Пора менять подходы

Андрей Грозин

За время после распада СССР специализированной центральноазиатской политики у РФ не существовало. Не было даже примерно сформулированных принципов: что и как делать в регионе. Отсутствовали признаки осмысленной позиции в отношении русских и русскоязычных диаспор в государствах региона. Не велось серьезной работы с центральноазиатскими элитами. Прогрессировавшее в 1991-1996 гг. в российском политическом руководстве стремление «отцепить азиатский вагон» и безоглядная евроатлантистская ориентация нанесли серьезный вред российским интересам. Центральноазиатский регион начал постепенно втягиваться в орбиту других мировых центров силы.

В последние годы, правда, ситуация выравнивается и на лицо постепенное сложение тактики и, отчасти, основ стратегии России в регионе.

Внешнеполитический блок российской политики претерпевает положительные изменения: в целом грамотное поведение Москвы во время и в первые дни после смены власти в Бишкеке, взвешенная оценка мятежа в узбекском Андижане, адекватная реакция на ситуацию в Туркмении после смерти С.Ниязова и ряд других шагов Кремля позволяет сделать вывод о том, что Россия пытается занять более активную позицию в диалоге с авторитарными центральноазиатскими режимами. Россия, несмотря на резкое сужение с начала XXI века сферы ее влияния в Центральной Азии, стремится сохранить здесь свои позиции. В известной мере в 2003-2006 гг. РФ преуспела в этом.

Россия имеет жизненно важные интересы в сырьевом комплексе Центральной Азии. Это углеводороды, гидроресурсы, уран, сталь, золото, редкоземельные металлы, алюминий, хлопок и т.д. Регион обладает большими резервами, и Москве следует всегда и при любых условиях ориентироваться на свою экономическую выгоду. Именно такой подход постепенно становится преобладающим в российской внешнеполитической стратегии.

Только серьезное экономическое присутствие, наличие крупных и взаимовыгодных экономических проектов, может явиться залогом эффективной политики России. Под подлинное союзничество нужно «заводить» экономическую базу. Это, в последние четыре года и пытаются делать ведущие российские ТНК.

Центральноазиатский регион является стратегическим буфером против внешних угроз, и многие стратегические интересы просто вынуждают Россию бороться за сохранение Центральной Азии в сфере своего влияния.

Долгосрочные последствия полномасштабного американского и китайского присутствия и влияния в Центральной Азии несут потенциальную угрозу российским интересам в регионе. Если ресурсы и потенциал ННГ Азии будет переориентирован на обслуживание интересов Запада или Востока, российским военным и экономическим связям (включая энергетические) с постсоветской Азией будет нанесен серьезный урон.

Именно поэтому всякого рода «многовекторная» (точнее, «флюгерная») внешняя политика, которую с большей или меньшей долей успешности пытаются проводить республики постсоветской Азии, рассматривавшаяся Москвой до последнего времени достаточно спокойно, с недавних пор начинает восприниматься самыми разными «башнями Кремля» как угроза российским национальным интересам.

Новые геополитические тенденции развиваются в сторону все большей поляризации различных мировых сил. Не добавляет в данной связи оптимизма и все большее значение факторов уже не «мягкой», а «твердой силы» в отстаивании мировыми центрами силы своих экономических и геополитических интересов.

Можно утверждать, что для такого важного региона как Центральная Азия, «время многополярности» стремительно уходит и всем здешним политическим режимам в ближайшие два-три года придется «определяться», клиентами каких мировых держав и объединений они, в конечном итоге, готовы стать.

К сожалению, официальная российская внешняя политика, до последнего времени, весьма некритически подходила к понятию «стабильности» в Центральной Азии. Считалось, что «стабильность» является абсолютной ценностью, перевешивающей все возможные минусы для иных российских интересов. Ради стабильности в Москве были готовы пожертвовать (и, очень часто, жертвовали) своими экономическими, культурными, демографическими, а иногда, и военно-политическими позициями.

Центральноазиатские коллеги высшей российской власти это понимали и умело эти умонастроения московской бюрократии использовали для выбивания многочисленных и разнообразных преференций. Лучше им это удавалось при Б.Ельцине, хуже, при нынешнем президенте. Однако, «торговля стабильностью» продолжается и сейчас. Впрочем, этот же товар президенты Центральной Азии более-менее успешно «втюхивают» и американцам, и европейцам, и китайцам.

У автора есть основания полагать, что и по вопросу о пресловутой «стабильности любой ценой» у разных российских элитных групп сейчас также складывается почти единое и весьма критическое отношение.

В данной связи в центре внимания лиц и структур, ответственных за выработку российской политики в Центральной Азии все более оказывается долгое время существовавший на периферии внимания Кремля Таджикистан.

Во внешней политике Душанбе все больше пытается взять пример с Казахстана и его «многовекторности» и укреплять сотрудничество не только с Россией, но также с Китаем и Соединенными Штатами. Нынешний таджикский режим явно не удовлетворен зависимостью от Москвы и в последние годы активно пытается расширить «географию» своих связей, сбалансировать влияние России развитием отношений с США, Китаем и Ираном. Причем, делается это за счет именно имевшихся в республике ранее российских позиций.

В Москве многие долгое время наивно полагали, что Таджикистан, руководство которого самим фактом своего существования обязанное России за ее поддержку в военном конфликте, вечно будет ей за это благодарен. На Душанбе в Кремле до недавнего времени смотрели как на регионального союзника, который еще долгое время будет поддерживать российские интересы в Центральной Азии.

Кроме того, в Москве помнят, чем может обернуться дестабилизация ситуации в этой конкретно взятой центральноазиатской республике.

Время, однако, изменило ситуацию в таджикских элитах и в Кремле с запазданием, но все же поняли простую вещь: власть Э.Рахмонова вовсе не идентична сохранению стабильности в Таджикистане. Гораздо критичнее стали относиться в российских властных коридорах к практической деятельности нынешнего таджикского руководства. Уходит из российской политики и та часть силовиков, которые традиционно поддерживали и Эмомали Шариповича и его окружение.

Да, присутствие в Таджикистане российской военной базы и переданного в собственность РФ оптико-электронного узла космических войск «Окно» остается серьезным фактором, "привязывающим" Душанбе к Москве. Несмотря на то, что к российским военным у таджикской элиты накоплен ощутимый запас претензий, функцию гаранта безопасности существующему режиму не может принять на себя никакое другое иностранное государство.

Еще недавно некоторые эксперты в России утверждали, что «осуждать возможность дислокации в РТ американских или китайских военных просто несерьезно». Сейчас подход изменяется. Если в Айни появятся индийские вертолеты, то почему, например, в Курган-Тюбе не может оказаться какого-либо американского объекта? Вашингтон, вообще, после того как американских военных «попросили» из Узбекистана, так активно обхаживет таджикского лидера и часть его многочисленной родни (кое кто из них, кстати, уже учится и работает в США), что это уже просто невозможно не замечать. В среднем, раз в квартал в Душанбе прибывает кто-то из высокопоставленных представителей американской администрации (Рамсфелд, Баучер и т.д.) и потрясает умы таджикской элиты сенсационными обещаниями многомиллиардных инвестиций.

Отдельная тема – таджикско-китайское партнерство, крепнущее просто на глазах. В прошлом году, например, прошли масштабные антитеррористические учения "Взаимодействие". В них приняли участие части китайских ВВС, а также подразделения бронетехники таджикской армии. В ходе учений «отрабатывались вопросы взаимодействия различных родов войск и операции по ликвидации террористических групп», которые якобы проникли на территорию горных районов Таджикистана из "третьих государств". Китай также обещал снабдить таджикские подразделения оружием и техникой.

Пекин может уже в ближайшее время серьезно потеснить на таджикском энергетическом рынке конкурентов из Соединенных Штатов и России, а в сфере строительства шоссейных дорог и горных тоннелей - иранцев, которые также расширяют свое сотрудничество с Таджикистаном. К тому же, нельзя забывать о том, что Китай помимо энергетики, военного сотрудничества и сооружения дорог хотел бы всерьез заняться добычей в Таджикистане полезных ископаемых.

От российских пограничников Таджикистан уже избавился. При этом все вышло так «удачно», что сам Эмомали Рахмонов, выступая на международной конференции «Проблема наркотрафика в Южной и Центральной Азии», обнародовал ранее ни разу не оглашавшиеся цифры: в Таджикистане за последние пять лет были арестованы и осуждены свыше 800 чиновников, в том числе высокопоставленных, по обвинению в наркобизнесе. Вал афганского героина, идущего через Таджикистан достигает сейчас самых отдаленных уголков России, а о задержаниях таджикских наркокурьеров можно услышать уже чуть ли не ежедневно.

Видимо у Душанбе имелись надежды на создание своего лобби в рядах российских «экономистов» и крупных бизнесменов, но ситуация, складывающаяся вокруг проектов «РУСАЛ», проблемы, с которыми в Таджикистане столкнулось РАО ЕЭС и ряд других, схожих моментов в отношениях высокопоставленных таджикских чиновников и крупного российского бизнеса четко дали понять: дружбы с российскими элитами, объединенными в «экономическом блоке» у сегодняшней таджикской власти не получится. Руководство Таджикистана уже заявило о том, что оно будет достраивать Рогунскую ГЭС без РУСАЛа. Что это означает пока не ясно, но очевидно то, что собственные интересы Душанбе будет и впредь отстаивать несмотря ни на заключенные правовые соглашения, ни на якобы «нерушимую дружбу» с Москвой.

При этом очевидным фактом является то, что Россия остается в обозримой перспективе основным экономическим партнером республики. Российский капитал является доминирующим инвестором во многих сферах экономического развития Таджикистана.

Кроме того, экономика страны в сильной степени зависит от денежных переводов сотен тысяч таджиков, работающих за границей. Как известно, большая часть таджикских трудовых мигрантов (по разным оценкам, от 600 тыс. до 1,5 млн.) работает в России. При этом на протяжении последних полутора лет на межправительственном уровне был заключен ряд соглашений, оптимизирующих режим пребывания и деятельности таджикских «гастарбайтеров» на российской территории.

Параллельно с этим наблюдается существенный рост западных инвестиций в систему таджикских НПО, объемов грантов на правительственные «программы демократизации», «развитие СМИ» и т. д. Из России в Таджикистан ежегодно уходят, как минимум, сотни миллионов долларов, а наши американские друзья действуют куда эффективнее: они тратят сотни тысяч долларов, но вкладывают их в конкретных высокопоставленных чиновников (то, что значительная часть таджикских НПО различными «хитрыми» путями контролируется именно высшей бюрократией, в Душанбе знают очень многие). В итоге, «пророссийских» высших бюрократов в таджикской власти сейчас почти полностью вытеснили «проамериканские». И Москва имеет то, что имеет: при очевидной безальтернативности, выгоде для таджикской экономике и обществу развития контактов с РФ, республика постепенно занимает все более антироссийские позиции.

Сознательно не говорю о внутриполитической и экономической ситуации в республике. Хотелось бы отметить лишь один существенный момент: по заявлениям официального Душанбе жизнь в стране становится с каждым годом все лучше и краше, а поток таджикских временных рабочих, уезжающих на заработки в Россию и Казахстан не только не уменьшается, но становится все больше. Возможно, именно поэтому февраль 2007 года ознаменовался консолидацией оппозиционных сил Таджикистана: противники политики Рахмонова объединились в движение "Ватандор" ("Патриот"). Первое и главное требование - немедленная отставка президента Рахмонова. Как утверждает руководство движения, в него входит «очень много известных людей, это, прежде всего, интеллектуальная элита Таджикистана, бывшие министры, экс-премьеры, члены парламента, а также очень много влиятельных людей из окружения президента Рахмонова». Известие о создании движения, насколько можно судить, вызвало паническую реакцию в таджикских властных коридорах.

Трудно сказать имеется ли в данной структуре какой-то «российский след». Скорее всего, его там не существует.

В то же время, убежден, что нынешняя таджикская власть, с учетом ее трансформаций, уже не может так безоглядно, как ранее рассматриваться Россией в качестве надежного, стратегического союзника. Поэтому в ее отношении совершенно оправдано применение самых разных методик «приведения в сознание». Слишком быстро таджикский лидер позабыл совсем недавнюю историю и, как выясняется, ничему не научился на примере других российских партнеров по постсоветскому пространству. Грузинских, например, или молдавских…

Избавление от иллюзий - вещь неприятная, но, безусловно, всегда полезная.