Информационно-аналитический портал постсоветского пространства |
Константин Затулин: Такое внимание трогает со стороны журналистов.
Журналист: Мы ж думали, Вас не пустят.
К.З.: Вы надеялись, что не пустят?
Во-первых, я испытываю самые теплые чувства, находясь в таком теплом краю, как Крым. Прибыл сюда по приглашению организаторов конференции, Верховного Совета Автономной Республики Крым – конференции, которая, как вы знаете, начнется завтра в Ливадии и посвящена великому русскому слову. Этот фестиваль проходит в канун Дня России и открывается в день, который в России назван Пушкинским днем.
На прошлой неделе некоторые наши соотечественники из дальнего и ближнего зарубежья были в Москве. Мы были участниками конференции по статусу русского языка, которую проводил МИД Российской Федерации. То есть все эти мероприятия, все эти встречи призваны подчеркнуть роль и значение русского языка в Год русского языка, который объявлен в Российской Федерации. И я очень надеюсь, что в Крыму, что на Украине неравнодушно относятся не только к украинскому, но и к русскому языку. Но что неравнодушно относятся – это мы точно знаем. Правда, это неравнодушие по-разному проявляется.
Я думаю, что вас собрал здесь не только какой-то теоретический интерес к проблемам русского языкознания, но и вполне, может быть, тот факт, что впервые год спустя я ступаю на крымскую землю. Чуть больше года назад я был в Крыму, это сочли основанием 3 июня для объявления мне запрета на въезд на Украину сроком на один год. Как вы, возможно, знаете, я не считаю это решение заслуженным, я отвергаю те обвинения, в которых меня обвиняли и продолжают иной раз обвинять. Я никоим образом, конечно же, не покушаюсь на территориальную целостность или межнациональное согласие на Украине. Мне кажется, что если мы решим исследовать вопрос, кто же покушается на эту территориальную целостность и на межнациональное согласие, а заодно и вообще на конституционный строй на Украине, то я думаю, что будет впечатляющий список в основном местного происхождения. Я имею в виду украинского происхождения.
Что же касается меня, то я пытался, всерьез относясь к украинскому правосудию, отстаивать свои права в судах Украины. Как вы знаете, суды Украины не пошли мне на встречу в моей просьбе отменить постановление Службы безопасности, и оно умерло само собой с истечением этого годичного срока. Тем не менее, хочу это отметить, не умерла практика, которая зачем-то взята на вооружение определенными силами на Украине, и эта практика сводится к запрету не только великого русского слова, но и вполне конкретных мнений конкретных лиц, которым запрещается пребывание на территории Украины. Мне кажется, что сама эта практика не достойна такой европейской страны, которой, безусловно, является или хочет стать Украина. Тем более она незаслуженна нами в России, поскольку Россия и Украина исторически, как бы кому не хотелось, это страны, происшедшие из общего пространства, народы которых являются самыми близкими на свете родственниками.
Для вас, наверное, не секрет, что сейчас вместе со мной или, вернее, одновременно со мной, тем же рейсом – я узнал об этом только сейчас, когда прилетел – летел Александр Дугин. Как только что выяснилось, Дугин тоже, оказывается, в прошлом году был объявлен невъездным. И в настоящий момент возник конфликт: его не пускают. Безусловно, это ложка дегтя в ту бочку меда, которую я мысленно себе представляю, появившись сегодня в Крыму, здесь в Симферополе, и намереваясь завтра принять участие в конференции.
В этой конференции завтра, по всей вероятности, примут участие еще целый ряд политиков и общественных деятелей из России – представители Министерства иностранных дел России, и мои коллеги по Государственной Думе. Но я не буду смущать вас всякими монологами. У нас, как вы знаете, с подачи Владимира Владимировича Путина на последней его встрече с зарубежными журналистами, монологи в начале не приняты. Я буду рад ответить на ваши вопросы, если они у вас есть. Если есть, задавайте.
Ж.: Константин Федорович, Вы знаете ситуацию, наверное, которая сложилась в Крыму вокруг памятника Екатерине II.как Вы прокомментируете эту ситуацию?
К.З.: Прежде всего, комментируя любую ситуацию в Крыму, из сугубого уважения к Службе безопасности Украины и другим правоохранительным органам, хочу сказать, что я комментирую, безусловно, чужие внутренние дела. Но я всегда считал и продолжаю считать, что есть такие внутренние дела, которые не могут оставлять равнодушными людей в мире, все равно, русские они или украинские, или американские. Речь идет о демократии, о правах человека, об уважении к памяти.
Когда в Эстонии сносили Бронзового солдата, может быть, кому-то реакция в России показалась неумеренной. На самом деле она не была отрежиссированной. Это так. Но она была вполне искренней, потому что мы считаем преступным, когда память в угоду какой-то конъюнктуре пытаются не только предать забвению, но и опорочить.
Я бы мог сказать, это, конечно, нонсенс – отсутствие здесь, в Крыму, памятника Екатерине, как и, может быть, памятников Потемкину, Долгорукову и другим российским политическим и военным деятелям, государственным деятелям, которые внесли свой большой вклад в то, чтобы Крым с течением времени превратился в то, чем он стал к сегодняшнему дню. Или, может быть, был еще совсем недавно. Я понимаю, что здесь, в этом вопросе, существует борьба мнений между одними и другими. Но я тоже задаюсь вопросом, почему на самом деле в Крыму памятнику Екатерине не могут найти место.
Я считаю, что решение этой проблемы сугубо, безусловно, внутреннее дело властей Крыма и крымской общественности, населения Крыма. В конце концов, есть демократический способ, с помощью которого можно выявить отношение к тому или иному событию во внутренней жизни. Просто провести опрос населения и выяснить, согласны ли живущие здесь люди, чтобы такой памятник здесь стоял. Но повторяю, это советы постороннего, а какие решения будут приняты, мы с вами увидим. Пожалуйста.
Ж.: Прошел год не только с того времени, как Вам запретили въезд на Украину, но и год со времени вот этих потрясших в прошлом году Крым антинатовских акций. Уже установили мемориальную доску коммунисты, посвященную в годовщине антинатовских пикетов. И, насколько я знаю, в конце июня – 22 июня планируются еще большие мероприятия, посвященные этой же годовщине. Вы не планируете принять в них участие?
К.З.: Ну, я вообще приезжаю туда, куда меня приглашают и к тем, кто меня приглашает. Я не получал такого приглашения и не знаю, что 22 июня будут такие мероприятия.
Опять же, хочу сказать: мне кажется, что происшедшая в прошлом году манифестация, если ее так этим общим словом обозначить, была формой гражданского протеста. Причем протеста законного. Насколько мне известно, ни одна судебная инстанция на Украине не взялась осуждать или наказывать участников тех митингов, которые проходили в прошлом году в Крыму. Напротив, власти, которые пошли на приглашение иностранных военнослужащих на территорию Крыма, насколько я понимаю, превысили свои полномочия и не обратили внимание на Конституцию страны. Вот эта гражданская реакция вынудила всех вернутся в правовое поле. И это, мне кажется, чрезвычайно важный урок не только для Украины, но и для Соединенных Штатов, для Российской Федерации, для всех в мире. Это такое событие, которое позволяет говорить о складывании в Крыму или о складывании на Украине гражданского общества. Общества, которое не удовлетворяется просто тем, что кто-то сверху говорит: «так надо, и больше об этом никаких дискуссий».
Опять же, хочу заметить, что весь этот вопрос – вопрос вступления Украины в НАТО – имеет для нас вполне определенный контекст в России. Я думаю совершенно неправомочно обижаться на меня, российского политика, украинским властям, когда они меня наказывают, запрещают мне въезды за то, что я, видите ли, имею свою точку зрения по поводу членства Украины в НАТО.
Во-первых, моя точка зрения исходит из того, что членствовать в НАТО, быть в каком-то блоке или не быть в нем – это сугубо внутреннее дело самой Украины. Я это признаю, и, собственно говоря, никто в России в этом не сомневается.
Но наше сугубо внутреннее дело, российских политиков, высказывать по этому поводу свое мнение, тем более, если нас об этом спрашивают. А мы с Украиной связаны на сегодняшний день, Российская Федерация, Договором о дружбе, сотрудничестве и партнерстве. И вот я утверждаю, что, безусловно, вступление Украины в какой-то военно-политический блок, в котором Российская Федерация не участвует, просто выхолащивает смысл и содержание этого договора. И, по моему мнению, неизбежное следствие такого вступления – это денонсация договора.
Конечно, я не сторонник этого развития событий. Но я честно об этом предупреждаю. А предупрежден, как говорят, это значит спасен. Если мы предупреждаем, значит, мы рассчитываем на то, что это всеми будет услышано.
Конечно, сотрудничество и какая-то форма взаимной вежливости, самых разнообразных контактов с Североатлантическим альянсом существует и в Российской Федерации. И мы нисколько не препятствуем или не чиним каких-то специальных препон для того, чтобы Украина развивала такое сотрудничество. Но, видите ли, одно дело сотрудничество и какие-то, может быть, даже совместные программы борьбы с терроризмом, борьбы с наркотрафиком и так далее (хотя, к сожалению, после американского, совместного с НАТО похода в Афганистан, наркотрафик не уменьшился, а увеличился). Тем не менее, мы сотрудничаем в том, чтобы предотвратить такой наркотрафик, но это совсем не то, что вступление страны в военно-политический блок.
Мне кажется, это тот вопрос, в котором Украине все-таки надо определиться. Определиться, прежде всего, в том, сохраняется внеблоковый и нейтральный статус, как это было в момент подписания Договора о дружбе, сотрудничестве Украины с Россией, как это было в момент принятия украинской Конституции. И декларации к ней, в которой говорится о нейтральном статусе. Или все-таки идти по пути скорейшего вступления в альянс. Это выбор, который сделать должны на Украине, никто за Украину этот выбор не сделает.
Наши симпатии здесь очевидны. Если на Украину приезжают десятки делегаций, представляющие североатлантические структуры, официально финансируется программа пропаганды вступления в НАТО и даже в бюджете Украины заложены на это средства, то я не очень понимаю, откуда такие двойные стандарты: пропагандировать за НАТО можно, а пропагандировать против НАТО нельзя. Или тогда назовите вмешательством во внутренние дела решение американского конгресса о том, чтобы финансировать вступление Украины в НАТО, или тогда перестаньте по этому поводу тревожить других, в том числе российских, политиков, когда они высказывают свои сомнения.
Ж.: Наталья Гаврилева, газета «Крым.ru». Два вопроса, разрешите. Первый – судьба Большого договора, что с ним дальше. И второй вопрос: Россия стала следить за функционированием русского языка за пределами своих границ. Вы следите за этими вопросами, Вы приехали на конференцию по русскому языку. На Ваш взгляд, взгляд политика, улучшилась или ухудшилась ситуация с русским языком? И насколько?
К.З.: Что касается судьбы Большого договора, то я отчасти затронул эту тему применительно к такому возможному сценарию, как изменение нейтрального статуса Украины, и в связи с этим судьбы Большого договора. На сегодняшний день Большой договор действует, он является законом и для России, и для Украины. Именно благодаря Большому договору, есть формат взаимоотношений, например, комиссия «Путин – Ющенко». Как раз сегодня и завтра, насколько я понимаю в Киеве, а затем в Москве, в ее рамках будут продолжаться переговоры. Сегодня в Киеве находится стат-секретарь МИДа Григорий Карасин, а послезавтра в Москве, насколько я знаю, будет находиться господин Яценюк, министр иностранных дел Украины.
Мне, конечно, трудно считать Договор о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между Россией и Украиной верхом дипломатического совершенства. Когда он подписывался, было много комплементарности, было много взаимных слов и очень мало представления о реальных трудностях, с которыми столкнется вот это стратегическое партнерство между Россией и Украиной. Я бы пожелал, чтобы в этом договоре было больше сказано о масштабах партнерства, условиях сотрудничества и о гарантиях дружбы. К сожалению, об этом там сказано недостаточно. А в некоторых случаях редакция отдельных статей договора просто нелепа. Ну, например, когда в одной из статей договора говорится о том, что русский язык ровно настолько же пользуется государственной поддержкой на Украине, насколько украинский пользуется поддержкой в России. При всем уважении к украинскому языку, притом, что украинский язык в России надо поддерживать, развивать, и правительство Москвы, одним из неформальных участников которого, если хотите, я тоже являюсь, просто содержит украинскую библиотеку, украинские школы в Москве. Тем не менее, политически, на общегосударственном уровне в России проблемы украинского языка нет. А на Украине проблема русского языка есть.
Есть несовершенства в Большом договоре, но на сегодняшний день, в данный момент, – Большой договор лучше, чем отсутствие этого договора. И этим в общем-то исчерпывается весь мой критицизм по его поводу.
Что касается Вашего второго вопроса. Действительно, мы уже научились на уровне официальных властей России понимать значение русского языка для России за рубежом, но мы еще, как мне кажется, не овладели способом увязывать на самом деле всю гамму наших взаимоотношений с теми или иными государствами, особенно в СНГ, с отношением к русскому языку и к правам человека в соседних странах. Вот такой увязки у нас нет, поэтому иной раз возникает непонимание, в чем состоит на самом деле принципиальная позиция России.
Мы провели по заказу Правительственной комиссии Российской Федерации по делам соотечественников за рубежом огромное исследование, в том числе на Украине, в Казахстане, Белоруссии, Молдове, Армении и так далее, в зонах конфликтов – развернутая анкета, глубинное интервью, фокус-группы. И я буду презентовать это исследование на завтрашней конференции. Это исследование было посвящено положению нашей диаспоры в странах СНГ, диаспоры народов России, – я хочу подчеркнуть, не только русского, но и других народов России на территории СНГ. Так вот, приведу вам только один показатель, из всех вопросов, которые мы задавали. Наибольшее предпочтение наши соотечественники, когда речь заходит о мерах, которые нужно принять для того, чтобы они чувствовали себя лучше, отдают двум – двойному гражданству и государственности русского языка. Вот в поддержку этого требования на Украине, я на память помню, выступает: за двойное гражданство с Россией – 54% опрошенных, за статус государственного русского языка – 61% опрошенных. Мы проводили репрезентативное исследование. Это значит, мы опрашивали не только жителей Крыма или Донбасса, мы опрашивали наших соотечественников, хочу это заметить, по всей территории Украины. Вот такова ситуация.
Ж.: Вы немножно затронули уже вопрос, связанный с переговорами, которые сегодня проходят в Киеве, а потом будут продолжаться в Москве. Уже появилось первое сообщение от МИДа России по поводу существования некоего текста, уже согласованного о разграничении Керченского пролива и Азовского моря. На какой позиции в настоящий момент находится Россия? Ведь раньше речь шла о шельфе – то, на чем настаивала Украина, а Россия – на общем использовании. Что же в тексте?
К.З.: Вы знаете, у каждого свои правила. У меня есть несколько таких правил. Одно из них, например, воздерживаться от критики собственных властей, находясь за пределами Российской Федерации. А другое правило – никогда не комментировать документы, тем более, дипломатические, которые я не видел.
Я только что прилетел, и о существовании этого сообщения знаю только понаслышке. Я исхожу из той позиции, которая уже была заложена в документ, который мы в Государственной Думе ратифицировали в 2004 году. Речь идет о принципах, если хотите, отношения к керченской проблематике. А принцип этот всегда был с российской стороны – совместное использование. Мы знаем, что не всегда это встречает понимание, а с 2004 года можно сказать, чаще непонимание: все время предлагают нам поделить Керченский пролив по срединной линии. Отсюда возникает куча разных привходящих проблем, таких, например, как принадлежность Тузлы и так далее. Потому, что принадлежит Тузла России, – срединная линия в одном месте, принадлежит Украине – срединная линия в другом месте.
Но если исходить даже не из буквоедства, а из просто соображений здравого смысла.
Россия, в течение нескольких сотен лет стремилась овладеть проливами (только не Керченским, как вы знаете, а другими – Босфором и Дарданеллами, и одним из этапов на этом пути было завоевание или, если хотите, возвращение Крыма, потому что Крым был в значительной степени славянский до того, как он оказался крымскотатарским ханством). Так вот, неужели кто-то думает, что, потратив столько средств, не добившись этого, но, тем не менее, потеряв много жизней за это и так далее, вот так из-за какой-то кляксы сорок какого-то года, решения какого-то горсовета или еще кого-то, просто-напросто готова подарить ключи от Керченского пролива кому бы то ни было?
Мы готовы его совместно использовать. Но я не предвижу ситуации, при которой не только МИД, но и Федеральное собрание Российской Федерации поддержит версию, при которой мы теряем вообще возможность совместно с Украиной регулировать вот эти караванные пути из Азовского моря и обратно. Я убежден, что это может быть только по согласию. Ничего навязать здесь не удастся. Украине, мне кажется, тем на Украине, кто пытается это сделать, стоило бы здесь глубже познакомиться с историей вообще, Черноморья, Причерноморья и понять, что здесь Россия лишена возможности уступать.
Мы уступаем довольно часто и много. И уступали абсолютно без всякого боя и сопротивления одну позицию за другой, особенно в 90-е годы. Сегодня совершенно другое время в России. Я уверен, что самый лучший вывод, к которому мы можем прийти, это совместное использование Азовского моря и Керченского пролива. А все остальное, естественно, в соответствии, с национальными законодательствами.
Спасибо большое. Спасибо вам.
Copyright ©1996-2024 Институт стран СНГ |