Январь 2003 г., stringer-news.ru.

Русские. Как уходящая натура

Валерий Соловей, аналитик Горбачев-фонда

Последние несколько лет на Западе в большом ходу выражение failed state, что на русский язык можно приблизительно перевести как «провалившееся государство» или «неуспешное государство». Этот термин используется для подведения неутешительных итогов государственного строительства в ряде постсоветских стран. Существующие в них формальные институты государственности - президенты, парламенты, правительства, армии, символы и атрибуты независимости выглядят не более чем декорацией, за которой скрывается экономическая деградация, политическая растерянность и социальная разруха, которая, как известно, начинается в головах.

Может показаться, что если в эпоху Бориса Ельцина и Россия находилась на грани превращения в «провалившееся государство», то избрание президентом Владимира Путина кардинально изменило ситуацию: в обществе крепнут государственнические настроения, власть восстанавливает свой авторитет, а у россиян появилась надежда на возрождение России. Приблизительно таким образом нередко представляется современное состояние дел в проправительственных СМИ.

Однако высокое и беспрецедентно устойчивое доверие россиян к президенту Путину не распространяется на основные государственные и политические институты, уровень доверия к которым остается довольно низким, а в ряде случае - чрезвычайно низким. Причем более половины граждан России устойчиво не доверяют государственным институтам, с деятельностью которых им чаще всего приходится сталкиваться в повседневной жизни, - милиции и местной власти. А именно это и есть обращенное к народу повседневное лицо государства. Более того, налицо очевидный парадокс: авторитет президента растет, а эффективность и дееспособность государства вызывают в общественном мнении нарастающее разочарование.

Объяснение этому парадоксу лежит в двойственном сознании современных русских. Государственнические настроения не выдумка, они на самом деле существуют; но в них речь идет об идеальном или, попросту, «хорошем», с точки зрения общества, государстве, которое не имеет ничего общего с реальной российской властью. Путин воплощает именно надежду на появление «хорошего» государства, но все остальные этажи реальной российской власти рассматриваются как далекие от народа и враждебные ему. Другими словами, срабатывает известная из школьных учебников истории формула: царь хорош, да бояре плохи.

Возникшая еще в эпоху Ельцина пропасть между обществом и государством нисколько не уменьшилась и расширяется. Если в 1995 г. около 40 % русских не верили в возможность хоть как-то повлиять на власть, то сейчас их стало уже 60 %. Общество убеждено в глубокой недемократичности современной власти. Ровно две трети россиян полагают, что демократические процедуры - это пустая видимость, а страной управляют те, у кого больше богатства и власти.

Власть воспринимается массовым сознанием как главный источник беззакония в стране. Почти 100% опрошенных считают, что в стране царит произвол властей. Свыше половины из них убеждены, что найти защиту от этого произвола в сегодняшней России невозможно. На суд как на защитника рассчитывают 9 %, на «братков» и взятку - 11 %.

Начиная с либеральных реформ наше государство часто прибегало к массовому обману и разрушало правовые нормы, социальные и моральные соглашения между обществом и государством. В основе существования любой страны лежит социальный контракт между властью и народом. Выполняющее свои обязанности по отношению к народу государство вправе требовать от него того же.

Почти 100 % русских полагают, что государство обязано всегда быть честным со своими гражданами, большинство их одновременно считают себя вправе обманывать государство и не соблюдать законы, причем именно потому, что по отношению к гражданам так поступает сама власть.

Интересно, что самую законопослушную и честную по отношению к государству группу населения в России составляют избиратели КПРФ. Получается, что на уровне групповой психологии эта партия скорее поддерживает власть, чем оппонирует ей.

Мы видим, что отечественное общество обоснованно сомневается в фундаментальном праве власти служить источником справедливости, законности и порядка, тем самым отказывая в легитимности Российскому государству вообще. А как еще относиться к государству, которое не выплачивает бюджетникам их нищенские зарплаты, не заботится о стариках и инвалидах, нимало не обеспокоено нищетой в стране, с поразительным равнодушием взирает на развал армии и социальной сферы? Четырем пятым граждан страны вообще непонятно, какие цели преследует Российское государство.

Из нелегитимности государства следует вывод: современное Российское государство по большому счету есть грандиозная мистификация; его институты, символы и атрибуты - не более чем декорации, которые могут рассыпаться даже от не очень сильных толчков.

Имперское наследство

Разумеется, российская власть в лице своей интеллектуальной обслуги пытается вызвать симпатии и лояльность общества к государству. Именно таким образом следует рассматривать политику государственного патриотизма, начавшуюся еще при Ельцине и получившую свое законченное воплощение в последние два-три года. Ее содержание составили укрепление пресловутой «вертикали власти», обильная патриотическая риторика в официальном языке, политическая мода на государственничество, государственная поддержка Русской православной церкви, манипуляция имперскими символами - как дореволюционными (двуглавый орел в качестве российского герба, торжественное захоронение останков последней царской семьи), так и относящимися ко временам советской империи (гимн и возвращение красной звезды на армейское знамя).

Все это очень похоже на политику использования имперского наследства, проводившуюся Иосифом Сталиным в 40-е и начале 50-х годов XX века. Речь не о том, чтобы рассматривать Путина духовным наследником Сталина, как это нередко делает демшиза, намекая на бывшую профессиональную принадлежность российского президента, а о функциональном сходстве этих версий государственного патриотизма.

Однако любые аналогии со сталинской эпохой полностью улетучиваются при оценке эффективности политики государственного патриотизма. В современной России не только не случилось ничего, даже близко похожего на общественный подъем 40-50-х годов, но результаты оказались прямо противоположны ожиданиям. Социологические исследования, проведенные на рубеже 2000 и 2001 годов, показали, что патриотизм в современной России испытывает драматический кризис.

Официозная политика государственного патриотизма не только не объединила власть и общество, но даже усилила противостояние между ними. По существу, она представляет собой манипулирование идеологическими «пустышками», символами без содержания, чье назначение состоит в ситуативной мобилизации и пропагандистском прикрытии. Подобного рода политика стимулирует не столько патриотические чувства и лояльность по отношению к власти, сколько отторжение государства как такового.

Можно с уверенностью заключить, что политика государственного патриотизма не только проваливается, но и ведет к дальнейшему обострению кардинального противоречия между народом и государством.

Уходящая натура

Провал государства - вещь крайне неприятная и с безусловными тяжелыми последствиями, но все же не трагичная, если существует нация, способная воссоздать государство заново. При этом применительно к России нельзя говорить о некой нации «россиян»: ее строительство принесло столь же плачевные результаты, что и политика государственного патриотизма. Речь должна идти о русской нации. Несмотря на сотворчество народов в истории России, именно русским принадлежала ключевая роль в создании отечественной государственности в строительстве одной из величайших мировых империй; они остаются становым хребтом современной России. Но для того, чтобы составить представление о жизненной силе и перспективах русской нации, надо изучать не внешние ее характеристики - демографическое состояние, здоровье, культуру, которые выглядят плачевно, а русское самосознание.

Русские в подавляющем большинстве гордятся своей национальностью (об этом заявили 85 % опрошенных), но одновременно весьма скептичны в оценке собственных качеств. Негативные оценки качеств русского народа преобладают над позитивными среди сторонников всех идейно-политических ориентаций, включая русских националистов. Концентрированным выражением негативистского пафоса следует считать мнение о грядущем исчезновении русского народа вообще - позиция, которой придерживается почти каждый второй!

Это уже не просто национальная самокритика, а откровенно упаднический взгляд на будущее русской нации. По аналогии с «провалившимся государством» можно сказать, что русские склонны считать себя «провалившимся народом». Национальное единство и сплоченность как отличительное качество русского народа отмечает лишь каждый пятый русский. Причем львиную долю этих оптимистов составляют люди пожилого возраста или, другими словами, уходящая натура; в то время как для молодежи характерен крайний индивидуализм и отрицание «фикции» национального единства.

Русские всегда жили с ощущением, что им предстоит сыграть исключительную роль в человеческой истории. Именно оно делало русских русскими, составляло корень их самобытности.

Русская нация в ее нынешнем виде на самопожертвование категорически не способна, как неспособен живущий с ощущением ущербности «провалившийся народ» создать дееспособное и эффективное государство.

Есть ли у русского народа «враги»?

Теоретически нация может сплотиться против какого-то общего врага. На роль «внутреннего врага» в современной России в первую очередь могли бы претендовать «кавказцы».

Антикавказские настроения в России 90-х годов действительно выросли, что стало неизбежным следствием двух чеченских войн, чеченского терроризма, значительного роста численности нерусского населения в традиционно русских городах, этнической конкуренции в бизнесе и этнической окраски организованной преступности. Но этот рост нельзя назвать драматическим: общее число русских, негативно относящихся к приезжим, составляет около одной четверти населения страны («жесткое» ядро нетерпимых и того меньше - около 10%), при том, что оставшиеся три четверти относятся к ним вполне лояльно. Наибольшую антипатию русские испытывают к чеченцам и азербайджанцам (на Дальнем Востоке - к китайцам), затем - к представителям азиатских народов.

И все же уровень ксенофобии в России заметно ниже, чем в либеральной Европе: по данным общеевропейского социологического исследования, почти треть европейцев причислила себя к расистам в «очень большой» и в «значительной степени»; еще одна треть призналась, что они - «немного расисты». То есть общий уровень европейской нетерпимости составляет под 70%, в то время как в России меньше 30%.

Не говоря уже о том, что интенсивность этнического и расового насилия в России гораздо ниже, чем во многих европейских странах. Пресловутые русские скинхеды отдыхают рядом со своими германскими и даже чешскими единомышленниками. И уж вообще невозможно в России представить сжигание живьем цыган и вьетнамцев, как это было в Германии и Чехии. Остается лишь вообразить, какая чудовищная волна этнического насилия захлестнула бы любое европейское государство, произойди там что-то похожее на взрывы московских домов в 1999 году или недавний массовый захват заложников в театральном центре на Дубровке. В доверительных разговорах вполне «политкорректные» западные аналитики и журналисты удивляются слабости «русского фашизма».

Факты не только очень упрямая вещь, но еще и крайне неприятная, особенно когда имеешь дело с такой чувствительной и деликатной материей, как состояние русского национального духа, переживающего сейчас свои не лучшие времена.

Главный вывод состоит в следующем: современное Российское государство - грандиозная фикция, оно находится в состоянии скрытой и явной вражды с отечественным обществом. Русская нация, впервые в своей более чем тысячелетней истории, потеряла мужество и волю к борьбе. А как известно, потерять мужество - все потерять.