Что объединяет новую волну русской эмиграции во Франции?

Ольга Ярцева, представитель Московского дома соотечественника во Франции

Мы продолжаем публикацию материалов Ольги Ярцевой, представителя Московского дома соотечественника, посвященных жизни наших соотечественников во Франции и роли общественных объединений в их судьбе.

Вопрос о существовании официально зарегистрированных организаций в среде наших соотечественников, приехавших во Францию после распада Советского Союза, впервые возник у меня в разговоре с председателем французской Федерации русских ассоциаций (ФАР) Юрием Александровичем Трубниковым. Я поинтересовалась, почему в ФАРе, куда входит несколько десятков организаций, созданных представителями первой или «белой» волны русской эмиграции, никак не представлена сегодняшняя, пост-советская диаспора. «Мы бы очень хотели видеть в нашей Федерации представителей новой волны русских эмигрантов, - ответил Юрий Александрович. – Но дело в том, что в ФАР входят только организации, а не физические лица. А в среде недавно приехавших во Францию русских  пока не создано никаких формальных организаций».

Действительно, такая ситуация может показаться странной. В России, где неразвитость гражданского общества признается практически всеми экспертами, людям трудно поверить в возможность решения своих проблем с помощью коллективного действия. Даже собственники-соседи не спешат объединяться в домовые комитеты, хотя общие для всех вопросы возникают на каждом шагу. «Надо б лампочку повесить – денег все не соберем…». Но здесь, во Франции, стране с давней и глубокой традицией общественной самоорганизации, существуют тысячи разнообразных, порой весьма экзотических объединений – от ассоциации «жертв излишнего содержания асбеста в стенах домов» до ассоциации «борцов с научным обскурантизмом и промышленным деспотизмом» или «геев и лесбиянок предприятий электроэнергетического сектора экономики». И вот получается, что, несмотря на столь развитую гражданскую инфраструктуру, наши сегодняшние соотечественники не видят в ней никакой необходимости. А ведь общих проблем, связанных с практической интеграцией в новую социальную среду, у них немало…

Пытаясь разобраться в этой ситуации, я провела мини-опрос среди соотечественников, легально проживающих и работающих во Франции. Если сгруппировать наиболее значимые ответы на вопрос: «Почему пост-советская русская диаспора не структурируется в гражданское общество?», то основные причины выглядят следующим образом.

1.    Наследие русской (советской ) этатистской истории. «Мы – русские, у нас никогда не было нормального гражданского общества, поэтому идея решать свои проблемы с помощью каких-то формальных общественных объединений просто в голову не приходит». «Если кто-то попытается создать среди русских организацию, призванную решать наши общие проблемы, то, скорее всего, этот человек будет восприниматься с подозрением, как переодетый аппаратчик». «У пост-советских русских по определению нет и не может быть потребности в гражданском обществе. Они здесь пользуются структурами французского гражданского общества, но сами ни на какие самостоятельные коллективные действия не способны. Семьдесят лет советской власти породили именно такую человеческую особь».

2.    Отсутствие «железного занавеса». «Замечательная способность белоэмигрантской среды к самоорганизации связана как раз с тем, что эти люди были изгнанниками, и в этом смысле тесно связанными друг с другом. Между сегодняшними, пост-советскими русскими таких связей нет». «У меня нет необходимости поддерживать здесь какой-то «очаг культуры»: мои дети живут и учатся в Петербурге, а мне лично достаточно туда приезжать несколько раз в год, общаться с друзьями, чтобы не утратить ощущения причастности к происходящему в России».

3.    Существование более адекватных форм коллективной жизни. «Свои проблемы мы традиционно решаем сами или с помощью друзей. Церковь для пост-советской эмиграции уже не является главным интегрирующим центром. Максимум самоорганизации для нас – дружеский круг». «Зачем создавать формальные организации, когда существуют друзья, а кроме того – интернет? У многих из нас есть «свои» сайты, где можно получить дельный совет, обсудить насущные проблемы, найти новых друзей».

4.    Индивидуализм профессионалов. «Париж – не Брайтон Бич, здесь легально оседают, как правило, образованные и профессионально сложившиеся люди, которые считают, что они способны решить свои проблемы самостоятельно». «Мы получили здесь хорошую высокооплачиваемую работу именно потому, что мы – профессионалы, способные конкурировать на западном рынке труда. А сильный профессионал не имеет времени отвлекаться на разного рода общественную деятельность».

5.    Стремление жить во французской среде.  «Я живу здесь на деньги французских налогоплательщиков, которые ежегодно «скидываются» для того, чтобы я мог заниматься своей наукой. И если у меня возникают какие-то практические проблемы, я должен прежде всего действовать по французским социальным правилам, участвовать в жизни французского гражданского общества, а не создавать «русское гетто». «Свою русскую идентичность, культуру я, как ни странно, более остро ощущаю в общении с французами, а не с русскими. Многие сегодняшние русские мне гораздо более чужды, чем французы».

Надо оговориться, что два десятка опрошенных мной соотечественников (среди которых – ученые, преподаватели, бизнесмены, врачи, журналисты, специалисты по информатике)  представляют далеко не полную с социологической точки зрения выборку, отражающую структуру пост-советской русской диаспоры. Но и этот небольшой опрос позволяет сделать несколько предварительных выводов.

Во-первых, экономический характер новой русской эмиграции предполагает значительную индифферентность ее представителей к общественной жизни. Главным мотивом их деятельности во Франции остается профессиональная самореализация и личное материальное благополучие, а какие-то совместные действия связаны скорее с досугом, развлечениями, неформальным общением.

Во-вторых, для решения своих проблем наши соотечественники традиционно предпочитают опираться на личные связи, а не на институты гражданского общества. Единственным исключением являются организации, создаваемые в сфере российско-французских культурно-информационных связей, которые служат не столько формой коллективного действия, сколько инструментом в работе профессиональных «коммуникаторов» (журналистов, консультантов, специалистов по PR-технологиям, и т.д.).

И, наконец, в-третьих, существует принципиальная разница между соотечественниками, легально проживающими и работающими во Франции, и так называемыми «нелегалами». Именно «нелегалы» выражают наибольшую заинтересованность в создании общественных организаций, помогающих адаптации российских эмигрантов (точнее сказать, мигрантов) к условиям французской жизни. Однако «легалы» не проявляют особого желания объединяться с «проблемными» соотечественниками, подтверждая старую пословицу «сытый голодного не разумеет».