Информационно-аналитический портал постсоветского пространства |
Александр Бендин (Минск)
Уже почти полтора столетия национальное самосознание белорусов подвергается серьезным испытаниям. Все это время различные силы пытаются лишить белорусский народ его этнической основы – русскости. И одним из главных направлений этой разрушительной работы является искажение и фальсификация истории. Это не может не волновать ответственных ученых и в целом белорусскую общественность. Каковы истоки этого уродливого явления, и каковы перспективы развития белорусского самосознания? Корреспондент «Материка» Николай Сергеев взял интервью у Александра Бендина, руководителя белорусской Научно-исследовательской ассоциации “Россика” имени И.В.Оржеховского, работающей при Белорусском общественном объединении «Русь».
- Александр Юрьевич, в конце 2003 года ассоциацией «Россика» была проведена белорусско-российская научная конференция «Историография и национальные мифы на постсоветском пространстве», почему была выбрана именно эта тема?
- Тема конференции родилась из насущных потребностей нашего времени, потому что современное преподавание истории, к сожалению, не всегда соответствует научным критериям. В новой политической ситуации, наступившей после 1991г., белорусские историки часто испытывают соблазн подменять научную методологию изучения и преподавания отечественной истории идеологическим мифотворчеством, в результате история становится своего рода фактологической иллюстрацией псевдонациональной мифологии. То есть в данном случае научные результаты и критерии исследования и преподавания истории подменяются изначально заданными идеологическими конструкциями. По словам известного исследователя национализма Э.Смита, история и этническая традиция играют главную роль в националистическом мифе. Поэтому «учёные» обновляют, переписывают или даже заново создают этническую и политическую историю. Структура мифа выглядит следующим образом. Прошлое служит националисту опорой и моделью, даже мерой современного упадка этнического самосознания переживаемой эпохи. Национализм придерживается линейной концепции истории, для него, как и для марксизма характерен миф о финальной, завершающей эре справедливости и свободы. Преднамеренное производство интеллигенцией мифов и символов является частью процесса национальной консолидации. Национальные идеи могут найти отклик у образованной публики, если за ними стоит авторитет науки. Поэтому история, филология, антропология придают «научность» мифам об этническом прошлом, как бы систематизируют поэтические метафоры. Чаще всего происходит так, что некоторые сознательно творимые погрешности против исторической истины обнаруживаются уже поздно. Спустя некоторое время, когда исторические мифы, выдуманные истории или фальшивые святыни бывают раскрыты, они уже выполнили свою роль - добились пробуждения тех национальных чувств, которых требовала интеллигенция.
В связи с этим и появилась идея проведения научной конференции, на которой мы обсуждали проблемы преподавания отечественной истории и анализировали базовые мифологические конструкты, характерные для современной белоруской историографии.
- Ваше выступление на конференции касалось вопросов формирования этнического самосознания в Северо-Западном крае. Не могли бы вы попытаться сформулировать белорусскую национальную идею с современных научных позиций?
- Я думаю, что с научной точки зрения было бы более правильным не формулировать национальную идею, так как эта задача не входит в задачу исследователя, а исторически корректно выявить причины, механизмы формирования и содержание национального самосознания белорусского народа во второй половине XIX начале XX вв. Именно этот период является на мой взгляд ключевым в процессе формирования национального самосознания. Не удивительно, что именно данный период и данная проблема стали объектом активной мифологической интерпретации.
В научной литературе существует схема описания возникновения и роста национальных движений, применительно к странам Центральной и Восточной Европы, которая принадлежит чешскому историку М.Гроху Эту схему использует известный российский исследователь Б.Н. Миронов для описания национальных движений в Российской империи во второй половине XIX начале XX вв. Так вот, в соответствии с этой схемой национальное движение в своем развитии проходит несколько этапов. Первый этап связан с деятельностью национальной интеллигенции. Это период научных интересов (фаза А), или фаза пробуждения, когда возникает интерес сравнительно небольшой группы национальной интеллигенции к языку, истории и фольклору определённого народа, входящего в состав какой-либо империи - Австро-Венгрии, например; в фазе агитации (фаза В) национальное сознание распространяется в широких слоях этого народа; наконец, в фазе массового движения (фаза С) данный народ в целом охватывается идеями национального самосознания и мобилизуется на борьбу сначала за автономию, а затем за независимость. Таким образом, по словам Б.Н.Миронова, в каждом национальном движении была заложена, как мина замедленного действия, идея политического самоопределения, и если оно начиналось, то, как правило, развивалось до своего логического конца.
Если в качестве примера взять народы Восточной и Центральной Европы – чехов, поляков, скажем, то эта схема в целом действует. Применима она и по отношению к народам бывшей Российской империи – финнам, эстонцам, латышам, литовцам, грузинам, армянам, и другим. А вот по отношению к белорусам она не работает, не является функциональной.
- Почему же белорусское национальное движение к началу XX в. не получило распространение в массовой крестьянской среде и не стало политической силой, т.е. не вступило в фазу (В)?
- Для начала необходимо выяснить исторические истоки этого явления. В данном случае можно использовать вышеназванную схему, её начальный этап, но принципиально изменить субъекты действия. Если в соответствии с ней на первом этапе именно группа интеллигенции является инициатором национального пробуждения, то в случае с белорусским народом таким инициатором выступили представители Русской Церкви и коронной администрации Российской империи. Именно они, как это ни парадоксально звучит для мифологизированного сознания современного белорусского гражданина, стали инициатором национального пробуждения белорусов. Рубежными этапами такого пробуждения стали: воссоединение униатов с Православной Церковью в 1839 г. и освобождение крестьян от крепостного права, в нашем случае, от власти польских помещиков в 1861 г. Инициаторами этих судьбоносных для белорусского народа событий стали митрополит Иосиф Семашко, императоры Николай I и Александр II.
В 1863 году вспыхнуло восстание в Царстве Польском, которое перебросилось на территорию Северо-Западного края. В Белоруссии и Литве это непродолжительное восстание, носившее локальный, разрозненный характер, можно определить как вооружённый мятеж польской шляхты против Российского государства с целью отделения этих земель от России и восстановления восточных польских границ 1772 г. Этот мятеж и стал катализатором подъема русского национального самосознания как на белорусских землях, так и в целом по России. Дело в том, что лозунги восставших поляков, активно поддержанных католическим духовенством, были антироссийскими, русофобскими и антиправославными - поэтому естественной реакцией на польскую националистическую идеологию восставших, их террор, направленный против представителей администрации, православного духовенства и мирных жителей, стал рост русского национального самосознания. Это новое русское самосознание провозгласившее принципы этнической солидарности с православными белорусами формировали такие выдающиеся публицисты как М.Ф.Катков, И.С.Аксаков, Ю.Ф.Самарин.
В данном случае необходимо сделать существенное пояснение, необходимое для объективного понимания ситуации. Дело в том, что российское общество как в дореформенную, так и в пореформенную эпоху включало в себя особую, имперскую, но отнюдь не претендующую на господствующую роль этническую группу русских, идентифицирующих себя с Православием. В этот период этноним “русские” в государственном, церковном и общественном понимании означал общее название всех трёх восточнославянских народов: великороссов, малороссов и белорусов. Между великороссами, малороссами и белорусами не было чётких этнических границ, существовали широкие диалектные и культурно-бытовые переходные зоны. Благодаря первенствующему значению православной идентификации этноним “русские” носил расширительный характер, не замыкаясь на узко этнической составляющей. Понятия “русский и “православный” считались синонимами, католик или протестант, ставшие православными, считались русскими. В свою очередь понятия “поляк” и “католик”, также воспринимались как синонимы.
Что касается этно-конфессиональной картины на территории Северо-Западного края, то русская идентификация белорусов в расширительном смысле этого слова была в тот период несомненной. Русскими белорусы воспринимались с точки зрения и государства, и Церкви, и общественного сознания, русского и польского. Главным критерием русскости было вероисповедание, то есть принадлежность к Православию. В свою очередь белорусский язык, как второй по значимости фактор идентификации рассматривался российскими учёными-этнографами как наречие русского языка. Белорусское наречие использовалось в качестве средства общения в крестьянской среде. После упразднения Брестской церковной унии на Полоцком соборе 1839 года подавляющее число населения на территории нынешней Белоруссии вновь стало православным, следовательно произошло восстановление их русского самосознания. Конфессиональные границы стали постепенно формировать границы этнические. Для католиков-белорусов пребывание в польском костёле зачастую означало обретение нового этнического самоопределения, т.е. “ополячивание”. В результате этого процесса часть белорусского крестьянства (в конце XIX в. около 18%) переживало процесс утраты прежнего русского самосознания (русины) и формирования польского. Ранее, в XVII-XVIII вв. самоопределилась как польская белорусская социальная элита – шляхта. Вот так исторически воспринималась идентификационная связь между вероисповеданием и этническим происхождением.
- Как сложилось, что инициатором национального пробуждения белорусов стали не местная социальная элита, не национальная интеллигенция, а российская администрация и Русская Православная Церковь?
- Дело в том, что в XVII веке на Белой Руси для социальной элиты, то есть для православных магнатов и шляхты, католицизм и польская культура в силу ряда причин пользовалось гораздо большим социальным престижем, чем православная вера и русская культурная традиция. Руководствуясь данными мотивами, не исключавшими и принуждения, православная элита в значительной части переходила в католицизм. В силу этого явления в XIX столетии белорусы, будучи после 1839 г. в основном народом православным, оказались без своей дворянской элиты, которая соотносила себя с польской культурой и католицизмом. Сложилось положение, когда польско-католическое меньшинство на территории Белоруссии, утратив политическое господство в результате краха Речи Посполитой, сохранило своё господствующее положение (социально-экономическое, культурное и религиозное) по отношению к крепостному крестьянскому большинству. Такая форма зависимости, основанная не только на экономических, но прежде всего на культурных различиях имеет признаки колониальной ситуации. Наличие необходимой (в связи с указанными критериями) культурной дистанции при сохранении социально-экономического господства польско-католической элиты (в форме владения крупной земельной собственностью) над православным крестьянским большинством, делают возможным, характеризовать Северо-Западный край накануне восстания 1863 г. в качестве региона, по прежнему сохранявшего основные признаки внутрироссийской польской колонии. В данных условиях инициатором национального пробуждения белорусов выступила администрация Российской империи, и Русская Православная Церковь - единственные реальные силы, которые способны были осуществить деколонизацию края путём социально-экономической и культурной модернизации православного населения. По сути дела речь шла об осуществлении национальной модернизации низшего крестьянского сословия - белорусов, повышения их социального и религиозно-культурного статуса как необходимого условия их социального и национального развития.
В свете этих фактов неудивительно, что во время событий 1863 года подавляющее большинство населения края, прежде всего – православное крестьянство, выступило против террора вооруженной польской шляхты в силу его агрессивной антирусской и антиправославной направленности. Только в 1863 г. жертвами террористов в Северо-Западном крае стало около 600 человек. Известно, что белорусские крестьяне, сохраняя верность императору Александру II, вылавливали мятежников и сдавали их властям.
Руководитель и идеолог террора Кастусь Калиновский с целью политической агитации зачастую прибегал к социально уравнительной и националистической риторике, примитивной по форме, пытаясь привлечь крестьянство к восстанию против Российского государства.
Именно тогда генерал-губернатор Северо-Западного края Николай Михайлович Муравьев в своих записках для императора Александра II сформулировал и начал осуществление программы национальной модернизации, которая включала в себя меры по экономическому освобождению белорусов от власти польских помещиков, укреплению в крае позиций Православной Церкви, ограничению католицизма, развитию народного образования, как светского, так и церковного. Для преодоления воздействия дворянской польской культуры с ее высокоразвитым литературным языком, народное образование крестьян, по проекту графа Н.М.Муравьева, строилось на основе изучения русского и церковнославянского языков. Русский язык не вытеснял локальный белорусский в качестве автохтонного, но служил средством социальной мобилизации белорусов как язык общероссийского и общерусского общения. В условиях, когда на территории Северо-Западного края противостояли друг другу два проекта национального строительства – польский (сепаратистский, дворянский) и русский (интеграционный, крестьянский), конкурентоспособным по отношению к польскому языку мог быть только русский, как язык развитой дворянской культуры.
Эти меры, предложенные и начатые графом М.Н. Муравьёвым, продолженные его преемниками генерал-губернаторами К.П.фон Кауфманом и Э.Т.Барановым, попечителями Виленского учебного округа князем А.П.Ширинским-Шихматовым, И.П.Корниловым, П.Н. Батюшковым, по сути стали программой и практикой пробуждения национального самосознания белорусов, которые рассматривались как часть единого русского народа, проживавшего на западных землях Российской империи.
Такое понимание проблемы, основанное на анализе конкуренции двух высоких, или дворянских, культур, социальных и этнических групп, а также конфессий – Православия и Католицизма, позволяет выделить еще один мифологический продукт белорусской историографии – так называемую “русификацию” Северо-Западного края. Следует отметить, что в белорусской историографии, как советской так и постсоветской, термин “русификация” носит сугубо оценочный характер с ярко выраженным отрицательным оттенком. Например, осуществление названного модернизационного проекта истолковывается исключительно «как насильственное подавление автохтонной белорусской этнокультуры и насаждение культуры инонациональной и иноязычной», т.е. русской. Историко-политологический же анализ позволяет сделать вывод, что в Северо-Западном крае “русификация” белорусов осуществлялась в форме социальной и национальной модернизации, цели которой заключались в следующем:
в выделении края в качестве особого региона, социально-политическое положение в котором рассматривалось как фактор дестабилизации имперской этнополитической конструкции;
формирование массовой общественной базы российской государственности в регионе с преимущественно белорусским составом населения;
в осуществлении мер по социальному освобождению крестьянства, как необходимого условия во взаимодействии с политически активными диаспорами - польской и еврейской;
в преодолении польского социально-экономического и религиозно-культурного доминирования в регионе;
в качественном повышении конфессионального и социального престижа Православной Церкви, активизация её роли в национальном и культурном строительстве;
в восстановлении этнического самоопределения белорусов как русских, имеющих свои этнографические и культурные особенности;
в осуществлении социально-экономической и культурно-языковой интеграции белорусов в общероссийское и общерусское пространство.
Так что белорусское национальное сознание, формируемое в системе церковного и светского образования во второй половине XIX - начале XX вв. изначально не могло быть сепаратистским, антиимперским, русофобским. У истоков пробуждения этого сознания стояли выдающиеся иерархи Русской Церкви, деятели отечественной науки и культуры, такие, как митрополит Иосиф Семашко, историки М.О.Коялович, Г.Я.Киприанович, П.Д.Брянцев, С.В.Шолкович, А.И.Миловидов и многие другие деятели белорусского национального возрождения в его изначальном общерусском понимании. Новая плеяда православной интеллигенции успешно работала в системе светского и духовного образования, создавала русские общества и православные братства и вошла в историю как западнорусское национальное движение. По своим политическим взглядам это было движение русского интегративного национализма.
В силу этого новый «местечковый» белорусский национализм, направленный против единства Российского государства, в Белоруссии не прижился. Поэтому, какой-либо серьезной социальной базы для русофобского, антироссийского национализма до 1917 года на территории Северо-Западного края просто не существовало, так как белорусское православное крестьянство было главной социальной опорой Российского государства в крае. Следовательно, политическая практика российской власти как активного инициатора социальной и национальной модернизации белорусов, являлась приемлемой для православного населения и позволяла формировать этническое самосознание с его региональными особенностями, в русле общерусского. Русофобия в качестве смыслообразующей, устоявшейся национальной идеологии явилось детищем пропольской и прокатолической интеллигенции, для которой конфликтный элемент этой идеологии стал доминирующим.
- Каково происхождение и содержание идеологии современного белорусского национализма?
- Идеологический стержень белорусского национализма начал активно моделироваться в советский период, когда впервые при переписи населения в 1926 г. появилась графа “национальность”. Тем самым понятие русский было сужено до сугубо великорусской составляющей, что в свою очередь соответствовало идеологическим принципам советского «нацстроительства».
Конструирование идеологии белорусского национализма происходило на протяжении всего XX столетия. Менялись инициаторы конструирования, их социальное и политическое положение, однако неизменной оставалась идеологическая константа – абсолютизация культурно-языковых и этно-конфессиональных различий и исторически конфликтных отношений с русскими (великороссами). Исключением является белорусское национальное движение во второй Речи Посполитой, противостоявшее польскому национализму в 1921-1939 гг.
Отправной точкой процесса конструирования стали идеология и практика дореволюционного национализма (подражание польскому и украинскому) – явления в основном культурного, локального и в конфессиональном отношении католического, которое не пользовалось поддержкой в крестьянской православной среде. Достаточно напомнить о том, как в 1917г. видный деятель «национального» движения Я.Лёсик, сетуя на то, что крестьянство не желает белорусского языка и белорусских школ «по своей глупости и темноте», утверждал, что строительстве национальной государственности является революционным делом носителей и творцов национального сознания, а не «тёмного и некультурного народа».
Очередным этапом конструирования национальной идеологии, как коммунистической, русофобской и антиправославной, является советский период 20-х – первой половины 30-х гг. XX в. Для этого достаточно вспомнить большевистскую «белорусизацию», с её жертвами политических обвинений в русском великодержавном шовинизме, гонениями на Православную Церковь и административными запретами на употребление русского языка в образовании. На этот раз зачинщиком «белорусизации» являлась коммунистическая партия и поддерживавшие её национальную политику белорусские интеллигенты – националисты-социалисты дореволюционной формации, ставшие впоследствии жертвами политических репрессий. Свою лепту в конструировании национальной идеологии внесла и белорусская эмиграция второй волны, большая часть которой в годы фашистской оккупации находились на службе у гитлеровцев.
В конце 80-х гг. процесс «национального» мифотворчества был продолжен. В нём приняли участие политические активисты, учёные-гуманитарии, прежде всего историки, этнографы, филологи и писатели антирусской направленности. Этот, созданный совокупными трудами нескольких поколений антирусских и прокатолических идеологов мифологический конструкт нам и предлагают в качестве методологии научного исследования, дабы только через эту идеологическую призму мы могли рассматривать события белорусской истории.
- Получается, что белорусскому обществу предлагается воспринять искусственно созданную псевдоидеологию, которая намеренно отрывает белорусов от русского народа и России. А какой, на ваш взгляд, все же должна быть современная белорусская элита?
- Современной белорусской элите необходимо восстановить естественное для белорусов многоуровневое этническое сознание. Во-первых, она должна отождествлять себя с белорусским народом, во-вторых – осознавать свою принадлежность к общерусскому цивилизационному пространству и к славянскому миру в целом. И в третью очередь – ощущать себя частью Европы и европейской культуры. Именно такое многоуровневое сознание элиты, на мой взгляд, позволит белорусскому народу в полной мере осуществлять свою историческую миссию.
Copyright ©1996-2024 Институт стран СНГ |