Пока, можно говорить, что Россия живет со странами СНГ все еще в одном культурно-смысловом пространстве. Говорим, и понимаем друг друга, мы по-прежнему на одном языке (старшее и среднее поколение от 25 лет в городах), опираемся на общее культурно-историческое наследие (имперско-колониальное), имеем схожие структуры власти, (жесткие президентские вертикали, где-то на грани авторитарности), имеем очень похожие модели трансформации их административного дизайна (от "бархатных революций до управляемых реформ). Страны СНГ, бывшие республики СССР одинаково вошли в состояние "свободы", то есть ситуацию, в которой возможно было заново отстроить социальную реальность, в соответствии с тем представлением о должном, которое возникло под влиянием резкого вхождения в нашу жизнь западных образцов. Состояние "постсоветскости" пока достаточно абстрактный термин, тем не менее, достаточно емко описывает схожее для всех обществ состояние перехода к свободе социальных действий при одновременной ломке сложившихся стереотипов и "общественного договора" о нормах социального поведения. Одним словом, когда мы пытаемся определить состояние единого смыслового или "гуманитарного пространства СНГ", на самом деле мы говорим о почти идентичных принципах организации общества и политики.

За пятнадцать-двадцать лет появились новые, сравнительно понятные для всех стран и регионов, привычки ведения бизнеса (почти в равной степени опутанного коррупцией); новые методы социальной коммуникации, атомизация при одновременной коопераций по группам интересов; общая для всех стран политическая риторика и техника пропаганды власти. Везде, одинаковая эволюция политического пространства: оно появилось из дискуссий на съездах народных депутатов СССР, где соединились диссиденты, партийные чиновники, профсоюзные и комсомольские лидеры, другие, кто чувствовал способность и желание вести дискуссии "о судьбах…". Со временем, достаточно быстро политическое поле из сравнительно живого и свободного стало полностью монополизированным государством. Везде это поле жестко контролируется, но в нем, равно в любой стране, возникают локальные фрагментации на "почвенников" (националистов) и "западников". Везде, неважно, это Казахстан, Азербайджан, Россия, Беларусь, в обществе присутствует запрос на барьер национального против всеобщего и глобального. Практически везде структуры государства, приобретая силу и влияние, дрейфовали от сравнительно открытой до замкнутой корпоративиской модели существования.

При том, что страны дрейфуют каждая в свою сторону, западные участники СНГ ближе к Европе, а центральные к Азии, но разница между постсоветским казахом, украинцем, киргизом и постсоветским россиянином не столь велика, они гораздо понятнее друг другу, чем соседям, за пределами СНГ. Пока, кардинально не сменились поколения, мы еще ментально вместе. Но это время уходит...

Есть и ключевая разница. Непохожесть политической России с другими странами, в том, что у нее, присутствует представление о "миссии" к постсоветскому пространству. Миссия "старшего партнера", "поручителя", "несущего ответственность", "утешающего", "дающего".

В политических кругах стран Содружества эту миссию зачастую понимают как имперскую, боятся ее. Некоторые, а таких групп достаточно, хотя они не всегда представлены в политическом поле, разделяют и понимают историческую обусловленность российской "миссии". Впрочем, большинство элит СНГ, согласятся с тем, что это не их опыт, и коль скоро это не их забота и проблема, то и зачем поддержка этих российских интенций.

Ключевая проблема, что неоднократно упоминалось, в том, что "имперскость" не заданный проект, не политическая воля руководства РФ, не что-то конкретное, а что-то не вполне проявленное, где-то внутри. Это скорее состояние и самосознание страны и людей, которые больше поддержат высказывания, например патриотически настроенного Затулина о роли РФ в СНГ, нежели Лаврова о том же самом. Поэтому, в целом не будет сильным преувеличением сделать такое сравнение: Россия смутно ощущает себя на постсоветском пространстве сродни тому, как ощущает себя отец по отношению к сыну-подростку. Он может заботиться. Он может не заботится. Он может наказывать. Сыну же не нравится не один из вариантов. Учтем еще один момент – сам отец очень юн, и не располагает средствами для достойного и умного воспитания….

Гуманитарные механизмы как база решения негуманитарных проблем.

Распространение учебников для вузов и книг еще можно связать с задачами политики, но политика "учебников" максимально далека от политики "единой энергосистемы". Действительно, запустив проект единого культурно-смыслового пространства СНГ сейчас не решить никаких конкретно материальных и структурных проблем каждой из стран, а значит не начать интеграции. Перечислим некоторые самые распространенные и острые кризисы, стоящие перед странами СНГ:

- старение производственной базы и отсутствие собственных инновационных производств;

- разрыв в уровне доходов и зарплат между массой и элитами, нижней границей среднего класса и необеспеченными;

- удорожание тарифов на энергоресурсы и транспорт, здесь же дефицит объединенных транспортных систем;

- этно-территориальные конфликты;

- ухудшение условий внешней торговли, давление глобального рынка на местных производителей;

- заметное увеличение нагрузки на социальную систему, прежде всего на здравоохранение и пенсии даже в тех странах, где средний возраст трудоспособного населения ниже европейского. Во многих странах СНГ если и не начинается рост доли людей из старших возрастных групп, то точно возрастают социальные обязательства государства.

Это беглая выборка дает нам представление об общих социально-политических и геоэкономических проблемах.

В каждой стране это задачи не для роботов и абстрактных саморегулирующихся систем, а для живых людей, подготовленных кадров с высоким уровнем профессионализма. Отсюда и переход к тому, что называется подготовкой человеческого капитала.

Несложно догадаться, что делая ставку на "гуманитарный проект" - улучшение качества человеческого капитала в СНГ, - не так быстро как хотелось бы, но при желании, Кремль сможет обеспечить базу для интеграции. В этом заключается позитивный, обнадеживающий пафос гуманитарного развития. Пока только пафос, потому как привлекательность РФ для масс населения и элит на постсоветском пространстве не достаточно очевидна. Но ситуация и не так безнадежна.

Сложилось достаточно ясное основание интеграции, усиливающее живые связи между странами. На протяжении почти двадцати лет, Россия замыкала на себя большинство миграционных потоков внутри пространства СНГ. Если тогда подготовленность человеческого капитала была не важна (Россия просто стала выходом из кризисного и нищенского положения для миллионов "работяг"), то теперь надо говорить о приобретенном капитале РФ, ведь многие из мигрантов первой волны стали вполне состоявшимся гражданами РФ, в большинстве своем претендующими на слои из среднего класса, они живут в крупных городах, но не разрывают старые связи с родиной, они есть тот самый базовый и наиболее живой уровень объединения РФ со странами СНГ. Наконец, нельзя забывать о представителях высшего класса и крупного бизнеса, живущих в РФ, нужно создавать им благоприятные условия для инвестирования в общие проекты, и не выдавливать по политическим основаниям из экономического пространства, они в любом случае выберут себе предпочтительное место проживания. Именно такие межгосударственные связи обладают наиболее ценными достоинствами и потенциальными ресурсами для решения политических и экономических задач интеграции.

На втором этапе требуется более тонкая настройка. Бизнес готов активно вовлекаться в инновации, при соответствующих условиях, а государству необходимо поддерживать не только проекты с быстрой окупаемостью. Особое внимание здесь могло бы быть уделено вопросам создания совместных научных центров, проектов подготовки кадров высшей квалификации, совершенствования работы в области создания информационного и научного пространства, без границ. Расширения сети филиалов ведущих вузов, как российских в странах Содружества, так и вузов СНГ на территории РФ. Последнее, сейчас находится на стадии пробного эксперимента по инициативе азербайджанских ВУЗов.

Что сейчас практически представляет собой "гуманитарный проект"?

Серьезных структур специально нацеленных реализовать такую гуманитарную стратегию сейчас нет, а те, что должны работать в этом направлении, выполняют лишь долю необходимого. Собственно нет и людей способных своим авторитетом толкнуть вперед. Можно перечислить лишь отдельные, естественно сложившиеся островки. Например, сотрудничество в области кинематографа: российские фестивали по-прежнему притягивают интерес авторов и производителей кино в СНГ. Привлекает российский Интернет, медийные структуры. Российское информационное пространство, пожалуй второе после миграционного, сумело притянуть к себе интерес населения Содружества. Во – первых, русский язык по-прежнему остается основным языком коммуникации между группами элит и странами. Во-вторых, на протяжении последних 15-20 лет русский оставался главным языком теле интертеймента: первый и второй канал российского телевидения транслировался почти во всех странах. Однако национальный язык в каждой стране поднимается, и при помощи государства активно входит в медийное пространство, без поддержки из РФ коммуникационное покрытие русского языка будет таять. Поэтому повторим еще раз, преимущество русского на постсоветском пространстве есть естественная ситуация после семидесяти лет СССР, но после распада, это преимущество почти не поддерживается политикой Кремля.

Если говорить о механизмах и реальной политике, то надо вспомнить, что в структурах СНГ существует Совет по гуманитарному сотрудничеству государств-участников. Недавно его возглавила помощник президента РФ Джахан Поллыева, она также известна как глава спичрайтеров в администрации Путина, одновременно она остается представителем президента РФ по вопросам гуманитарного сотрудничества со странами СНГ. И еще она родом из Туркмении, где как известно, не так все хорошо было у наших соотечественников. Поллыева должна как раз и раскрутить потенциал этой структуры, возможно единственно не раздражающей своих участников.

О проектах, в котором заинтересован Совет и его новый руководитель известно сравнительно немного:

1. В Кремле понимают - возрождение национальной культуры и языков в странах СНГ естественный и безальтернативный процесс. Но при этом необходимо поддержать как минимум нынешний уровень знания русского. Поэтому, приветствуя процесс развития национальных языков в СНГ, Совет будет стремиться уделять внимание русским программам. Совет должен будет продавливать через министерство образования РФ и сами учебные заведения, квоты для студентов из СНГ. Должен наконец-то быть окончательно решен вопрос о взаимном подтверждении дипломов. Серьезное внимание будет уделено развитию русских библиотек в вузах СНГ.

Пример:

При переходе с кириллицы на латиницу усложняется практика изучения русского языка. Однако лингвисты утверждают, что даже в новых условиях методики преподавания русского языка в странах Содружества все равно должны отличаться от тех, что применяются в "дальнем зарубежье". Началась разработка новых учебников совместно с преподавателями из стран СНГ. Так, к концу года планируется получить обновленные учебники русского языка для национальных (нерусских) школ и вузов.

2. Аккумулированием денежных средств для Совета займется Фонд гуманитарного сотрудничества. Соглашение о нем подписали семь государств. В организационно-правовом плане этот Фонд должен быть похож на ЮНЕСКО. По планам Поллыевой, через фонд в страны СНГ можно будет проводить различные проекты от научно-производственных до творческих и образовательных. Часть проектов планируется реализовать на принципах частно-государственного партнерства.

Для чего это надо.

Для 2007 года, объявленного годом русского языка в СНГ, перечисленное - не густо. Оно и понятно, пятнадцать лет СНГ - это пятнадцать лет дезинтеграции, экономических кризисов, этнических войн, это период смены поколения в политике и одновременно затухание гражданской активности в самой большой стране СНГ – в России.

Сейчас, управляющую элиту Содружества скорее интересует отлаженный экспорт, рост производства, поэтому сейчас в СНГ реально востребованы только транспортные и инфраструктурные проекты. Но это не означает, что время для гуманитарных усилий не пришло, все это необходимо осуществлять параллельно. Кроме того, если мыслить десятилетиями, то сценарий возвращения эпохи интеграции на постсоветском пространстве может реализоваться. В таком случае, даже отсутствие экономического базиса не должно лишать воли к более тесным отношениям в гуманитарной плоскости. Если сохранится на будущее, хотя бы то, что есть сегодня, то потом, когда будут заново очевидны центростремительные тенденции эти усилия из "бесперспективных" перейдут в разряд краеугольных.

[Версия для печати]

Таджикистан и Россия: Проблемы существования диаспор в инокультурной и иноверческой среде

29.03.2007, http://www.ferghana.ru

Виктор Дубовицкий

Из известных проектов государственного строительства, осуществляемых в Республике Таджикистан после 1991 года, крупнейшими являются три: «исламский», «светский» (национально-консервативный), а также «либерально-демократический». К крупным проектам другого уровня можно также отнести «исмаилитский» и «арийский».

Что касается современной России, то здесь, рассматривая эквивалентные национальные проекты того же исторического периода, можно говорить о «либерально-демократическом», «государственническом» и «национально-патриотическом» проектах. В силу догматической специфики православия, последовательно отвергающего прямое участие в политической власти и приемлющего лишь духовное окормление власть предержащих, в России не возникает проектов подобных «исламскому». Однако «православный проект» неминуемо присутствует в качестве компонента (большего или меньшего) в различных вариантах «государственнического» и «национально-патриотического» проектов. О подобном же компонентном присутствии в различных вариантах названного российского проекта можно говорить и ведя речь об «арийстве», более известном в России в рамках движения «неоязычества».

Сразу оговоримся, что, по нашему мнению, рассмотрение судьбы «либерально-демократических» проектов в Таджикистане, равно как и в России, неперспективно из-за их все большей непопулярности, вызванной чуждой цивилизационной принадлежностью. «Исламский» проект в Таджикистане, вероятно, не имеет самостоятельной перспективы (во всяком случае - в ближайшие два десятилетия) из-за географической и геополитической периферийности самой Средней Азии в мире ислама, что во многом объясняется длительным (от 70 до 259 лет) пребыванием территорий и этносов региона в составе иноцивилизационного государства - Исторической России (Российской империи-Советского Союза). Однако ислам для Таджикистана, равно как и православие для России, является обязательным элементом «государственнического» и особенно «национально-патриотического» проекта. Являясь признанной духовной исторической основой для культуры таджиков и значительной части (до двадцати процентов) россиян, ислам будет играть важную сплачивающую и мобилизующую роль для своих адептов. Эту же функцию выполняет для русских (великороссов, украинцев и белорусов) православие.

Какова же роль национальных российской и таджикской диаспор в осуществлении этих проектов? На наш взгляд, это лучше всего видно на примерах русской (и шире - российской) диаспоры в Таджикистане и таджикской в России, находящихся в поисках оптимальных условий существования в инокультурной и иноверческой среде этих двух стран.

Проблема диаспорального существования со всей остротой возникла для многих народов бывшего Советского Союза сразу после его развала в декабре 1991 года. Так неожиданно за рубежом своей этнической родины оказались 25 млн. русских (великороссов), более 15 млн. украинцев и так далее. Разумеется, что и до этого момента в рамках СССР та или иная часть этносов проживала за пределами территории формирования и расселения своего этнического «ядра», но диаспоральные признаки в период существования «квазиимперии» были смазаны и не осознавались в полной мере. Исключение составляли, пожалуй, лишь этносы-представители «мировых» диаспор: еврейской и армянской, чей диаспоральный опыт насчитывает десятки веков.

За последние четырнадцать лет на территории стран СНГ сформировались устойчивые диаспоры из представителей многих этносов, населяющих его территорию. Во многих из них (например - в русской диаспоре) существует устойчивая тенденция к сокращению численности, связанная с выездом на этническую родину, другие же, как, например, таджикская, динамично увеличиваются.

Русская диаспора представляет собой часть русского населения Таджикской ССР, постоянно проживающего на территории Таджикистана с 1868 года. Накануне обретения независимости Республикой Таджикистан, по данным переписи населения 1989 года, число русскоязычных составляло 388 тысяч человек (7,6 процента от общей численности населения страны). По последней переписи, проведенной в Таджикистане в 2000 году, количество членов русской диаспоры составляет 68,2 тысяч человек (1,1 процента от нынешней численности населения страны) . По данным Совета российских соотечественников Таджикистана (СРСТ), численность российской диаспоры в настоящее время еще меньше: русских - не более 45 тысяч, татар и башкир - около 15 тысяч, осетин - около 1 тысячи человек.

Что касается таджикской диаспоры на территории России, то она имеет историю, выходящую за хронологические рамки присоединения Средней Азии к России: уже в начале XVIII века на территории Южного Урала присутствовало значительное количество жителей среднеазиатского происхождения, в том числе «из Бухары и Бадахшана». Судя по всему, это были представители политической эмиграции, бежавшие за пределы среднеазиатских государств в результате борьбы за власть династических и этнических группировок. Исторической реальностью постсоветского периода стало первоначальное формирование таджикской эмиграции по тем же политическим причинам, в результате начавшейся в мае 1992 года гражданской войны. В сентябре-декабре 1992 года в Москву, Санкт-Петербург, Новосибирск, а также города юго-востока России прибывают первые беженцы и вынужденные переселенцы-таджики, представители каратегинской и бадахшанской этно-территориальных групп. Большинство из них являлись либо непосредственными участниками демоисламистских политических движений и незаконных вооруженных формирований, либо членами их семей.

С середины 1990-х годов на территорию России начинает выезжать все большее количество трудовых мигрантов, часть из которых оседает в стране на постоянное жительство. Официальные данные Таджикистана по трудовой миграции называют цифру в пределах четырехсот тысяч человек в год, неофициальные источники- от шестисот тысяч до одного миллиона. По некоторым оценкам миссии ОБСЕ, сделанным в 2003 году, до одной трети мигрантов из Таджикистана стараются закрепиться на территории России на постоянное жительство. Какова же роль названной диаспоры в осуществлении упомянутых национальных проектов как в России, так и в Таджикистане?

Начнем с того, что все более увеличивающаяся трехсоттысячная таджикская диаспора в России, равно как и питающая ее трудовая миграция, дает своей этнической родине гигантские средства для осуществления любого проекта - по некоторым данным, до 1 млрд. в год, что равняется трем республиканским бюджетам. Но одновременно вторым объективным фактором существования многочисленной таджикской миграции является исключение из политической жизни республики значительной части ее населения, что не может не сказаться на темпах и результатах осуществления тех или иных национальных проектов в Таджикистане.

Что касается участия таджикской диаспоры в осуществлении российских национальных проектов, то помимо чисто экономического вклада, она являет собой положительный пример мирных и трудолюбивых мусульман, не связанных с войной и экстремизмом и не претендующих (подобно диаспорам кавказских народов, исповедующих ислам) на важные ниши в экономике, не поддерживающих сепаратизм своих этнических образований или создание исламского халифата за счет территории России. Таким образом, существование и деятельность таджикской диаспоры в России является вполне органичным компонентом в осуществлении «государственнического» проекта.

Но наиболее интересной роль таджикской диаспоры может быть при осуществлении «национально-патриотического» проекта, который, на наш взгляд, в условиях ужесточающегося противостояния западной и мусульманской цивилизаций может стать развитием «государственнического» проекта, как в России, так и в Таджикистане. В этом случае, для духовного и исторического обеспечения проектов в обеих странах необходимо подключение не только потенциала ныне исповедуемых религий (ислама и православия), но и более древних ресурсов духовности, даже в значительной степени реконструируемых и мифологизированных. Характерно, что для обоих проектов существует одна основа в виде арийства, проблемы которого активно разрабатываются как научными, так и эзотерическими кругами. В качестве научного направления можно назвать «работы вокруг Синташтинского комплекса, Аркаима и «Страны городов» на Южном Урале, проводимые с конца 1980-х годов учеными Челябинского государственного университета и позволившие осуществить сопоставление фактических данных Авесты и Ригвед и охарактеризовать культуру ранних ариев». Оккультные направления представлены огромным количеством проектов, движений и теорий. Наиболее перспективным и «занаученным» из них является разработка «Книги Велеса», тексты которой якобы найдены в1919 году в России. Данные этого эзотерического источника удревляют историю славян до V тысячелетия до н. э.

Таким образом, таджикская диаспора в России приобретет роль связующего звена между двумя странами, задействовавшими древний духовный компонент арийства. Таджикская диаспора при таком развитии ситуации приобретет в России ряд привилегий и преференций в своей жизни и деятельности, что облегчается существующим до сих пор (единственным среди стран СНГ) межправительственным соглашением о двойном гражданстве. В первую очередь названные привилегии могут коснуться службы таджиков в вооруженных силах России, куда по замыслу руководства страны могут привлекаться граждане СНГ. Если при этом учесть, что за время пребывания на территории Таджикистана Группы российских погранвойск в ее рядах прошли службу несколько десятков тысяч таджиков, а еще несколько тысяч служили в 201-й МСД и продолжают служить на российской базе Минобороны и объекте космических войск «Окно» в Нуреке, то можно не ошибиться в том, какая из диаспор в России получит привилегии при оформлении на контрактную службу и в карьерном продвижении.

В случае начала осуществления «национально-патриотического» проекта в каждой из двух стран меняется роль и российской диаспоры в Таджикистане. Уже в настоящее время, в связи с оживлением экономических проектов РУСАЛа, РАО ЕС и других, в Таджикистан прибывает значительное количество специалистов, часть из которых, по нашему мнению, не ограничится «вахтовым» посещением и пополнит здешнюю диаспору.

Таким образом, в осуществлении национальных проектов, как в Республике Таджикистан, так и Российской Федерации у национальных общин особая, малоисследованная роль и, судя по всему, - большой потенциал.

[Версия для печати]