Год после "Андижана". Когда эксперимент выходит из-под контроля

Андрей Грозин

Прошел год со дня так называемых «андижанских событий» ,и, несмотря на дефицит информации (вернее, обилие информации весьма однобоко представляющей все произошедшее в мае 2005 года), о событиях, произошедших в Андижане, уже можно сделать ряд выводов.

 То, что в Узбекистане имеются факторы, которые в любой стране способствуют резкому недовольству части населения политикой властей, не подлежит сомнению. По степени жесткости «властной вертикали» Узбекистан на постсоветском пространстве находится в лидирующей группе.

Узбекская светская оппозиция беспомощна. У нее нет никаких рычагов влияния, механизмов мобилизации масс, и она способна лишь «подхватить» спонтанные народные выступления. В результате узбекская  «дессида» ищет и находит выход в иной сфере. Узбекистан – самая исламизированная страна постсоветской Азии. При этом особенно сложная ситуация с политизацией ислама сложилась не в традиционных исламских центрах республики – Бухаре, Хиве или Самарканде, а в Ферганской долине. Этот социально и экономически неблагополучный регион стал центром распространения многочисленных неофициальных исламских течений. Этому способствовало и то обстоятельство, что именно отсюда, в частности и из Андижана, в свое время немалое число узбеков выехало в эмиграцию в арабские страны. Сохранив определенные связи со своими родственниками на исторической родине, эти узбеки стали проводниками различных интерпретаций исламского учения, ранее не свойственных массам населения.

Уже в 70-х годах ХХ века в Ферганской долине стали возникать подпольные исламские кружки, а заявку на роль в политике исламисты сделали еще в начале 1989 г. Еще в 1990 г. в Намангане была создана Исламско-демократическая партия, не сумевшая, впрочем, сохранить единство своих рядов и фактически передавшая эстафету Исламской партии Возрождения, учрежденной в январе 1991 г. Структуры этих партий опирались именно на неофициальные, не подчиняющиеся государству исламские общины, большинство из которых функционировало в Андижане, Намангане, Коканде и Фергане. В 1991 г. исламские структуры фактически стали брать на себя выполнение государственных функций в ряде регионов Узбекистана.

Но с 1992 г. власти начали наступление на позиции исламистов, деятельность ряда организаций была запрещена. Это вызвало радикализацию политических требований исламистов, начавших более активно налаживать международные связи с другими аналогичными структурами мусульманского мира, искать союзников в своей борьбе. Некоторые исламские общины Долины приняли идею вооруженного джихада и провозгласили своей целью замену светского режима на исламский халифат. Борьба светских властей с исламской оппозицией постепенно приобрела ожесточенный характер. Радикалы оказались замешаны в серии террористических актов (1998 и 2004 годов), в ответ государство не стеснялось применять репрессии.

Именно процесс против одной из «неформальных» исламских общин – «Акромия» - стала формальным поводом к мятежу в Андижане.

В ноябре прошлого года в московском отделении Фонда Карнеги прошла конференция с обсуждением интересной темы: почему не состоялась «цветная революция» в Узбекистане. Российским экспертам продемонстрировали видеозаписи событий в узбекском городе, сделанные самими мятежниками «для истории» (или, что, пожалуй, вероятнее, для отчета перед спонсорами об эффективном расходовании выделенных на «революцию» средств).

Понятно, что «твердокаменных» сторонников версии о том, что в Андижане имело место «демократическое выступление доведенных до отчаяния народных масс, потопленное в крови жестоким диктатором», никакие видеодокументы никогда и ни в чем не убедят.

По моему же мнению, более часа документальной съемки убедительно доказывает непреложный факт: Ислам Каримов поступил в тогдашней ситуации используя единственно возможные средства и предотвратил вполне реальную опасность мощного взрыва, способного не только «свалить» узбекские власти, но вместе с ними похоронить и более-менее нормальную ситуацию во всей Центральной Азии.

Непонятно, кстати, почему Ташкент не передал ведущим российским «кнопкам» копию этого фильма. Даже десятиминутная «нарезка» с постоянным скандированием «Аллах акбар!», горящим театром, избиением прикладами милиционеров и пожарников, потрясающими АК-74 и гранатометами молодыми людьми снимают почти все вопросы. Выступления тоже весьма красноречивы. Лейтмотив: надо продержаться сутки и нас поддержат другие города Долины, помощь близка.

Можно долго говорить о непрофессионализме узбекских спецслужб, «прохлопавших» подготовку мятежа, а потом, стремившихся прикрыть свою халатность подавлением всех оппонентов власти без разбора. Можно спорить и о том, что имело место в Андижане – социальное недовольство (город, кстати, самый экономически благополучный в Долине), выступление исламистов (Андижан является также и самым «светским» городом региона), провокация спецслужб («чекисты» против «ментов»), вылазка боевиков, инспирированная западными спецслужбами для свержения режима Ислама Каримова, или обсуждать  конспирологические версии о клановой борьбе.

В реальности, с полным основанием можно сказать о том, что показанные видеоматериалы стали наглядным подтверждением того, что резкое изменение узбекской внешней политики летом-осенью 2005 года стало, во многом, ответной реакцией на то, что до Узбекистана дошла та революционная волна, которую вице-президент США Ричард Чейни в недавней нашумевшей Речи в Вильнюсе назвал новой «эпохой героев». Можно долго спорить о том, насколько эта волна вызвана естественными причинами тех или иных государств. Однако нельзя отрицать поддержку подобного рода движений со стороны влиятельных сил на Западе и использование наработанных технологий, воспроизводимых по очереди в разных странах. Андижан, похоже, случай, когда подобные технологии вышли из-под контроля и породили чудовище. Уже с учетом киргизского «погромно-переворотного» опыта, становилось ясно, что «ненасильственные» методы свержения режимов, т.е.  стояние на майданах, палаточные городки с биотуалетами и песнями Русланы в Центральной Азии не воспроизводятся. Гораздо более подходящими для такого рода задач там оказались брутальные и дешевые методики – со стрельбой по милиционерам и расстрелами заложников. Для государств региона модель «революционного погрома» с сопутствующей резней куда жизненней речевок типа «разом нас богато» и коллективных танцев.

Показательно, что во время недавнего визита в Ташкент президент Казахстана Нурсултан Назарбаев особо отметил, что он считает вполне оправданными действия руководства Узбекистана в Андижане. Казахстанский лидер тогда сказал: «Я знаю, что и в Андижане вы защищали спокойствие 26 миллионов узбекистанцев, не только узбекистанцев, но и казахстанцев, и киргизстанцев, и таджикистанцев, и всех тех, кто здесь живет. Сегодня доподлинно известно через разведывательные службы, что подготовленные группы экстремистов вошли в Узбекистан с целью дестабилизировать не только вас, но и нас».

Какие же тактические цели преследовалась теми, кто организовал мятеж в Андижане? Во-первых, это, конечно же, была проба сил, своеобразная «репетиция». Также одной из явных целей мятежников было освобождение из заключения влиятельных лидеров в исламистском движении, чтобы дать им возможность действовать активно.

Узбекские власти не раз заявляли о наличии «киргизского следа» в андижанских событиях. Каримов, вскоре после подавления мятежа, заявил, что «центр, где они (группы боевиков – А.Г.) формировались, - это юг Киргизстана и территория Ферганской долины». Кроме того, когда боевики установили контроль над зданием администрации, они вели переговоры с рядом населенных пунктов в Киргизии и Афганистане. По словам Каримова, узбекским спецслужбам удалось отследить «телефонный звонок в Афганистан, другой в Ош, а третий в Джелалабад». Известно, что уже в первые часы после штурма позиций боевиков узбекские спецслужбы захватили «гражданина Киргизстана, по национальности киргиза, уже не говоря о тех узбеках, которые живут на территории юга Киргизстана».

Имея такие проблемы внутри страны и, что особенно тяжело, крепчающее из месяца в месяц информационное давление Запада, Каримов заметно изменил свою внешнюю политику. Это началось еще весной 2005 г., когда ему стало известно, что вслед за сменой руководства на Украине США готовят смену руководства в Узбекистане, Казахстане и Белоруссии, причем Узбекистан, судя по сообщениям ряда американских СМИ, стоял первым в списке кандидатов на очередную «революцию». Америка уже показала, что она не столько заинтересована в переманивании на свою сторону постсоветских лидеров, сколько в их замене на полностью подконтрольные фигуры наподобие Саакашвили. Нельзя исключать и того, что Вашингтон, проводя в Центральной Азии традиционную политику двойных стандартов, мог использовать в тактических целях радикальных узбекских исламистов.

Именно поэтому американские базы в Узбекистане перестали восприниматься как фактор стабильности и окончательно превратились в угрозу, поскольку в случае, если бы в стране начались серьезные беспорядки, вероятно, базы стали бы центром поддержки антиправительственных сил. Исходя из этого, Ташкент и «указал на дверь» Пентагону. Также в Узбекистане еще с 2004 г. началась борьба по вытеснению из страны западных фондов, НПО и СМИ, «засветившихся» как доноры и структуры сопровождения «цветных революций» в странах СНГ.

Сейчас можно говорить, что, несмотря на стабилизацию жизни в Андижане, возможность рецидива новых мятежных действий не только в Ферганской долине, но и в других регионах республики остается.

России же вовсе не безразлично, как будет развиваться политический процесс в крупнейшей стране Центральной Азии. Распад там государственности, к чему толкают Узбекистан с разных сторон внешние силы, никак не сможет пройти безболезненно или «малой кровью». Россия заинтересована в стабильном Узбекистане. Хотя бы потому, что по нему пролегает стратегическая труба газопровода из Туркмении. Если начнется большая узбекская смута, то сразу же рухнут все газовые контракты России с половиной Европы.

Вероятно, Москве следует быть готовой пойти, в случае ухудшения ситуации в регионе, на определенные жертвы. Надо отдавать себе отчет в том, что отгородиться от нестабильности в Центральной Азии нам не удастся в силу множества объективно существующих причин. По сути дела, речь идет не только и не столько о защите Узбекистана или политического режима в этой стране. Речь идет о защите России от серьезнейших угроз, способных на долгие годы превратить не только постсоветскую Азию, но и многие регионы РФ в поле боя с международными террористами и экстремистами исламистского толка.