О социальной обусловленности норм международного права и дипломатическом признании Приднестровской Молдавской Республики

Виталий Журавлёв, представитель ПГУ им. Т.Г. Шевченко в РФ

Понятие «замороженный конфликт», которое часто применяется в молдо-приднестровских отношениях, на мой взгляд, следует трансформировать, учитывая, что в основе приднестровского вопроса в настоящее время лежит проблема международно-правового статуса Приднестровской Молдавской Республики.

15 лет ПМР существует как суверенное самодостаточное государство со всеми присущими атрибутами: правовой базой; банковско-финансовой системой; политическими структурами; печатными и электронными СМИ; армией; парламентом; органами безопасности; силами правопорядка; системой образования и т.д. Понятно, что Приднестровье имеет социальные проблемы, например дефицит инвестиций, но их оно самостоятельно, часто вопреки экономическому и информационному противодействию Молдовы, более или менее успешно решает.

Социально-политический конфликт, к которому относят проблемы, связанные с существованием так называемых «непризнанных государств», как известно, всегда имеет поликаузальный (многопричинный) характер: идеологический; религиозный; экономический; информационный; социально-психологический; личностный; символический и др. Все эти противоречия и факторы имели место в молдо-приднестровском конфликте в начале 90 гг., что закончилось в своей кульминации боевыми действиями весной-летом 1992 г.

Успешное проведение миротворческой операции, становление и независимое развитие в течение 15 лет РМ и ПМР, эти противоречия естественным образом сняло. Сняло в том отношении, что Молдова и Приднестровье существуют уже длительное время как два соседних независимых государства, в каждой из которых протекает своя политическая, экономическая, культурная и другие формы общественной жизни.

Население обоих государств, как показывают социологические исследования, совершенно нормально относится к такому положению дел, и его в первую очередь сегодня интересует решение социально-экономических вопросов, а не проблема политической интеграции территории бывшей советской Молдавии.

В этом смысле можно сказать, что молдо-приднестровский конфликт сегодня решён. Сложились новые реалии, которые необходимо признать. Если сейчас вести речь «о приднестровской проблеме», «о приднестровском вопросе», «о приднестровском урегулировании», то следует понимать под этим прежде всего необходимость международно-правовой легитимации ПМР, а уже в данном контексте рассматривать аспекты всех форм присутствия России в регионе, формат и содержание переговорного процесса, осуществление миротворческой операции, молдавский фактор, украинский фактор, румынский фактор, роль ОБСЕ, ЕС, США и т. д.

В этой связи следует шире посмотреть на роль и функции международного права. Важнейшая его функция - регулятивная, то есть регулирование и упорядочивания социальных процессов в международных отношениях. Но для этого само право должно адекватно отражать социальные процессы в мире. Вспомним историю. Современное международное право, и его основные институты, такие как Организация Объединённых Наций, Совет Безопасности, ОБСЕ и др. возникли после второй мировой войны на основе ялтинских, а позднее хельсинских соглашений. По мнению учёных, например известного американского социолога и специалиста в области геополитики мировых систем Иммануила Валлерстайна, взаимоотношения между Соединенными Штатами и Советским Союзом, которые легли в основу норм международного права, возникли из послевоенных реалий второй мировой войны, когда США заключили геополитическую сделку с Советским Союзом. В соответствии с этими соглашениями мир был разделён на зоны влияния, границы которых, несмотря на идеологические противоречия и «холодную войну» между двумя мировыми системами чётко соблюдались. Достигалось это политическое равновесие за счёт принципов и норм международного права, которые согласно уставу ООН были направлены на равноправное и мирное сосуществование государств с различными социальными системами. Возникшая в таких исторических условиях система международного права актуально отражала существовавшие в то время социальные реалии и основывалась, прежде всего, на том, что суверенные государства добровольно придерживались в своей внешней политике совместно выработанных правил поведении.

Когда ситуация в мире с конца 80 гг. ХХ века стала меняться кардинальным образом вследствие разрушения двух полярной миросистемы, то соответственно изменились интересы и модели поведения государств в международных отношениях. Если во второй половине ХХ века прагматичным и отвечающим национальным интересам государств было следование международно-правовым нормам, как ориентиру для сохранения мира и стабильности в эпоху ядерного оружия, то в период системной мировой трансформации прагматичной стала политика достижения своих целей любыми средствами. Действия США в Югославии, Ираке, Афганистане, на постсоветском пространстве, а также в отношении Ирана является наглядным примером безусловного приоритета собственного целеполагания над остальными условиями, в том числе нормами международного права.

Международное право стало по мере всё большего накопления случаев его нарушения превращаться в форму, которая существует сама для себя и всё более отрывается от социальной реальности, от социальных процессов, которые должно регулировать.

В этом плане показательны частые рассуждения о так называемых «двойных стандартах», о которых говорят политики и СМИ, комментируя политику западных государств. На мой взгляд, в самой смысловой форме – «двойной стандарт» кроется противоречие. Стандарт не может быть двойным, поскольку он по определению является мерой, эталоном, образцом для всего остального. Наличие для определённого класса эмпирических явлений двух различных, а то и прямо противоположных теоретических подходов, говорит не о том, что есть два стандарта, а о том, что нет ни одного. Можно сделать заключение, что в отношении социальных явлений, к которым применяется формулировка «двойной стандарт» регулирующих норм поведения просто нет. Когда международные организации объявляют выборы парламентов легитимными и признают их итоги в Ираке, Палестине, Афганистане и других политически нестабильных регионах мира и одновременно ставят под сомнение результаты выборов на постсоветском пространстве (например в Белоруссии, Приднестровье, Украине) становится понятно, что объективных критериев, стандартов в вопросе признания, внешней легитимации выборов просто не существует. Решающим фактором становятся представления о политической целесообразности развития ситуации в том или ином направлении и именно это формирует позицию государств и международных организаций в каждом конкретном случае.

Можно привести также многочисленные примеры явной непоследовательности и избирательности со стороны международных организаций, например Парламентской ассамблеи ОБСЕ в сфере защиты прав человека на постсоветском пространстве, скажем игнорирование массовых нарушений прав русскоязычного населения в странах Балтии.

Всё это подтверждает тезис о том, что международное право, по крайней мере, в своём прежнем виде, утрачивает свою основную функцию – регулятивную. С точки зрения собственно права это выражается в том, что утрачиваются такие основные характеристики данного института, как: всеобщность, обязательность, чёткостью и определённостью предписаний, применение равного масштаба к различным социальным субъектам в одинаковых ситуациях.

Осознание данного факта говорит о том, что к каждому социальному явлению, в том числе к вопросу дипломатического признания ПМР и других так называемых «непризнанных» государств, необходимо подходить творчески, исходя из анализа фактически сложившихся социальных реалий и политической целесообразности.

Показательна в этом отношении ситуация вокруг Косово - исторической территории Сербии, населённой в настоящее время преимущественно этническими албанцами и управляемой в соответствии с резолюцией СБ ООН №1244 специальной миссией ООН. По мнению, высказанному в ходе недавнего заседания в Лондоне участников Контактной группы по Косово на уровне руководителей внешнеполитических ведомств России, Великобритании, Германии, Италии, США и Франции, а также высокопоставленных представителей ООН, ЕС и НАТО будущий статус Косово может быть определён уже в течение 2006 г.

При этом вновь были упомянуты руководящие принципы, принятые Контактной группой в ноябре 2005 года, согласно которым не может быть возврата к положению, существовавшему до 1999 года (когда Косово входило в состав Сербии на правах территориальной автономии), не может быть раздела Косово, ни его присоединения к какому-либо соседнему государству. Решение о статусе должно подразумевать создание механизма установления добрых отношений Белграда и Приштины, указали министры, призвав временное правительство края усилить работу по осуществлению стандартов, одобренных Советом безопасности ООН. Была подтверждена решимость международного сообщества в переходный период после принятия такого решения создать соответствующие гражданские и военные структуры, которые обеспечили бы реализацию достигнутого решения, а также решимость НАТО обеспечить безопасность в крае с использованием расположенных там сил.

В этой связи возникла дискуссия о том, универсальным или уникальным является подход к определению статуса Косово и будет ли он создавать прецедент для других конфликтных ситуаций.

На мой взгляд, определение статуса Косово в определённом отношении будет универсальным – как очередной индикатор разрушения прежней системы международного права, а в каком то отношении уникальным - в плане решения конкретной социальной проблемы.

Но здесь есть ещё один существенный момент. Он состоит в том, что некоторые методологические и процедурные подходы в разрешении проблемы Косово по аналогии могут быть использованы и в приднестровском урегулировании. Показательно, что с точки зрения Контактной группы проблема Косово прямо и однозначно увязана с решением вопроса о её статусе. Речь идёт также о том, что между двумя столицами должны быть установлены добрососедские отношения, что необходимо исходить из воли народов Сербии и Косово, подчёркивается роль внешних вооружённых сил в крае по обеспечению безопасности и наконец нигде не утверждается, что проблема Косово должна решаться исходя из принципа территориальной целостности государства, в которое Косово формально входит. Как известно, в отличие от Приднестровья Косово не имеет суверенного самодостаточного государства, а представляет собой управляемую из вне территорию и тем не менее в отношении Косово чётко и однозначно ставится вопрос о необходимости политического самоопределения.

Возникает естественный вопрос, почему Россия, Украина и ОБСЕ не ставят вопрос о государственном самоопределении Приднестровья, о дипломатическом признании ПМР Почему руководство ОБСЕ снова возвращается к идее федерализации Молдовы, которая многократно обсуждалась и многократно отвергалась в ходе переговорного процесса? Почему в многочисленных проектах, планах, заявлениях исходящих от России и Украины урегулирование приднестровской проблемы a priori основывается на «соблюдения суверенитета и территориальной целостности Республики Молдова»? Ведь такого государства как Республика Молдова, если под государством традиционно понимать единство территории, власти и населения, нет уже 15 лет, да и правовая база образования самой МССР в 1940 году всегда ставилась под сомнение даже в Молдове. Точнее сказать, Молдова, конечно, существует, но в другом виде и в другом качестве, которое не соответствует виртуальной Республике Молдова, о которой идёт речь в официальных документах. Нынешняя Молдова с точки зрения истории и культуры, а также этнического состава титульной нации представляет собой государственное образование, наиболее близкое к Румынии и которое всегда будет тяготеть к интеграции с Бухарестом.

Полагаю, что невнимание к указанным фактам во многом объясняется инерционностью мышлению чиновников международных ведомств России и Украины, а также ОБСЕ, их боязнью адекватно реагировать на вызовы быстро меняющегося международного порядка. Даже по аналогии с предложениями по Косово, хотя это логично напрашиваются независимо от любой аналогии, можно ставить вопрос о проведении под эгидой ОБСЕ и стран участниц постоянного совещания по приднестровскому урегулированию формата 5+2 (Молдова, Приднестровье, Россия, Украина ОБСЕ + США, ЕС) референдума о самоопределении Приднестровья, об образовании Демократической Приднестровской Республики.

Тому, кто знаком с историей приднестровской государственности, хорошо известно, что она создавалась и развивалась путём выборов и референдумов, которые не признавались внешнеполитическими государственными и межгосударственными бюрократическими структурами, поскольку проходили в «непризнанном государстве», но которые всегда организовывались в соответствии с демократическими процедурами. Последние выборы в Верховный Совет ПМР 11 декабря 2005 г. осуществлялись в условиях полной информационной гласности при высокой активности избирателей и на основании избирательного кодекса, который прошёл международную экспертизу. Легитимность этих выборов с точки зрения соблюдения демократических процедур и легитимность Верховного Совета ПМР вообще не может вызывать никаких вопросов у объективного наблюдателя.

Всё вышесказанное позволяет утверждать, что в настоящее время сложились необходимые условия и основания для того, чтобы на политической карте Европы на левом берегу Днестра официально появилось новое демократическое государство, являющееся мостом дружбы между востоком и западом, имеющее дружеские отношения со своими соседями, занимающее достойное место в европейском сообществе.