроизводство по всей республике на казахский, в мажилисе выступать только на казахском и даже лишать гражданства тех, кто не успел изучить казахский, - их авторы могут, сами того не сознавая, нанести непоправимый вред и языку, и своему народу.

Я верю в то, что многие защитники казахского языка действуют искренне, что они по-настоящему озабочены. Но им не хватает опыта. Международного опыта, знания международной ситуации, которое могло бы скорректировать их предложения. Язык в свое время стал жертвой общей идеологии интернационализма. Тогда национальное противопоставлялось интернациональному, так же как частная собственность - коллективной. Но вот мы отмахнулись от коллективного, а новую идеологию индивидуализма еще не выработали по-настоящему. А может, не надо было с маху отказываться и от колхозов, и от интернационализма? Я всегда был против подхода "или - или". Надо постепенно к "и-и" прийти. И то и другое - в каких-то пропорциях. А пропорции выработаются по ходу, они не в головах рождаются - они в жизни, в практике. И тогда на базе этой практики давайте теорию создавать, то есть новую идеологию, национальную идею. В основе национальной идеи все-таки должен лежать интернационализм.

- Интернационализм действительно может стать основой. А что еще нужно добавить к казахстанской национальной идее?

- Равенство, сближение, взаимопомощь. Казахский язык нуждается в помощи русского языка и общественности. Здесь русскоязычное население, русскоязычные казахстанцы должны помогать. И тогда не будет обострений, этой оголтелой самодеятельности: давайте все переведем сразу на казахский язык.

- Сейчас наиболее дальновидные представители казахской интеллигенции критикуют терминологическую комиссию. Некоторые считают, что эта комиссия просто губит язык.

- В терминологической комиссии странные люди сидят. Я 50 лет играю в волейбол, и вот читаю: Октябрь Жарылкапов был первым тренером нашей национальной сборной по ручному мячу. Это волейбол они назвали "ручной мяч" - так буквально переводится с казахского новый термин. А куда тогда девать настоящий ручной мяч - гандбол? Меня не устраивает, чтобы фортепиано называли "сундуком кюев". Пусть будет фортепиано, пианино, рояль. Они все эти три инструмента переводят одним словом. Этим самым очень обедняют язык. В каждом языке должен быть пласт международной лексики. Тогда даже разноязычные люди поймут друг друга. Русский язык тоже испытывал в свое время нападки невежественных лжепатриотов, которые калоши называли мокроступами, а фортепиано - тихогромом. Не прижилось все это.

Пора прекратить развращение великой культуры слова.

- Не могу не спросить, что вы думаете о современной литературе? В частности, казахской?

- Повторю то, что уже сказал: наш "Жулдыз", толстый литературный журнал, имел 240 тысяч экземпляров, это был самый высокий тираж в мире среди национальных журналов. Вот такой у нас был великий казахский читатель. Литература, может быть, была не столь великой, но читатель был великим. Он подтягивал литературу, оказывал на нее влияние, повышал планку. Сейчас многое поломалось, в том числе и это. И литература наша пока не развивается. Отсутствие цензуры оборачивается нецензурщиной. И в России так, и в Казахстане. Все притормозилось, потому что читатель притормозился. Нет такой востребованности у литературы, какая была когда-то. Я был в Москве в Союзе писателей. Бедственное положение у них, живут за счет сдачи внаем комнат в здании Союза. А раньше это было очень уважаемое учреждение. И люди сидели какие там, черт возьми, известные! И драки идеологические происходили высочайшего класса, и была злость. Злость облагораживает, она - как грань алмаза. А сейчас злобы много появляется, вот это плохо. И невежества. Цензура обязательно должна быть - художественная, творческая. Необходим какой-то заслон невежественному графоманству, потому что читатель теряет ориентиры. Он не знает, что такое хорошо, что такое плохо. Читатель слабо подготовлен, а если еще и пишущий слабо подготовлен? И здесь бравировать понятиями "свобода слова", "демократия" - значит профанировать и развращать великую культуру слова.

- Несмотря на то, что вы проводите много времени вдали от родины, ваше имя здесь периодически вспоминают, звучат нападки на ваши позиции и высказывания. С одной стороны, ситуация напоминает хрестоматийных Слона и Моську. А с другой… Вам недосуг отвечать или просто не считаете нужным?

- Кажется, Чехов сказал: "Если тебя кто-то укусил за ногу, не пытайся ответить тем же". Мне показали недавно подборку газетных вырезок. Я верю, что они написаны истинными патриотами. Но они напрочь отказывают в патриотизме мне. Только потому, что я люблю русский язык, литературу. Есть произведения просто малограмотных авторов, есть подписанные докторами филологии. Особенно замечательна реакция на мое недавнее выступление в Москве. Открылся Год Азербайджана в России. И азербайджанская диаспора пригласила меня на встречу. "Почему Сулейменов, выступая в Москве перед азербайджанцами, хвалил русский язык, а не казахский?!" Вот на этот вопрос мне трудно ответить ученому-патриоту. О чем мы говорили с азербайджанскими друзьями? В том числе и о том, что в Европейском союзе основная проблема - отсутствие языка межнационального общения. Английский? Но французы выступают против: "Наш лучше!" Немцы и англичане не соглашаются на французский. И т. д. А в будущем Евразийском союзе такой проблемы может не быть.

У нас весь ХХ век в трудах, драмах и великих свершениях вырабатывалось много общего, в том числе и язык межнационального общения. Это ценность, от которой нельзя отказываться, запираясь в скорлупу национальных границ. Благодаря русскому языку в национальные культуры вошел весь мир. И вот полтора десятилетия после развала союза область распространения русского языка сжимается, как шагреневая кожа. И уже только 40 процентов азербайджанцев могут читать и разговаривать по-русски. В Армении, Грузии, Узбекистане, Туркменистане, Прибалтике - на порядок меньше. Даже Украина вытесняет русский. В мире - пять тысяч наречий, и только шесть из них признаны официальными языками ООН. Русский в том числе. И если казах в качестве второго языка знает и русский - это достоинство, от которого не надо отказываться, это было бы бесхозяйственно. Если узнает и третий, и четвертый язык - браво! Прибавлять новое, но не отказываться от того, что уже имеешь, - вот девиз новых поколений.

- Расскажите немного об Олжасе Сулейменове-человеке. Как протекает ваша жизнь? Как вы проводите свободное время, если оно есть? Пишете ли что-нибудь новое? Что любите есть и пить? Есть ли у вас увлечения - типа коллекционирования или охоты? Есть ли вилла на Канарах и "Феррари" за миллион долларов?

- Протекает, к сожалению. Раньше у поэтов был девиз: "Ни дня без строчки!" Сейчас - ни дня без страницы: материала мыслительного накоплено больше, чем было в юности. Три-четыре вещи одновременно в работе. Ем все, что кажется вкусным. Коллекционирую этимологические словари. Они помогают мне понять происхождение слов, языков, письменностей, Человека Разумного. А насчет виллы и "Феррари" - увы. Надеюсь построить дом в Алматы. В незадымленном районе. Дом с большой библиотекой, наполненной словарями пусть не всех пяти тысяч языков человечества, но многих. И среди них - этимологический словарь казахского языка, созданный с моим участием.