Для чего нужны Дни белорусской письменности?

Владислав Лосев

2 сентября в родных местах Александра Лукашенко, в городе Шклове Могилевской области, состоялся XIV республиканский День белорусской письменности. Как и вся суверенная белорусская политика, упомянутый праздник словесности весь соткан из противоречий, недомолвок и откровенных «натяжек», где в один ряд пытаются поставить  старорусских книжников и современных белорусскоязычных литераторов, большинство из которых идейно окормляют борцов за абсолютный суверенитет Белоруссии.

Впервые он начал отмечаться в 1994 году в пику воссозданному в России  Дню славянской письменности и должен был подчеркивать древность и отдельность  белорусской культуры и государственности.

Каждый год данное размашистое мероприятие проходит в разных небольших городах и даже городских поселках.  В принципе это разумно, так как подготовка к празднеству, а она длится целый год, способствует развитию городского хозяйства и улучшению внешнего облика избранного населенного пункта. Поэтому к экономической стороне Дней белорусской письменности, как говорится, претензий нет. Вопросы возникают к содержательной стороне праздника.

Если обраться к реальным историческим фактам, то в соответствии с ними собственно белорусская письменность с характерным для нее словарем и правописанием появилась на свет около ста лет назад. В начале 1918 г. грамматика белорусского языка латинским шрифтом была создана немецким славистом профессором Рудольфом Абихтом и белорусским националистом Янкой Станкевичем. Р. Абихт при этом не скрывал, что латинский шрифт используется для того, чтобы белорусы как можно скорее оторвались от русских и «быстрее вошли в состав европейских наций». Таким образом, первая белорусская грамматика была разработана на латинском шрифте по политическим соображениям.

В этом же году чуть позже появилась грамматика Бронислава Тарашкевича – антирусского  националиста, кандидата филологии. Грамматика была напечатана в двух вариантах: латиницей и кириллицей. Причём, грамматика Тарашкевича наглядно показала неэффективность латиницы – если кириллические книги грамматики составляли 76 страниц, то латинские – 112. Таким образом, было очевидно, что информативность кириллического шрифта для славянского языка почти в два раза выше, чем шрифта латинского.

Обе эти грамматики, как и созданный в 1906 году анонимный «белорусский букварь», представляли собой образцы искусственно создаваемого новояза, имевшего очень малое сходство с повседневным языком населения Белоруссии. И это неудивительно, так как главной заботой т.н. национальных демократов был, так же как и для немцев, скорейший отрыв белорусов от русского народа.

Метод создания новоявленной «мовы» до примитивности прост. За основу брался какой-нибудь местный говор, преимущественно на западе Белоруссии и максимально дерусифицировался, т. е. общерусские слова заменялись польскими, еврейскими (идиш)  и даже латинскими. С таким же успехом можно было сварганить отдельный минский, брестский или еще какой-нибудь язык.

Стоит обратить внимание, что создатели новых языковых и исторических конструкций были выходцами из среды мелкой польско-католической шляхты и в большинстве своем не имели сколько-либо серьезного образования, но зато неприязни (и даже ненависти) к России и западнорусскому народу, веками хранившего верность своему русскому имени, было не занимать.

Вследствие незначительности творческого потенциала этих деятелей какой-либо перспективы на ниве польской, и тем более русской культуры у них не было. И поэтому они начали создавать свою собственную «нишу». А так как на какие-либо научные изыскания эта братия была в принципе не способна, то она попросту начала привлекать для своих сомнительных нужд труды настоящих ученых, переделывая их при этом по своему усмотрению. В этих целях  использовались, в частности,  «Словарь белорусского наречия» (1855 г.) этнографа Ивана Носовича, фундаментальное многотомное исследование академика Евфимия Карского «Белорусы» (1903-1916 г.г.) и некоторые другие.  Но все дело-то в том, что во всех этих трудах убедительно доказывается, что белорусы в этническом, культурном и языковом отношении являются западной ветвью русского народа и разговаривают они на белорусском наречии русского языка. 

Казалось, что никакого будущего у идеи отдельности белорусов от русского народа существовать не может. Ведь даже такой приверженец «белорусскости»  как поэт, впоследствии классик белорусской литературы,  Максим Богданович писал, что «белорусы – это третий народ русского корня».

Положение изменилось после Октябрьского переворота, когда в 1918 году ЦК большевистской партии под давлением Ленина и Троцкого, игнорируя мнение белорусских коммунистов и подавляющего большинства населения Белоруссии и исходя из нацеленности на мировую революцию, постановило считать белорусов отдельным от русских народом.

После создания в январе 1919 года Белорусской ССР, в этой советской республике стала проводиться ленинская национальная политика, направленная на создание новой белорусской социалистической нации. Ну а раз есть нация, то соответственно должен быть язык, литература и национальные герои, боровшиеся с «проклятым царизмом». Такими «героями», к примеру, стали вожди антирусских польских восстаний Тадеуш Костюшко  и Константин Калиновский.

Как и над всей страной, над Белоруссией большевистской властью был поставлен грандиозный эксперимент. И не только социальный, но и национальный. Последний  вылился в политику т.н. «белоруссизации», которая с разной степенью интенсивности проводилась все советское и постсоветское время.

Советской власти  весьма кстати пришлись прежние языковые изобретения «национальных демократов», причем «нацдемы» с большим воодушевлением стали сотрудничать  с большевистской властью на «белоруссизаторском» поприще. Так, они вкупе с партийными органами не допустили, чтобы вновь созданный Белорусский государственный университет возглавил единственный подлинный в то время белорусский ученый Е. Ф. Карский.

Правда, впоследствии судьба жестоко посмеялась над «национальными демократами», так как потом большинство из них попало как «буржуазные националисты» под каток репрессий конца тридцатых годов XX столетия.

Для придания литературному процессу «национальной по форме и социалистической по содержанию» направленности в 20-е годы был создан Союз писателей Белоруссии, который незамедлительно реагировал (вплоть до доносов в партийные и компетентные органы) на любые проявления «великодержавного шовинизма» в писательской среде. Вся эта большевистско-нацдемовская «охота на ведьм» крайне отрицательно сказалась на развитии в Белоруссии местной русской (западнорусской) литературы.

В то же время в советское время была создана вполне добротная литература на белорусском языке, которая занимает достойное место в ряду славянских литератур. Она имеет приличный потенциал для дальнейшего развития, тем более что государство продолжает оказывать ей значительную поддержку.

Но белорусская литература рождена в XX веке и  совсем не нуждается в искусственном старении. И если в БССР дата ее рождения  на рубеже XIX – XX столетий никак не ставилась под сомнения (советская власть даже очень гордилась своей ролью в ее появлении), то в постсоветской Белоруссии такая молодость белорусской литературы стала причиной серьезных душевных терзаний как властей, так и «нацыянальна свядомой» интеллигенции, которым, как и всем суверенным недорослям, очень хотелось связать свою родословную с благородной стариной. Отсюда и пошли все эти искажения истории и выдумки относительно «белорусскости» старорусских князей, писателей и просветителей, а также существовавшего в средние века Литовско-Русского государства.

Возвращаясь к Дням белорусской письменности хотелось бы отметить то, что все четырнадцать лет своего существования это празднество исправно «лило воду на мельницу» устарителей письменности и литературы на белорусской мове. Зато продолжается практическое замалчивание западнорусской литературы, действительно имеющей на Белой Руси глубокие исторические корни.

И было бы справедливо снять, наконец, эту установленную еще в 20-е годы прошлого века завесу молчания. Но для того, чтобы сделать этот шаг, требуется известное мужество. Ведь  белорусские власти от науки до сих пор не  допускают к защите диссертации, если соискатели кандидатских или докторских степеней проявляют научную добросовестность и принципиальность, называя в соответствии с исторической правдой язык Кирилла Туровского, Франциска Скорины и Симеона Полоцкого русским.