«Я бы советовала не допускать вакуума контактов»

Российско-грузинский информационно-аналитический сайт, 26.06.04

Беседовал Ираклий Чихладзе

Последнее интервью с Магдаленой Фричовой – директором Кавказского проекта Международной кризисной группы (покинувшей этот пост в июне 2008 г.)

- Как вы можете оценить последние инициативы Грузии по урегулированию конфликтов в Абхазии и Южной Осетии?

- После президентских выборов в Грузии появился более четкий курс министра реинтеграции Темура Якобашвили, направленный на налаживание человеческих контактов, на диалог. Это, конечно же, стоит приветствовать – построение доверия через налаживание связей и есть тот путь, который поможет продвинуть диалог и переговоры. Но для реального осуществления этого курса необходимы последовательные и однозначные шаги не только этого министерства, но и всех других ведомств Грузии. В то же время нельзя забывать, что на сегодня уровень доверия между Грузией, с одной стороны, и Абхазией и Южной Осетией, с другой стороны, находится на нуле. Официальных переговоров с Абхазией нет вообще, переговоры с Южной Осетией формально не прерваны, но практически тоже не ведутся. Мне кажется, что на данном этапе задача Тбилиси состоит именно в налаживании связей, в построении минимального уровня доверия, что позволит хотя бы обсуждать некоторые проблемные вопросы – например, связанные с безопасностью в зонах конфликта.

В инициативах, с которыми выступил президент Михаил Саакашвили в конце марта, много конструктивного и полезного. Федеральное устройство – это, наверное, в определенном плане максимум того, что может предложить Грузия Абхазии, не компрометируя собственных национальных интересов.

Но стоит ли на данном этапе начинать дискуссию о статусе Абхазии? Думаю, абхазская сторон абсолютно не готова обсуждать любой статус, кроме пребывания вне границ Грузии. В долгосрочной перспективе инициативы, связанные с открытием экономической зоны и транспортных коммуникаций, налаживанием экономических связей, могли бы сработать, даже подготовить в конечном итоге ситуацию для обсуждения вопросов по статусу. Но предложение по определению статуса, прозвучавшее сейчас – это очень амбициозный план, который трудно представить реальным, по крайней мере, на данном этапе. Увязывать меры доверия со статусом тоже не стоит. Мы видели в других конфликтных регионах, например, в карабахском процессе, что пакетные предложения по урегулированию трудно воплощаются в жизнь.

В Абхазии грузинские инициативы очень сильно критиковались. Они там были восприняты как приуроченные к Бухарестскому саммиту НАТО и предназначавшиеся именно для этой аудитории. Я считаю, что та «мегафонная дипломатия», посредством которой этот план преподносится, не способствует продолжению переговоров, тем более на такие сложные темы, как гарантии безопасности, возвращение беженцев и т. д. В Тбилиси, конечно, говорят, что всячески пытаются наладить контакты, а Абхазия их избегает. Но вот последний визит Ираклия Аласания в Сухуми – пример того, что диалог все-таки возможен. Аласания – та фигура, которая, отстаивая интересы Грузии, нормально воспринимается в Сухуми.

Мне кажется, в Тбилиси сейчас начинается переосмысление подходов к процессу урегулирования – сейчас некоторые политики в Тбилиси заговорили о том, что нужно осторожно продвигать разговор о возвращении беженцев, чтобы отложить обсуждение статуса. Но есть и ястребы, которые склонны считать, что дипломатическое давление, в том числе западное, к интеграции не приведет, и ее нужно осуществить силой. Тбилиси должен повлиять на силовые ведомства, в первую очередь на МВД, чтобы силовики отказались от своей тактики в зонах конфликта – перестали препятствовать передвижению населения и т. д., и т. п.

Положительные инициативы Тбилиси нужно подкреплять конкретными делами, активизировать двусторонние контакты. Тбилиси считает, что любым его конструктивным шагам мешает Москва. Да, возможно, так и есть, но отмечу, что Тбилиси уже давно не пробовал применять по отношению в Сухуми и Цхинвали однозначно конструктивной политики, ориентированной только на построение мер доверия и переговоры.

– Какую роль в урегулировании конфликтов в Грузии сыграл фактор признания Косова?

- Западные политики и эксперты считают, что Косово не прецедент, особенно в области международного права, а особый случай. Это в самом деле так – каждый конфликт уникален, со своими своеобразными характеристиками и параметрами. Конечно же, нельзя прилагать одну кальку ко всем ситуациям. Тем не менее, надо признать, что разные игроки будут интерпретировать одни и те же ситуации по-разному, исходя из собственных политических интересов. Реакция Россия, как мы уже привыкли к этому, неоднозначна (подход к Косову и к Абхазии и Южной Осетии). Российская Госдума инициировала обсуждения по Абхазии и Южной Осетии и дала свои рекомендации правительству, но в конфликтных регионах были более высокие ожидания от России, особенно от Госдумы. Флирт Москвы с вопросом признания и косовским сценарием сильно огорчил жителей и политическую элиту этих регионов, хотя у них и до того не было иллюзий относительно роли России. В то же время было бы нереально ожидать радикальных шагов от России в период смены президента. В результате больших ожиданий со стороны Абхазии и Южной Осетии и шагов России в конфликтных регионах, кажется, повысился уровень неоднозначного отношения к Москве – с одной стороны, большие надежды на помощь, с другой стороны, осознание того, что Россия преследует больше свои личные интересы, чем интересы непризнанных республик.

В докладе Международной кризисной группы «Georgia and Russia Clashing Over Abkhazia», который я готовила в качестве директора Кавказского проекта этой организации, говорится о мотивации реакции России. Асимметричный ответ на вопрос о признании Косово и Абхазии связан и с вопросом НАТО, и с желанием России создать безопасное пространство в регионе перед проведением Олимпийских игр в Сочи и т. д. К сожалению, ответ Москвы на эти политические процессы в виде путинских декретов, инцидента с беспилотником, увеличения числа миротворцев, ввода железнодорожных войск – абсолютно бесцеремонный и четко провокационный. Эти действия накалили ситуацию в регионе, и вероятность военного столкновения, особенно в апреле-мае, была очень высока.

Сегодня идет процесс увеличения российских инвестиций в Абхазию, в чем большую роль играют личные, персональные интересы. Здесь как бы совмещаются личные интересы российских чиновников с государственными интересами России. Тем более, что серьезным фактором является проведение Олимпийских игр, развитие Краснодарского края и желание подключить к нему и ресурсы Абхазии. Сейчас все большие обороты набирает фактическая интеграция Абхазии в экономическое пространство России, и снятие Россией в одностороннем порядке экономических санкций с Абхазии еще больше ускорит этот процесс.

Конечно, односторонняя отмена санкций - очень неконструктивный шаг России по отношению к Грузии, но реально санкции и до этого не работали. Интересно и то, что международное сообщество прекрасно видело, что экономические санкции годами не работали, но на это никто не обращал никакого внимания. Так что отмена санкций – громкое политическое заявление, но на реальную ситуацию она не так уж и повлияла.

- Как вы считаете, если бы Грузия первой объявила о снятии экономических санкций с Абхазии, к чему бы это привело?

- Существует мнение, что новые инициативы Грузии – призыв к налаживанию экономических связей – озвученные министром Якобашвили, как раз и явились толчком для снятия санкций. То есть, в России решили побыстрее снять санкции, пока Грузия не раскачалась.

Снятие санкций со стороны Тбилиси было бы очень позитивным шагом, который Грузии стоило давно сделать, чтобы начать строить связи, меры по построению доверия. Практические шаги – построение экономических связей, открытие транспортных коммуникаций – могли бы улучшить сам фон отношений, сверхнегативное восприятие Тбилиси в Абхазии могло бы реально измениться. Мне кажется, что задача Тбилиси, прежде всего, состоит в том, чтобы изменить отношение к себе в конфликтных регионах. Существуют опасения, что Тбилиси будет продолжать политику, которая не даст возможности Абхазии и Южной Осетии выйти в широкий мир – эти опасения и толкают конфликтные регионы в сторону России.

- Как Вы оцениваете роль России сегодня?

- Роль России невозможно считать конструктивной. Москва давно поддерживала конфликтные регионы экономически, политически, финансово и, наверное, в военном плане. Особенно после последних событий стало ясно, что Москва бесцеремонно вмешивается, чем ставит под вопрос собственные возможности быть нейтральным игроком. Расследование ООН инцидента со сбитым грузинским беспилотником доказало ответственность Москвы, показало, что миротворческий потенциал Москвы ограничен. Только одна из сторон – Абхазия – продолжает считать Россия гарантом своей безопасности, а Тбилиси, наоборот, имеет серьезные основания считать Россию агрессором.

После заявления ООН о причастности Москвы к инциденту с беспилотником, после того, как все международное сообщество призвало Кремль не осуществлять инструкции бывшего президента Путина от 16 апреля об укреплении связей с де-факто властями, Россия вводит железнодорожные войска в Абхазию… Это говорит о том, что давление Запада не будет учитываться Кремлем до конца.

Конечно же, Тбилиси пытается доказать, что Москва играет по двойным стандартам, подчеркивает, что ни Сухуми, ни Цхинвали не могут вести себя независимо от решений, принятых в той же Москве. Было бы хорошо, если бы и в Тбилиси осознали, что необходимо налаживать связи с Сухуми и Цхинвали, не всегда оглядываясь на Москву. Пока Тбилиси не будет чувствовать себя защищенным от «ненаказуемых» действий Москвы, ему будет трудно изменить свой курс по отношению к конфликтным регионам.

Я хорошо понимаю, что вся российская поддержка этим регионам – от экономической до военной – воспринимается, и не всегда беспричинно, как угроза национальной безопасности Грузии. Но, с другой стороны, отношение Тбилиси к Сухуми и Цхинвали нужно менять, так как конфликтные регионы, в свою очередь, видят угрозу со стороны Грузии. С одной стороны, Тбилиси заявляет о необходимости урегулировать конфликты исключительно мирным путем, с другой стороны тратятся огромные суммы на военный бюджет, и информированные источники говорят о закупках наступательного вооружения… Очень часто через выступления грузинских политиков красной нитью проходит мысль о том, что если не удастся мирно урегулировать конфликты, то будут использоваться другие пути… То есть, налицо двойная риторика, которая не может положитель-но восприниматься в Сухуми и Цхинвали.

Очень настораживает ситуация в регионах, прилегающих к зонам конфликта. Силовые ведомства играют там активную роль, которая прямо противоречит логике построения доверия, о которой говорит министр Якобашвили. Сложная ситуация, например, в Гальском районе, где активно работают грузинские спецслужбы, чью роль нельзя назвать конструктивной. Давление на население там очень сильно, людям угрожают, считают их коллаборационистами. И, конечно, население Гальского района подвергается давлению и со стороны абхазских структур, там нарушаются права человека. То есть, местное население постоянно находится меж двух огней.

Такие преграды контактам есть и в Южной Осетии. Подразделения МВД Грузии часто мешают передвижению не только населения – были случаи, когда из-за этого страдали программы по реабилитации региона. Хуже того, были случаи, которые не-возможно аргументировать опасностью контрабанды, так как речь шла о необходимости предоставления гуманитарной помощи – например, запрет на въезд реанимобиля из Гори в Цхинвали…

Я понимаю, что один из главных политических приоритетов Грузии состоит в интеграции конфликтных территорий. Но сегодня не стоит фокусировать внимание на статусе этих территорий. Главная задача сегодня – наладить хотя бы минимальные меры доверия.

Конечно, существуют проблемы, связанные с форматами переговоров – их необходимо менять, и западное сообщество все больше это поддерживает. Существующие форматы показали свою неустойчивость – если хотя бы одна сторона не ощущает себя защищенной в их рамках, форматы не будут конструктивно работать. Но до согласования альтернативных вариантов лучше использовать существующие форматы для достижения минимальных договоренностей по самым горячим вопросам. В противном случае мы получим еще более глубокий раскол, усиление отчуждения…

- Если учитывать влияние Москвы в Абхазии и Южной Осетии, насколько возможно Тбилиси наладить прямые связи с ними без вмешательства России?

- В Тбилиси мне часто говорили, что им этого очень хотелось бы, но Сухуми и Цхинвали не готовы зачастую даже выйти с ними на связь невозможно, невозможно застать людей на месте, так как им нечего ответить на грузинские предложения без одобрения Москвы. Но я не считаю, что все принимаемые там решения зависят только от Кремля. Конечно, присутствие российских военнослужащих, разных российских структур, российские интересы, все теневые связи с Россией очень мешают контактам, но ведь стоит попробовать.

Абхазы и осетины не видят смысла вести разговор в русле, предлагаемом им Тбилиси. Доверие не строится за одну ночь. В Цхинвали очень хорошо помнят 2004 год. И сегодня в зонах конфликтов происходит очень много инцидентов. Неважно, с той или с этой стороны, но они разрушают доверие...

Более того, хотя проект-концепт культурной автономии и обиден абхазам и осети-нам, они следят за состоянием прав этнических меньшинств в Грузии, их участием в общественной и политической жизни Грузии, за положением дел в аджарской автономии. И эти примеры для них неубедительны. (Мне кажется, что для Тбилиси как раз было бы полезно сосредоточиться на межэтнических отношениях, и это и есть тот уровень, на котором Тбилиси может непосредственно влиять.) Они, зачастую не без основания, не доверяют тому, что предлагает Тбилиси. Рост военного бюджета Грузии заставляет их с сомнением относиться к мирным инициативам, тем более, когда появляется информация о том, что приобретается вооружение не только оборонного характера, но и наступательного.

В Сухуми прекрасно понимают, что Россия не является их бескорыстным доброжелателем, но за неимением других связей вынуждены соглашаться на многие требования Москвы. И сейчас эта фактическая интеграция ускоряется из-за более глубоких российских интересов, в том числе экономических, антинатовских, предолимпийских. Но мне кажется, что в Сухуми все больше интереса к диверсификации внешних связей, например, в направлении Евросоюза. И Евросоюз, кажется, уже готов к определенной работе в этом направлении. Тбилиси может использовать этот потенциал. Если продолжать политику последних 15 лет, перекрывавшую конфликтным регионам все возможности, не оставлявшую им выбора, то как можно ожидать мирного урегулирования конфликта?

- Не получается ли так, что Тбилиси копирует политику России по отношению к Грузии и переносит кальку на Абхазию и Южную Осетию?

- Абсолютно согласна. Очень много схожего, много параллелей, не только в политических подходах, в использовании силовых рычагов в политике, но и во внутренней политике. Хотя уровень свободы в России и Грузии несравним – в Грузии свобода слова, плюрализм мнений намного более развиты, чем в России. Обе страны громко декларируют свою готовность к диалогу, поиску компромиссов, но часто не наблюдается желания конструктивного диалога. Обе стороны характеризует некоторый дисбаланс между заявленным желанием, риторикой, и тем, что делается в реальности. Часто создается впечатление, что находишься в мире кривых зеркал…

- Можно ли ожидать активизации международных организаций в урегулировании конфликтов? Насколько реальна замена российского миротворческого контингента международными силами поддержания порядка?

- Сейчас варианты смены формата переговоров стали рассматриваться более активно. Старые форматы реально уже не работают. Нет желания, по крайней мере, одной из сторон, в них участвовать. Существует абсолютно разные подходы – с одной стороны Тбилиси, с другой Москвы и конфликтных регионов. Но если не будет минимального доверия между Тбилиси и конфликтными регионами, вряд ли можно ожидать согласия всех сторон на смену формата переговоров.

Конечно же, шаги России в последние месяцы убедили международное сообщество в необходимости изменения существующих форматов. Но интернационализация миротворческих сил, кажется, не входит в интересы России. Ее интерес заключается в сохранении статус-кво, ее полностью устраивает существующий миротворческий формат. Если Грузия решится на радикальный шаг и объявит нежелательным присутствие российских миротворцев на своей территории, можно ожидать очередного обострения ситуации.

Переговорные форматы, в особенности югоосетинский, обязательно надо менять. Но до тех пор, пока не будет получено согласие всех сторон, надо поддерживать хотя бы какие-то контакты в существующих форматах, так как очень вредно абсолютное отсутствие контактов и политический вакуум. Я понимаю, что грузинская сторона не одобряет такого подхода– она считает, что нужно доказать, что существующий формат не работает, и добиться его изменения. Но я бы советовала не прерывать все связи и не допустить вакуума контактов не только между Тбилиси и Сухуми и Цхинвали, но и между Тбилиси и Москвой.

Естественно, форматы требуют изменения, так как российские миротворцы, по крайней мере, с точки зрения грузинской стороны, таковыми на самом деле не являются и не выполняют возложенных на них функций. Но важно учитывать два фактора: для абхазской и югоосетинской сторон они выступают гарантом, и до сих пор еще не было реальных предложений по их замене, удовлетворяющих Сухуми и Цхинвали. Нужно найти такие варианты, которые дадут Сухуми и Цхинвали гарантии невозобновления военных действий, найти того, кому они будут доверять.

Я считаю логичной позицию официального Тбилиси – подключить к лоббированию своих интересов Евросоюз, чтобы он подтвердил, что Россия не является надежным миротворцем и партнером в переговорах. Были выступления, в общем плане поддерживающие Тбилиси, но есть ли готовность Евросоюза прислать миротворческие или полицейские силы – это большой вопрос. Я так понимаю, готовности пока нет.

Грузия также сильно лоббирует свои интересы через двусторонние связи со странами Средней и Восточной Европы – Польшу, страны Прибалтики и т. д. И получает достаточно мощную дипломатическую поддержку на уровне министров иностранных дел, на высшем уровне – в течение последнего года президент Польши посетил Грузию четыре раза. Можно задаться вопросом – помогает ли такая, относительно эмоциональная, может быть рефлексивная по отношению к России, безусловная поддержка? Мне кажется, что иногда поддержка, мотивированная в первую очередь геополитическими реалиями, может перекрыть ту критику, которая нужна Грузии в отношении демократических процессов.

И главное – Грузии невыгодно получить раздробленную, разрозненную поддержку от стран Евросоюза. В интересах Грузии не вбивать очередной клин в отношения между Москвой и Европой, не цепляться за поддержку нескольких государств, а получить поддержку Евросоюза в целом. Мне кажется, что менее острые, но единые заявления Евросоюза дадут больше пользы Грузии, чем острые заявления отдельных стран. Единый Евросоюз необходим для того, чтобы с одной стороны, быть противовесом России, а с другой – наладить партнерские отношения с Москвой.

- Президент Ющенко, министр обороны Ехануров заявляли о готовности Украины принять участие в миротворческой операции на территории Грузии. Насколько это реально?

- Тбилиси и Киев находятся в очень дружественных отношениях, их часто объединяют идентичные интересы и проблемы – желанию обеих стран вступить в НАТО противостоит Москва и т. д. – так что заявления Украины о желании помочь Грузии урегулировать конфликты понятны. Но опять возникает вопрос – приемлема ли Украина в качестве гаранта безопасности с точки зрения Сухуми и Цхинвали? Это относится и к остальным странам-участницам ГУАМ, не воспринимаемым в конфликтных зонах как нейтральные игроки.

- Что могут сделать Евросоюз, ОБСЕ, ООН для реального урегулирования ситуации в Абхазии, насколько международное сообщество обладает рычагами влияния, чтобы переломить ситуацию?

- Какой эффект производят на Россию даже резкие заявления Евросоюза, ООН? Наверное, не такой большой, как бы хотелось… Наверное, нужно активнее привлекать Россию к обстоятельному диалогу, что не значит ее ублажать. Россия сегодня не заинтересована в изменении ситуации в конфликтных зонах. Мне кажется, России надо дать понять, что в случае эскалации ситуации в Абхазии это очень плохо отразится на Олимпийских играх в Сочи, что место игр может быть перенесено. Использовать хотя бы этот рычаг – для России это не только экономический стимул, но имеет важное символическое и моральное значение.

Грузия считает, что блокирование вступления России в ВТО может дать какие-то результаты – по крайней мере, позволит добиться совместного контроля КПП на Псоу и Рокском тоннеле. Но пока что Россия на это не идет… Может быть, Тбилиси стоит подумать, что в случае вступления России в ВТО она вынуждена будет подчиняться правилам ВТО и соответственно решать все проблемы, связанные с международной торгов-лей и т. д.? Я могу понять, почему Грузия выступает против вступления России в ВТО, но, с другой стороны, именно механизмы ВТО могут быть реальным рычагом давления на Россию.

- Как вы оцениваете деятельность альтернативного правительства Дмитрия Санакоева?

- Я ее расцениваю как одностороннюю инициативу Тбилиси. Я вижу, что на территории, контролируемой правительством Санакоева, делается очень многое. Очень хорошо, что идет процесс развития этих деревень, которые раньше были абсолютно запущены, ощущали себя заложниками как одной, так и другой стороны. Но насколько это приводит к налаживанию доверия между Тбилиси и Цхинвали? Сегодня транспортные коммуникации, линии электропередач, газопроводы разделены – каждая из сторон строит свою, независящую от другой инфраструктуру. Нет никаких контактов, экономических взаимосвязей и сотрудничества. Существует опасность, что международные организации будут по отдельности общаться с Цхинвали и Куртой и тем еще больше усугубят раскол. Получается, что идет работа по углублению пропасти в отношениях Грузии и Южной Осетии. Необходимо проводить проекты, в которых будут задействованы обе стороны. В этом плане есть важные успехи в реабилитационной программе ОБСЕ. Эта программа в принципе полезна, так как в ней работают обе стороны, а другие программы работают по отдельности с каждой из сторон. Точно так же и Тбилиси финансирует проекты на территориях, контролируемых Санакоевым, а Москва вкладывает деньги в Цхинвали. Но есть сведения, что поддержка ряда сел Лиахвского ущелья раздражает население находящихся поблизости грузинских сел, которые такой поддержки не получают…

- Как, по-вашему, будут развиваться отношения Украины и Грузии с НАТО?

- Итоги Бухарестского саммита НАТО показали, что политическое решение уже существует. Но я не думаю, что после жесткой реакции России в декабре, когда этот вопрос будет снова обсуждаться, будет готовность предложить МАР Украине и Грузии.

- Представители российской политической элиты не раз заявляли, что Россия не допустит вступления Грузии и Украины в НАТО. Что может предпринять Россия, могут ли быть использованы в качестве рычагов давления Абхазия и Южная Осетия?

- В России сейчас произошла смена власти, и от нового президента Дмитрия Медведева трудно ожидать резких, радикальных шагов, хотя ввод железнодорожных войск в Абхазию и стал четким мессиджем, что курс Москвы не меняется. С другой стороны, России, кажется, сейчас выгодно поддерживать сложившийся статус-кво. Она может играть на чувствительности этого вопроса для Тбилиси, но она до конца не перешагивает «красных линий» и, кажется, не собирается признавать независимость Абхазии и Южной Осетии – вопрос их статуса она сейчас как бы отложила.

Какой будет политика президента Медведева дальше, насколько он сможет вести собственную политическую линию, какой будет борьба между политическими группировками в российской власти – сейчас невозможно гадать на кофейной гуще Необходимо учитывать и влияние силовой элиты России, которая имеет свои интересы в Абхазии.

Госдума не пошла на признание независимости конфликтных регионов, но показала Тбилиси, что теоретически готова это сделать. Можно только предположить, что такая политика «балансирования» с включением силовых элементов будет продолжаться. Сильную реакцию Москвы, наверное, можно ожидать ближе к декабрю.

Существует опасность, что Россия может замкнуться в себе. Когда я в последний раз была в Москве, российские чиновники часто озвучивали свои обиды: «Нас недостаточно уважают, с нами не считаются как надо...». У России, конечно же, есть свои законные интересы и опасения, с которыми надо считаться. Недовольство Москвы расширением НАТО на Восток, где Россия имеет самые уязвимые позиции на Северном Кавказе, можно понять. Я не говорю, что позиция Москвы по расширению НАТО должна влиять на решение руководства НАТО. Но нужно учитывать, что расширение Североатлантического альянса будет реально влиять на российскую политику, на внутриполитические процессы, на бюджет и, например, на оборонную политику. Россия будет очень жестко реагировать, и об этом нужно открыто и заранее говорить.

- Получается, что при существующем стремлении Грузии в НАТО Россия может начать создавать т. н. «пояс безопасности» в Абхазии и Южной Осетии. Насколько реальна опасность провокаций, которые привели бы к эскалации конфликта?

- О том, что Абхазия может стать буферной зоной для России, в Сухуми говорили еще в 90-х годах. Сейчас они считают это реальной возможностью. Периодически можно услышать спекуляции на тему раздела Абхазии с частичным учетом интересов обеих сторон. То есть, Россия получит западную часть Абхазии, а Тбилиси – восточную. Мне трудно это представить, но даже если допустим, что Тбилиси с Москвой таким образом договорятся – это очень неустойчивый вариант.

Что касается провокаций, то, конечно, Москва сильно провоцирует Тбилиси и по максимуму испытывает его терпение. Об этом говорят сбитый беспилотник, ввод наступательного вооружения в Абхазию и дополнительных как будто бы миротворческих сил, которые на самом деле являются элитными боевыми подразделениями, ввод железнодорожных войск… Но ясно, что развязывание войны не в интересах Тбилиси.

В последнем докладе МКГ говорится, что в грузинских силовых структурах обсуждаются варианты операции в Абхазии, по которым Тбилиси может вернуть по крайней мере часть региона. Этот вариант наиболее опасен. Радикально настроенные силы в Тбилиси считают, что для того, чтобы вернуть Абхазию, одних дипломатических усилий недостаточно, и делают ставку на силовой сценарий. Но пока что те голоса в грузинской администрации, которые считают, что таким образом будут перекрыты пути на Запад и прекратятся инвестиции, перевешивают.

Тбилиси также может счесть, что милитаризация Абхазии уже превышает все разумные пределы, или произойдет нападение на верхнюю часть Кодорского ущелья или на жителей Гали, и тогда Грузия ответит тем же. Тут есть риск возобновления войны. Запад, конечно, давит на Тбилиси, чтобы избежать любого силового варианта, но существует опасность, что из-за какого-либо инцидента может произойти вооруженное столкновение. Последний инцидент с беспилотником – из наиболее опасных в последние годы. Повторение такого инцидента может взорвать ситуацию.

- Какие рекомендации дает Кризисная группа правительству Грузии в своем последнем отчете?

- Прежде всего, отказаться от использования любого сценария, предполагающего военное решение проблемы; придерживаться последовательной политики по урегулированию; сфокусироваться на построение мер доверия, а не зацикливаться на требовании обсудить статус; прислушаться к опасениям Сухуми и Цхинвали, обсуждать эти проблемы вместе с ними; прекратить, хотя бы временно, полеты беспилотников, что является очень раздражающим фактором для конфликтных регионов.

В Абхазии, на фоне российского военного и экономического присутствия, стали более отчетливо понимать, что они могут просто раствориться в России. Тбилиси мог бы хорошо это использовать, чтоб начать доказывать абхазам наиболее реальные преимущества совместного государства. Главное – не спешить и не навредить.

Магдалена Фричова была директором Кавказского проекта International Crisis Group с марта 2007 по июнь 2008. На Кавказе работала с 1999, в основном по грузинско-абхазскому и грузинско-осетинскому конфликтам. Перед тем, как перейти в International Crisis Group, работала в миссии ОБСЕ в Грузии, в частности, по проблемам нацменьшинств и межэтнических отношений, в том числе по языковым проблемам в Гальском районе Абхазии, а до ОБСЕ – в британской НПО International Alert, фасилитируя мирные инициативы в контексте грузинско-абхазского, карабахского и северокавказских конфликтов. А еще раньше писала о Южном Кавказе для разных газет, в частности, для ежедневной чешской «Днес», и переводила на чешский романы с французского и английского. В июне 2008, поступив в аспирантуру Флетчерской школы права и дипломатии, переехала из Тбилиси в Брюссель. Теперь она независимый консультант по конфликтам, Кавказу и СНГ.