Эстония: годовщина «бронзовой ночи»

Комментарий директора Центра информации по правам человека (Таллин)

24.04.2008, http://stoletie.ru/politika

Алексей Семенов

Приближается печальная годовщина того, что теперь называется «апрельскими событиями», «бронзовой ночью» и т.п. – демонтаж и перенос памятника советским воинам в Таллине, грубый и жестокий разгон протестующей русской молодежи. В России демонтаж (или снос, перенос) памятника по большей части рассматривается как вызов России, российскому государству и ее элите. Но это было не единственной целью, и скорее даже не главной.

И в новейшей истории Эстонии как государства эта дата, несомненно, станет вехой, некой «точкой бифуркации», поворотным пунктом, когда история делится на «до того» и «после того». Эти события имели для общества большее значение, чем даже вступление в НАТО или в Европейский союз.

До апреля 2007г. мы жили в одной стране, а теперь начинаем привыкать жить в другой.

Важно помнить, что до сих пор становление демократических институтов в Эстонской республике и развитие нациестроительства было относительно мирным, что, разумеется, не значит бесконфликтным. Случались и кризисы, причем по весьма серьезным причинам, однако всегда удавалось избежать массового насилия. Казалось, что в отношениях между государством и обществом, между русскими и эстонцами, между группами меньшинств и властью выработалась определенная культура диалога и компромисса, умение не доводить дело до крайностей и идти на взаимные уступки (хотя бы в самый последний момент). Для обеспечения диалога был создан даже специальный механизм – «круглый стол» по делам национальных меньшинств при президенте Эстонии, на который эстонские власти регулярно ссылаются в правительственных отчетах для международных институтов. Однако ни премьер А. Ансип, ни президент Т.Х. Ильвес почему-то таким механизмом не воспользовались (кстати, при нынешнем президенте «круглый стол» не собирался ни разу). 

Попытки защитников памятника, организации «Ночной дозор» и даже властей Таллина организовать обсуждение и найти хоть какой-то компромисс ни к чему не привели. Представитель правительства, министр обороны Я. Авиксоо принял участие в этом «диалоге» первый и единственный раз 26 апреля 2007 г. - за несколько часов до разгона митинга. Правительство Ансипа проигнорировало и позицию горуправы Таллина, которая даже подала в суд, возражая против переноса памятника, и предупреждения ученых – социологов, политологов и культурологов, обратившихся к нему с открытым письмом. 

Такая «упертость» не могла не броситься в глаза. Например, преподаватель Таллинского университета Т. Саартс недоуменно вопрошал: «Почему вы отказались от диалога и вели такую политику, будто ехали на танке?» (Delfi, 1 мая 2007 г.) А политолог А. Астров заметил: «Отвечая на вопрос о возможности диалога, Ансип повторил, что диалог был изначально невозможен, поскольку русские не согласились бы на перенос памятника. Что, по сути, означает признание, что сам он даже не может помыслить, и никогда не мог помыслить, возможности того, что и ему пришлось бы изменить свою изначальную позицию. (…) Вот именно потому, что нынешняя власть в принципе не видит разницы между диалогом и приказом, ни о каком диалоге с ней не может быть и речи. Ибо суть этой власти, по крайней мере, в той мере, в какой ее представляет Ансип, — отрицание диалога» (Delfi, 16 мая 2007 г.). Некоторые наблюдатели и аналитики, например, социолог Ю. Кивиряхк и философ и политолог Е. Голиков, идут еще дальше и обвиняют правительство в осуществлении сознательной провокации с целью не предотвратить, а прямо вызвать противоправные действия и тем самым максимально дискредитировать своих оппонентов («Таллинн», № 2-3, 2007 г.; Delfi 30 апреля 2007 г.). И для такой версии есть все основания. 

Можно ли было избежать того развития событий, которое случилось? Безусловно, можно, и это даже не требует аргументов.

 Стало быть, именно такую ситуацию власти ждали и провоцировали. Вопрос лишь в масштабе: может быть, не ожидали такой массовости протеста? Однако официально признано, что полицейская операция в Таллине началась 23 апреля: стягивание в город полицейских сил из провинции и выход спецназа на позиции. А как учит военная мысль, мобилизация и развертывание – это не подготовка к войне, это уже война. И т.н. Д-терминал (т.е. складские помещения в районе Таллинского порта, куда свозили задержанных) явно был арендован заранее. Так что масштабы протеста (и репрессий) скорее даже переоценили – готовились к более массовым беспорядкам. 

В связи с такой версией интересно поведение полиции на второй день, 27 апреля. Масштаб погромов магазинов, битья стекол и т.п. был несопоставимо меньше, чем в первую ночь – а они продолжают вести себя «запрограммировано»: агрессивно атакуют любую группу людей (говорящих по-русски), устраивают забеги, хватая всех подряд, и так далее. Такое впечатление, что они отрабатывали план по расходованию резиновых дубинок и пластиковых стяжек, а также по наполнению Д-терминала. 

Примечательно, что накануне, как раз тогда, когда некие люди громили витрины и таскали из магазинов всякую мелочь, полиция, напротив, вела себя «странно» пассивно. Это отметили и репортеры, и владельцы магазинов; на это обратили внимание мэр Таллина Э.Сависаар и председатель горсобрания Т.Витсут. Лишь потом, через некоторое время часть громил задержали с поличным. И тут оказалось, что треть из них и вовсе эстонцы, заведомо не имеющие отношения к защитникам памятника. Скорее всего, и из остальных двух третей не так уж много было тех, кто митинговал у памятника. Как оказались вместе все эти «случайные» люди в столь поздний час в определенном месте? На этот вопрос может дать ответ только независимое расследование – возможно, когда-нибудь оно и состоится. Предварительно можно сформулировать такие версии: 

1. Беспорядки либо ожидались, либо были спровоцированы намеренно; стихийный митинг возле сокрытого памятника, беспорядки с погромами и поведение полиции слабо коррелируют между собой; 

2. Крайне затруднительно сделать вывод, что массовые нарушения прав человека сотрудниками полиции были вызваны экстремальной ситуацией массовых беспорядков. Более правдоподобно выглядит противоположная версия: спровоцированные беспорядки использовались как предлог для полицейского террора, направленного на лиц, принадлежащих к определенной этнической группе – на русских. 

В этой связи можно высказать предположение, что российская сторона (и власти, и общественность) допустили серьезную ошибку, когда сфокусировали внимание на самом памятнике и отношения к нему – факте сноса монумента, памятника павшим как часть процесса пересмотра итогов Второй мировой войны, оскорбления России и т.п. Такой дискурс не мог встретить эмоциональный отклик в Европе и вообще на Западе, а стало быть и завоевать союзников, по многим причинам.

Дело и в привычной русофобии, но главное – для европейцев наша Победа никогда не имела того экзистенциального значения, как для русских людей.

 Для нынешнего поколения эта война просто часть истории, а о поведении своих народов и правительств многие просто не любят вспоминать. Поэтому поведение молодежи, «Наших» у эстонского посольства европейцы предпочли воспринимать просто как грубое хулиганство, инспирированное к тому же из Кремля, и привычно встали на защиту «маленькой-но-гордой» молодой демократии. 

Гораздо больше шансов найти союзников было бы в том случае, если бы акцент был сделан на реальное поведение этой «демократии». На диктаторски-авторитарный стиль принятия решений, о чем писалось выше, а также на многочисленные, намеренные и массовые нарушения прав человека. Вот только некоторые примеры свидетельств людей, обратившихся в таллинский Центр информации по правам человека. 

Свидетельница (50 лет): «Я встретилась с дочерью [23 лет] в центре города. Примерно в 21:30 мы пересекли Вабадузе вяльяк. На тротуаре за подземным переходом нас остановили люди в черной форме. Отряд людей в черной форме перегородил нам дорогу и без предупреждения выпустил на нас газ. Затем полицейские повалили нас на землю и стянули руки за спиной пластиковой стяжкой. Дочь оказалась лицом на асфальте… Я пыталась повернуться набок, чтобы хотя бы выплюнуть землю изо рта. Ко мне подскочил полицейский и стал бить ногами с требованием лежать. Видимо, именно тогда был сломан палец правой руки. Мы пролежали на земле 15-20 минут». 

Свидетельница (18 лет): «…Мы сами подчинились полиции, легли на землю, но нас все равно избили, при этом наши руки были связаны. Я пролежала на асфальте более 30 минут, затем еще полчаса на газоне перед зданием Полиции безопасности. Все это время руки были связаны». 

Свидетель (29 лет): «Приблизительно в 21:30 я находился возле теннисных кортов недалеко от горки Харью. На меня неожиданно напали полицейские. Ничего не объяснили, избили, сломали руку, положили на асфальт и связали сзади руки. Три человека били по голове дубинками и ногами. Я прикрывал голову рукой, и она была сломана». 

Свидетель (43 года): «Меня вместе с другими задержанными сотрудники полиции заставили с применением силы сидеть на коленях или на корточках в течение почти 6 часов на холодном бетонном полу, при этом мои руки были скованы наручниками. Мне запрещали вставать, чтобы размять ноги. Если же я или кто-то другой из задержанных делали попытку встать, нас жестоко избивали». 

Свидетель (32 года): «В ангаре была железная решетка, в которой уже находилось человек десять. В эту решетку сажали людей, которые не желали садиться и там 3-4 полицейских их избивали. Особенно жестокими были люди в черной униформе, в масках и с надписью на спине «Оператийвгрупп»». 

И так далее. 

Тем самым правоохранительные органы Эстонии нарушили целый букет правил и принципов международного права.

Например, Международный пакт о гражданских и политических правах; Европейскую конвенцию о правах человека; Конвенцию ООН против пыток; Кодекс поведения должностных лиц по поддержанию правопорядка; 

Свод принципов защиты всех лиц, подвергаемых задержанию или заключению (ООН); Минимальные стандартные правила обращения с заключенными, принятые на первом Конгрессе ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями в 1955 г.; и т.д., и т.п. 

Правозащитную тему не поздно поднимать и сейчас, год спустя. Дело в том, что уверенные в своей безнаказанности эстонские власти категорически и даже демонстративно отказываются от какого бы то ни было расследования жалоб потерпевших. По данным Государственной прокуратуры, для выяснения вопроса о превышении власти полицейскими было заведено аж 8 уголовных дел, из которых 6 уже прекращены и 2 остальных, скорее всего, постигнет та же участь. При этом для отказа десяткам жалобщиков использовался стандартный набор заранее подготовленных аргументов, юридически крайне сомнительных (это еще очень мягко говоря). Тут и презумпция заведомой виновности жалобщика, против которого законно применили силу/спецсредства; уверенность, что сообщая о причинении телесных повреждений, жалобщик действовал недобросовестно (попросту врет); обоснованность использования силы со стороны полиции не обсуждалась, и т.д. 

Что интересно: когда потерпевшие попытались обратиться в прокуратуру и затем в суд, они получили отказы с использованием тех же точно аргументов и обоснований. Никаких процессуальных действий не последовало! А должны бы быть, по логике защиты прав граждан, например, элементарный допрос подателя жалобы, приобщение видеозаписи, затребование и приобщение материалов по задержанию, допросы медицинских работников скорой помощи, госпитализировавших жалобщика, установление и допросы свидетелей задержания; да много чего еще. 

В этой связи невозможно не сделать предварительного заключения, что продолжают происходить массовые и, судя по всему, намеренные нарушения основных принципов прав человека (в дополнение к конкретным нарушениям, описанным выше). А именно, отказ в доступе к правосудию, нарушение принципа независимости суда и разделения властей, отсутствие контроля гражданского общества над деятельностью правоохранительных органов. Дела в отношении девяти пострадавших таллинским правозащитникам удалось довести до Европейского суда по правам человека в Страсбурге. 

Именно с точки зрения прав человека деяния эстонской «демократии» наиболее уязвимы.