Континент (Казахстан) №02 (114). 04 - 17 февраля 2004

Полемика вокруг истины

Аждар Куртов (Москва)

Именно на этих людских слабостях испокон веков и любят играть публичные политики. Заставить народ саблей или плеткой поверить во что-то, конечно, проще, но как-то нецивилизованно. Иное дело изощренные технологии массовых манипуляций сознанием – вот где действительно проявляется настоящий талант политика. Главное, внушить окружающим, что определенная позиция – это и есть самая что ни на есть истина в последней инстанции. И никакой другой просто быть не может

Особенно преуспевают в этом искусстве внушения дипломаты. Именно от них мы узнали, что на исходе ХХ века Центральная Азия, оказывается, стала одним из тех регионов, интерес к которому существенно возрос в связи с изменениями в мировой политике. Пропустив помпезные речи дипломатов через своеобразный сепаратор, можно получить в сухом остатке следующие четыре тезиса:

1) только с распадом Советского Союза регион Центральной Азии получил возможность быстро развиваться, чего он был лишен в "колониальный период";

2) регион Центральной Азии является ареной столкновения интересов ведущих мировых держав, к числу которых относятся Россия и США;

3) перефразируя известное название произведения философа Шпенглера, после 11 сентября 2001 года в Центральной Азии наступил "закат России";

4) интерес к региону со стороны новых партнеров центральноазиатских государств носит фундаментальный и постоянный характер, который только и может быть положен в основу внешнеполитических доктрин стран региона, независимо от того, стоит или нет об этом заявлять публично.

Эти тезисы, при всех возможных вариациях, образуют позицию, которую можно сегодня встретить в специальной литературе, посвященной региону. Позволим себе высказать собственное мнение об этой позиции. Это будет мнение российского ученого, а не официального представителя России.

Необходимое введение

Известна расхожая сентенция, что история не терпит сослагательного наклонения. Поэтому суждения о том, что было бы в регионе, не приди в него в свое время Россия, мало что могут дать для подлинно научной дискуссии. И тем не менее, если мы будем оставаться на позициях объективности, то следует признать, что приход России в регион, во-первых, был исторически обусловлен и в чем-то даже неизбежен, а во-вторых, этот приход, при всех издержках, которые, конечно же, были (здесь не надо идеализировать историю), имел колоссальное значение для его развития.

Именно приход России способствовал созданию того фундамента, той базы, которая позволила центральноазиатским государствам продолжить свое развитие, пусть и не без трудностей. Разве не с "колониальным" российско-советским прошлым связаны разработки углеводородов в Казахстане и Туркменистане, промышленное производство хлопка в Узбекистане, металлургия Казахстана и Таджикистана, зерновое сельское хозяйство Казахстана, научные школы Киргизии? Да, были ошибки, которые многие сегодня интерпретируют как сознательную политику, направленную на создание экономики "сырьевых придатков метрополии". Но ведь при этом забывают, какой характер имела экономика региона до этого.

12 лет прошло как распался Советский Союз. И что мы видим сегодня? Развиваются в основном именно те направления и отрасли, которые были созданы в предшествующий период. Значит, не так уж бездумно их создавали наши отцы и деды. Нам надо более уважительно относиться к их вкладу в историю региона. Более того, если бы не плановый характер экономики СССР, вряд ли были бы построены объекты, которые сейчас приносят прибыль в бюджеты центральноазиатских государств.

Хотя мы и критикуем сослагательное наклонение в подходах к истории, тем не менее все же российскому приходу в Центральную Азию теоретически могли быть только три альтернативы: приход сюда маньчжурского Китая, красных мундиров Соединенного Королевства или, хотя это и маловероятно, вариант перманентной войны за независимость, подобной той, которая имеет место в Афганистане. И если мы все-таки начнем фантазировать, что какой-либо из этих вариантов осуществился – он что, кардинально улучшил бы судьбу региона? Полагаю, что нет. Прошлое человечества, к сожалению, реально вершилось отнюдь не альтруистами и гуманистами. Страницы истории писались кровью, были связаны с корыстными интересами субъектов большой политики. И по-другому быть не могло. А вот в том, что до сих пор люди старшего поколения помнят и то хорошее, что было в их прошлом, есть какая-то, как говорят русские, сермяжная правда.

Жупел колониализма

Итак, относительно суждения вышеупомянутого пункта "1" о колониальном прошлом и грандиозных новых перспективах. Представляется, что в начальный период независимости в наших странах подобные суждения были во многом реакцией на крайне болезненный характер происходящих перемен. В новых, достаточно трудных условиях обретения суверенитета политическим элитам и близким к ним социальным группам требовались простые и доходчивые для населения объяснения: почему жизнь огромного числа людей кардинально изменилась, и подчас в худшую сторону. Выход политические элиты нашли в лучших советских традициях, списав все беды на счет своих предшественников. В этом подходе отличились все, в том числе и российская элита, в среде которой были весьма популярны суждения о том, что надо избавиться от "нахлебников", "сбросить балласт из экономически неэффективных и дотационных союзных республик, которые мешают России семимильными шагами идти по пути прогресса". Жизнь показала, что риторика политиков на самом деле не решила проблем ни Центральной Азии, ни России.

Такая риторика время от времени встречается и сегодня, что можно объяснить сразу несколькими причинами. Во-первых, пока еще не произошла реальная смена политических элит, и поэтому действующие элиты не склонны публично признавать свои промахи, допущенные ими в ушедшем десятилетии.

Во-вторых, теория жуткого "колониального" прошлого и сегодня позволяет оправдывать, по крайней мере в глазах части населения, действия властных структур по реформированию экономической, социальной и политической сферы, даже если эти действия не приводят к декларируемым положительным результатам. "Российский колониализм" в этом смысле стал неким подобием стихийного бедствия: сколько усилий ни предпринимай, результат будет таким же.

В-третьих, наличие внешней силы, облеченной в темные одеяния колониализма, позволяло, ссылаясь на этот фактор, просить и получать разного рода помощь, в том числе финансовую, со стороны некоторых субъектов мировой политики.

Наконец, события в самой России подчас действительно позволяли заинтересованным действующим лицам негативно интерпретировать происходящее в выгодном для них направлении. Если бы Россия явила пример быстрого и бесконфликтного развития, если бы она действительно в относительно короткий срок достигла существенных и неоспоримых успехов на пути строительства рыночной экономики, правового и социального государства, то возможностей спекулировать на "российском колониализме" было бы существенно меньше. Но Россия, так же как и большинство ее соседей, мучительно переживает реформы.

Есть ли конфликт интересов?

Перейдем к вопросу о том, является ли Центральная Азия полем столкновения интересов России и США. Такое восприятие проблемы означает, что регион Центральной Азии рассматривается сторонниками такой позиции исключительно как некий объект для внешнего воздействия. То есть оборотной ее стороной должно было бы стать признание того факта, что сами центральноазиатские государства не являются полноценными субъектами международных отношений, а призваны играть лишь роль тривиальных статистов, своего рода пешек на шахматной доске (вспомним терминологию Збигнева Бжезинского).

Понятно, что такая логика не может быть признана политическими элитами государств региона. В силу этого данный момент постоянно пытаются затушевать, не акцентировать на нем внимание.

Между тем современные международные отношения на самом деле не так просты. Если мы, скажем, возьмем формально-правовой аспект, то любое государство является субъектом мировой политики независимо от того, большое оно или маленькое. От размера его ВВП, численности населения и тому подобных показателей в международно-правовом плане ничего не зависит. С этих позиций государства мира равны.

Но правовой подход на самом деле еще не есть вся правда о международной политике. Есть формальное равенство прав и есть реальное неравенство возможностей. В ООН входит множество государств, на Генеральной Ассамблее их голоса равны. Но и в работе ООН позиция США никак не равнозначна позиции даже десятка таких стран, как Либерия.

Что это значит применительно к региону Центральной Азии? Очевидно, что и Россия, и США имеют здесь свои интересы. Это бесспорно. Но ведь проблема состоит в том, насколько велики и соразмерны эти интересы. И правильно ли мы их интерпретируем. Для США Центральная Азия – это один из достаточно большого числа регионов планеты, где Вашингтон пытается решить некие проблемы в выгодном для себя ключе.

Для России же регион Центральной Азии представляет принципиально иное понятие. Россия непосредственно граничит с ним, причем такое соседство выгодно, прежде всего, именно центральноазиатским государствам, то есть налицо первое качество – географическое родство. Южные границы центральноазиатских государств представляют собой горы Памира и Копетдага. Они образуют как бы естественный географический ландшафтный предел, отделяющий Центральную Азию от Южной Азии и Среднего Востока. Именно горные хребты, а не реки на практике чаще всего становились границами между государствами. В нашем же случае география региона, а значит, и промысел Всевышнего, предопределили ситуацию, когда Центральная Азия оказалась как бы заперта с юга и, наоборот, открыта с севера степями Казахстана.

Не случайно такая открытость северного направления существенно облегчила коммуникационные контакты с северной державой – Россией. В числе этих контактов есть и несомненно выгодные с экономической точки зрения коммуникационные связи. Давайте представим себе, как бы выглядел регион, если бы между ним и Россией пролегали такие же высокие горные хребты, как на Памире. Ведь в этом случае он оказался бы в значительной изоляции от России, а это, в свою очередь, означало, что Центральная Азия неизбежно превратилась бы в изолированный внутриконтинентальный сегмент Евразии с массой вытекающих из этого преимущественно негативных последствий. Россия исторически связана с Центрально-Азиатским регионом таким образом, что, несмотря на все спекуляции по данной теме, этот фактор также работает в пользу России и образует второе качество – историческое родство.

При любых здравых вариантах экономического развития для государств Центральной Азии было бы неразумным игнорировать Россию как естественного и в то же время выгодного экономического партнера. Россия может и дать рынки сбыта, и обеспечить выход во внешний мир, и предложить выгодную кооперацию в самых разных сферах, включая высокотехнологичные отрасли производства. Немаловажно, что именно Россия в настоящее время является одним из самых главных "доноров" региона, если под таким донорством мы будем подразумевать не только традиционные понятия, связанные с займами и кредитами.

Для Таджикистана и Киргизии в большей степени, а для Узбекистана и даже Казахстана – в меньшей, Россия выступает, как страна, где граждане этих республик могут заработать себе и своим семьям на хлеб насущный. И данное обстоятельство на самом деле дорогого стоит, перевешивая очень многое из того, что могут предложить из-за океана. По мере решения внутриэкономических проблем в самой России у нее появляется возможность дать региону также и инвестиции. И это происходит уже сегодня, в частности в энергетике. То есть перед нами третье качество – экономическое родство России и Центральной Азии.

Это не означает, что Россия ставит перед собой цель быть "единственной и неповторимой", стремиться к монополизации и экономическому доминированию в регионе. Отнюдь. Для нее как раз выгодна конкуренция, без которой рыночные реформы в самой России только замедлились бы. Москва не выступает за консервацию или реставрацию отсталых нерыночных экономических связей, но она против того, чтобы кто-либо пытался естественные экономические выгоды поставить в зависимость от каких-то других соображений, в частности политических амбиций.

Россия и Центральная Азия, пусть не полностью, но все-таки составляют определенное цивилизационное единство, оба региона связаны культурой, языком, системами образования, сотнями тысяч нитей межличностных отношений, в том числе семейных. Все это образует четвертое качество – культурное, или цивилизационное родство. Этого родства нет и, надо полагать, не будет в будущем между Центральной Азией и США.

Означает ли все это, что в регионе Центральной Азии Россия и США обречены на соперничество? Ведь тот факт, что у России есть перечисленные выше фактические преимущества, еще не говорит о том, что сильный игрок на поле мировой политики, каковым, несомненно, являются США, все-таки не попытается использовать свои козыри, скажем, финансовую или военную мощь. Это действительно непростая проблема. Дать однозначный ответ пока было бы слишком самонадеянным шагом.

Постановка проблемы участия США и России в судьбах региона Центральной Азии исключительно через призму их соперничества не является непреложным фактом. Во многом это рецидив прошлого. Нынешняя Россия – это не Советский Союз. Нам всем надо осознать эту истину. Не только государства Центральной Азии, но и Россия (в определенном смысле и США) ищут свое новое место в изменившемся мире. Вряд ли России и ее народу нечего делать, кроме как в который уже раз бросить все имеющиеся ресурсы (объективно меньшие, чем у СССР) на соперничество с США.

Нельзя исходить из того, что Россия и США – это только соперники. Это не аксиома. Россия может сотрудничать с теми же Соединенными Штатами по самым разным областям и проблемам. Нет никаких особых препятствий к тому, чтобы Россия и США не смогли найти формулу сотрудничества и в Центральной Азии. Какой будет эта формула, сегодня сказать трудно. Но нельзя исключать даже того, что вскоре в Вашингтоне пойдут в рамках сближения между Россией и США на гораздо большую, чем это имеет место сегодня, лояльность в отношении присутствия России в Центрально-Азиатском регионе.

"Закат России"

Переходя к третьему тезису, то есть к суждениям о "закате России" в Центральной Азии, ее уходе из региона, потере ею всех ранее имевшихся позиций, поставим это под сомнение. Очень часто под уходом России понимается на самом деле трудный процесс трансформации прежней системы отношений. Да, в смысле центра громадного государства, от которого зависело почти все развитие региона, Россия действительно "ушла". Но ушла не Россия как субъект международных отношений, а СССР как государство с особой системой экономических и политических институтов. В этом смысле это естественный процесс. Государства Центральной Азии стали независимыми и суверенными, прежняя система связей не могла быть сохранена без изменений. Естественно, что, особенно в начальный период независимости, внешне это выглядело как сокращение присутствия России.

Но это не есть "закат России". Если закон отрицания отрицания применить к истории международных отношений, станет очевидно, что в начале 1990-х годов произошло первое отрицание: вместо прежнего качества – единого государства СССР возникло новое качество – несколько суверенных государств. Этот процесс был болезненным, часто политические элиты Центральной Азии старались намеренно позиционировать себя абсолютно независимыми от России. Сейчас процесс становления суверенизации полностью еще не завершен, но уже вызревает новое отрицание. Политически суверенные государства перестают болеть детскими болезнями боязни потери своего суверенитета и начинают осознавать выгоды от углубления сотрудничества с Россией. В будущем, возможно, мы станем свидетелями появления нового качества, которое родилось уже на новой основе, хотя и содержит в себе элементы из прошлого. И это вполне нормально. Так же, как и Освальд Шпенглер в свое время принял за "закат Европы" неведомую доселе трансформацию, так и ныне сторонники теории "заката России" ошибаются в своих оценках происходящего.

Западный альтруизм

Наконец настал черед высказаться относительно последнего, четвертого тезиса – о суждениях по поводу того, что интерес со стороны новых партнеров центральноазиатских государств по отношению к ним носит фундаментальный и постоянный характер.

Конечно, здесь нужно различать, какие именно новые партнеры Центральной Азии имеются в виду. Все мы перечислять не будем. Остановимся опять-таки на том партнере, который чаще всего упоминается в последнее время, – на Соединенных Штатах.

Поменялся ли после 11 сентября 2001 года как-то фундаментально экономический интерес США к внешнему миру. Достаточных оснований для подобного рода утверждений нет.

Возьмем в качестве примера основные экспортные товары Центральной Азии. Природный газ Туркменистана, Казахстана и Узбекистана США просто не нужен. Он нужен Европе и в меньшей степени Китаю и Японии. Но в Европу газ из Центральной Азии может попасть в обозримом будущем только через Россию. И в последнее время именно Россия не без труда, но разгребает завалы, накопившиеся в области транспортировки центральноазиатского газа к его потребителям. Существенные продвижения на этом пути есть у России и с Туркменистаном, и с Казахстаном, и с Узбекистаном.

Второй экспортный товар Центральной Азии – нефть. Здесь ситуация гораздо более сложная, чем с газом. Начнем с того, что существенный прирост добычи нефти пока имеет место только в Казахстане (за 2001–2002 годы – 17,5 млн. тонн). Кстати, для справки, за тот же период в России он составил цифру, в шесть раз большую. Доказанные запасы нефти того же Каспия, о которых так много говорят, на самом деле составляют всего лишь 1,2 проц. мировых запасов. США заинтересованы не столько в центральноазиатской нефти как таковой, сколько в контроле над уровнем ее добычи и путями транспортировки на мировой рынок, чтобы тем самым иметь еще один рычаг воздействия на мировой рынок нефти, которого у Вашингтона пока нет. И в этом смысле интересы США и государств Центральной Азии, очевидно, далеко не во всем совпадают.

Третий экспортный товар – металлы. Казахстан, так же как, впрочем, и Россия, уже имел удовольствие почувствовать на себе, что значит американский протекционизм в отношении стальной продукции. Конечно, кроме стали есть медь, золото, серебро, цинк и другие металлы, но заинтересованность США в них все-таки не фундаментальна. Да и конфликты с США возникали и по этой группе металлов. Вспомним, например, бериллиевые скандалы середины 1990-х годов.

Что же касается хлопка или зерна, то их США сами производят в десятки раз больше, чем Центральная Азия, и именно США во многом диктуют свою цену на мировых рынках. Причем цену не всегда выгодную для центральноазиатских производителей, что вынужден был отметить президент Узбекистана.

Конечно, фундаментальные интересы государств нельзя сводить только к торговле. Поэтому коснемся также интересов таких сфер, как безопасность, гуманитарная сфера, содействие развитию и упрочению демократии, борьба против исламского экстремизма.

После "событий 11 сентября" появление американских военных в регионе стало восприниматься как надежная гарантия безопасности. Но так ли это? Не следует забывать, что угроза исламского экстремизма не в последнюю очередь появилась вместе с движением талибов в Афганистане. Кто был повивальной бабкой этого движения, общеизвестно. Военные США появились в регионе, прежде всего, защищая свои интересы, поставленные под угрозу из-за действий террористов "Аль-Каиды".

Означает ли это, что США будут в будущем рисковать жизнями своих граждан для защиты нынешних политических режимов центральноазиатских государств? Нет, не от угрозы внешнего вторжения, а от внутригражданской смуты. Это очень большой вопрос, на который нет однозначного ответа. Россия же уже не раз демонстрировала, что она может сделать в этом направлении. Напомню: документ, подведший черту под многолетним гражданским конфликтом в Таджикистане, был подписан в 1997 году в Москве, а не в Вашингтоне.

Что касается поддержки демократии, то практика последних лет убедительно подтверждает, что это направление США рассматривают в утилитарном смысле. Когда возникает необходимость усилить воздействие на политических лидеров региона в интересах тех же Соединенных Штатов, тогда задействуются определенные рычаги, делаются громкие заявления в конгрессе и Государственном департаменте. Но это давление на самом деле не является ни эффективным, ни последовательным. Иначе возникает закономерный вопрос: почему же при всей своей мощи США так и не смогли добиться демократической трансформации региона. Да потому, что такая цель, вероятно, не входит в число фундаментальных интересов США в Центральной Азии.

Гуманитарная сфера, к сожалению, в современном мире пока не стала реальной доминантой в позициях внешнеполитических ведомств большинства стран нашей планеты. Прискорбно, но это факт. Например, сегодня ведется много разговоров о том, что Россия вводит ограничения для трудовых мигрантов из центральноазиатских государств. И это действительно так. Но ведь в США в этом отношении действует куда более жесткое, я бы сказал, на несколько порядков, законодательство.

Кстати, об интересах России в Центральной Азии. В России, как известно, большие пространства, а в Центральной Азии реально существует, хотя и не везде, избыток трудового населения. Это означает, что при нахождении приемлемых форм сотрудничества экономики России и стран региона вполне могут быть взаимодополняемыми. Экономический рост России, наблюдаемый в последние три года, должен только радовать население региона Центральной Азии, так как это будет означать открытие новых горизонтов для реализации надежд многих миллионов людей.

На самом деле большинство факторов, которые определяют позицию России по отношению к Центральной Азии, не являются однозначно конфликтными. Есть реальные проблемы, а есть и надуманные. Но есть также и пути их решения. Россия не пытается вернуть Центральную Азию под свой патронаж, не стремится конфликтовать на этом пути с США или Западной Европой. Россия стремится, возможно, не всегда наилучшим образом, найти новую формулу отношений со странами мира. Эта формула не должна ущемлять национальные интересы России. Внешняя политика России не будет строиться по принципу блокового размежевания. Для России важны отношения и с США, и с Европой, и с исламским миром, и, разумеется, с ее ближайшими соседями.