Телеграф,
27 мая 2004

Почему буксует школьная реформа?

Татьяна Фаст, Снежана Бартуль

12 июня в Латвии состоятся выборы в Европарламент. От нашей страны туда попадет всего девять депутатов. Чтобы они не растворились в общей массе из более чем 700 европарламентариев и грамотно защищали наши интересы в ЕС, делать выбор придется с особой ответственностью. Кто они, кандидаты в депутаты, под каким соусом будут подавать ситуацию в Латвии?

И главное — как решать наши латвийские проблемы оттуда? Ответить на эти вопросы мы попытаемся в ходе предвыборных дебатов, в которых "Телеграф" пригласил участвовать представителей разных партий.

Нашу первую встречу мы посвятили больной и животрепещущей теме "Межнациональные отношения и реформа образования в свете европейских реалий". В дебатах участвуют Татьяна Жданок (ЗаПЧЕЛ), Инесе Вайдере (ТБ/ДННЛ) и Нил Муйжниекс (ЛПП).

Два разных взгляда на конфронтацию

— Реформа образования привела к серьезной конфронтации в обществе, обострив межнациональные отношения. Как вы считаете, что нужно сделать, чтобы ослабить этот накал, а лучше — свести его на нет?

Нил Муйжниекс, министр по делам интеграции, Латвийская первая партия: — Конфронтации как таковой нет. Есть напряжение в отдельных городах, школах, которое создают отдельные политические силы, чтобы заработать себе политический капитал перед выборами в Европарламент и в самоуправления. Мы ездим по школам, встречаемся с директорами, родителями, учителями и школьниками, разъясняем суть реформы, чтобы успокоить людей и снять эту напряженность.

Татьяна Жданок, руководитель проектов Международной федерации защиты прав человека, объединение ЗаПЧЕЛ: — Массовое сопротивление — это результат того, что в течение многих лет власти не обращали внимания на призывы к конструктивному диалогу, на призывы выслушать. В этой связи я хочу привести слова Мартина Лютера Кинга, которые мне очень понравились: "Те, кого не выслушали, имеют право на бунт". Поэтому, чтобы смягчить ситуацию, власти должны выслушать людей.

Инесе Вайдере, профессор Латвийского университета, объединение ТБ/ДННЛ: — Когда я слышу слово "конфронтация", мне по меньшей мере это кажется смешным. Я конфронтации не вижу. Я вижу беспокойство русских, вижу митинги и протесты, к которым подначивают такие политики, как Жданок и Плинер. Делают они это, потому что чувствуют, как трезвомыслящие русскоязычные ускользают из их рук. Они становятся гражданами Латвии, гражданами Европы, им эта старая терминология уже не нужна. Поэтому я считаю, что реальной конфронтации нет. Она создана искусственно. Но это не означает, что нет проблем, которые нужно решать. И таких проблем очень много. В первую очередь нужно улучшать преподавание латышского языка в школах, потому что нам нужен общий для всех язык общения. Таким языком в Латвии может быть только латышский.

Ассимиляция или дискриминация?

— Так, может, с этого и стоило начинать: подготовить учителей латышского языка, наладить учебный процесс, разработать методики, а потом уже давать старт реформе образования? Инесе Вайдере: — Закон об образовании приняли не вчера и даже не год назад. Всем было известно, что с 1 сентября 2004-го обучение в средней школе будет осуществляться на латышском. Куда еще более постепенно? И потом, разве можно назвать реформой то, что отдельные предметы станут преподавать на латышском? Это никакая не реформа. Это можно назвать совершенствованием знаний латышского языка.

Татьяна Жданок: — О каком совершенствовании можно говорить, когда русские учителя на плохом латышском будут объяснять свой предмет? Это приведет к плохому качеству освоения предмета и ничего не даст в смысле изучения латышского языка. Я считаю, что эта программа была принята государством во вред русскоязычным. На самом деле власти озабочены не конкурентоспособностью наших школьников при поступлении в вузы и на рынке труда, а созданием мононационального государства. Кстати, об этом открыто заявляла Latvijas cels: реформа образования является инструментом стратегической задачи — насильственной ассимиляции.

Инесе Вайдере: — Разговоры об ассимиляции на данном этапе безосновательны. Немногие нелатыши отправляют своих детей в латышские школы.

Татьяна Жданок: — Давайте посмотрим на проблему с другой стороны. Сколько у нас нелатышей в органах государственного управления, и соответствует ли этот процент тому количеству молодых людей, все-таки достаточно хорошо знающих латышский для того, чтобы работать на этом языке? В госструктурах трудится только 3% нелатышей, а это уже дискриминация по национальному признаку.

Инесе Вайдере: — Если кого-то не берут на работу только потому, что он русский, об этом нужно кричать, но кричать конкретно и доказательно. Я о таких случаях не слышала. Но вы должны знать, что владение латышским языком является обязательным условием для того, чтобы работать в органах государственной власти. И этот мизерный процент только лишний раз подтверждает, что русские плохо знают латышский.

"Олатышивание" среды необходимо

Татьяна Жданок: — Вы считаете, что хорошего знания можно достичь тем, что в русской школе все экзамены нужно сдавать на латышском языке, что все объявления только на госязыке? Вы, наверное, никогда не были ни в одной школе нацменьшинств? Я, например, была на семинаре в Шлезвиг-Гольдштейне, это территория Германии, граничащая с Данией, и мы посещали немецкие школы в Дании и датские в Германии. Датскую школу в Германии можно было сразу узнать: все объявления на датском языке, экзамены — на датском языке, но по государственному стандарту. И эти дети сами говорили, что они имеют преимущество, потому что знают два языка в совершенстве и могут поступать в немецкие вузы и в датские. В датской школе в Германии они сдают экзамен по немецкому языку — как по языку, но предметы изучают на родном языке. Вы зайдите в любую школу в Латвии: все объявления на госязыке, а если они на родном, то за это штрафуют.

Инесе Вайдере: — Вы, госпожа Жданок, наверное, знаете, что до войны в Латвии проживало 8,8% русских и 77% латышей. Если бы эта пропорция не изменилась, то русские школы в Латвии выглядели бы точно так же, как датские в Германии. Но сейчас ситуация изменилась. Те дети, которые заканчивают русские школы, не испытывают проблем с русским языком. Они могут поступать в российские вузы. Однако у многих из них возникают сложности с поступлением в латвийские вузы именно потому, что они плохо знают латышский. И попытка "олатышить" среду нужна для того, чтобы люди привыкли, что есть и латышский язык на этой земле. У русского языка здесь очень сильные позиции, и ему ничего не угрожает.

Татьяна Жданок: — Это ваши ощущения.

Инесе Вайдере: — Нет, об этом же мне говорят и мои студенты, среди которых половина русских. Перед тем как отправиться на эту дискуссию, я спросила у своих студентов: вот вы молодые, "правильные" люди, скажите, как вы себя чувствуете в Латвии? Ни один из русских студентов не сказал, что плохо.

Татьяна Жданок: — А что еще вам могут сказать студенты, которые будут сдавать вам экзамены? Они вам правды не скажут.

Инесе Вайдере: — Почему? Один студент сказал, что очень боится, что русские школы будут закрывать. Но если в нем этот страх живет, значит, нужно ездить по школам и разъяснять истинную суть реформы. И я готова ездить по школам и говорить с людьми.

Пришла и говорю

— Почему вы в таком случае не едете и не говорите?

Инесе Вайдере: — Мы говорим, но, видимо, этого мало.

Нил Муйжниекс: — Сейчас в школах идут экзамены, и наши визиты будут мешать учебному процессу.

— Сейчас идут экзамены, потом начнутся выпускные, а затем каникулы. А следом наступит 1 сентября. И время для диалога будет упущено.

Нил Муйжниекс: — В весенние месяцы мы очень активно ездили по школам — в Елгаву, Вентспилс, Ригу, Резекне, Даугавпилс. Мы встречались с родителями, учениками. Понятно, что летом это делать сложнее.

— Какие вопросы вам задают чаще всего?

Нил Муйжниекс: — Про ассимиляцию. Но сейчас, по статистике, русский язык в Латвии более распространен, чем латышский. Так где эта ассимиляция? Покажите мне хоть одного ассимилировавшегося русского, который не знает русского. Я встречал многих ассимилировавшихся латышей в Америке, России, Австралии, но ассимилировавшегося русского я еще не встречал. Это означает, что позиции русского языка очень сильны. И никто не хочет проводить ассимиляцию, да и невозможно это в наших условиях. Можно усилить позиции латышского языка и сохранить языки меньшинств, но одно другого не исключает.

Второй вопрос, который часто задают: зачем нужна реформа? Многие школы продолжают выпускать школьников, которые очень слабо знают латышский. Посмотрим на призывников — это продукт наших школ. Нам нужно организовывать курсы латышского языка на протяжении многих лет. Мы проводили опросы, и в возрастной группе 15—35 лет 4% вообще не знают латышского, 43% знают на низшем уровне. Какое будущее мы готовим для этих детей? Смогут ли они поступить в институт? Найти хорошую работу? Для этого и нужно усилить преподавание латышского в русских школах. Мне говорят: неужели нельзя обойтись курсами латышского? Нельзя, потому что мы не можем увеличивать нагрузку на детей, вводя дополнительные обязательные курсы латышского. В этом случае придется жертвовать другими предметами, поэтому решили, что благоразумнее часть предметов преподавать на латышском.

Татьяна Жданок: — Госпожа Вайдере прекрасно говорит по-русски. Но где она изучала русский язык? В школе. А как она его изучала? Было шесть уроков русского языка и литературы в неделю, но никто не преподавал на русском математику или химию. И вы теперь хотите нас убедить в том, что нельзя выучить латышский язык без того, чтобы математику, физику и ботанику преподавали на плохом латышском?

Инесе Вайдере: — Да, в школе у меня было много уроков русского, даже больше чем латышского, к сожалению. Но русский язык я выучила не поэтому, а потому что жила в смешанном районе, училась в смешанной школе, смотрела фильмы на русском с латышскими субтитрами, в вузе мне приходилось много говорить по-русски. Язык можно выучить только находясь в среде. А изучать что-то только в школе и без особой надобности и цели — трудно. Мне кажется, что многое изменится, когда Латвия станет богатым государством, как до войны. Тогда все, кто жил в Латвии, будь то евреи, поляки или русские, гордились тем, что они латыши.

Кто ничего не делал?

— Госпожа Вайдере сказала, что для изучения языка нужна среда. Так почему бы вместо преподавания математики на плохом латышском не выделять один месяц в году, который школьники проводили бы в лагерях или на селе, где говорят только по-латышски?

Нил Муйжниекс: — В рамках государственной программы освоения латышского языка ежегодно организуются смешанные детские лагеря, где есть русские и латыши. Фонд общественной интеграции поддерживает сотрудничество между латышскими и русскими школами. Все это происходит, и эти проекты реально работают.

— И все-таки кажется, что власти по-настоящему задумались о реформе только когда школьники вышли на улицы. А все, о чем вы говорили сейчас, делается для галочки.

Нил Муйжниекс: — Реформа была спорной с 1998 года. Почему она такой была? Изменяется статус русского языка в Латвии, он становится языком меньшинства. Это трудный и сложный процесс. Даже если бы были привлечены лучшие дипломаты, огромные ресурсы, все равно это был бы сложный процесс. Ведь многие думали, что реформу отложат — так им обещала та же госпожа Жданок, поэтому они сидели, ждали и ничего не делали. Протесты возникли потому, что 1 сентября не за горами, а люди ничего не делали, чтобы к нему подготовиться, и они боятся.

— Государство тоже не особо напрягалось…

Нил Муйжниекс: — Министерство образования и самоуправления делали довольно много. Взять ту же государственную программу освоения латышского языка, которая осуществляется при помощи иностранных экспертов и финансирования.

Татьяна Жданок: — Вот по поводу этого финансирования я хочу высказаться. Я считаю, что эти деньги были израсходованы крайне неэффективно. И самое бесполезное вложение (порядка нескольких миллионов латов) — это фильм Paliga. Это игровой фильм, который был назван учебным только потому, что там были русские субтитры. Кроме этого, несмотря на программу освоения латышского языка, по сей день нет хороших учебников, нет квалифицированных преподавателей, которые могли бы на русском объяснять сложные грамматические формы, нет нормальных методик.

Нил Муйжниекс: — Вы не забывайте, что мы начинали с нуля. В 1996 году, когда создали госпрограмму, у нас не было вообще ничего. Ясно, что это долговременная задача.

Татьяна Жданок: — Ну тогда признайте, что вы даже с этой задачей не смогли справиться. Значит, у властей нет морального права требовать выполнения реформы. Она не обеспечена ни технически, ни психологически, ни материально.

Нил Муйжниекс: — Этот вопрос тяжелый, потому что тяжело работать в бедной стране. Единственный способ — эластичный подход к школам, к их нуждам.

С европейских трибун

— Как вы намерены решать межнациональные проблемы в Европарламенте, если станете депутатом?

Нил Муйжниекс: — Будем информировать о ситуации в Латвии. Важно, чтобы использовались все доступные европейские средства — из социального фонда, из фонда предотвращения дискриминации, это специальные программы для беженцев и по обеспечению равных условий на рынке труда. Поскольку Европарламент занимается бюджетом, важно, чтобы выделялись средства под эти приоритеты и чтобы Латвия не была обделена, когда наступит следующий этап расширения ЕС. Так что работы хватит.

Инесе Вайдере: — Надо терпеливо объяснять нашу ситуацию. Ведь как много мы знаем о проблемах в Испании с басками, как много мы знаем о странах бывшей Югославии. Надо и о нас говорить, рассказывать, объяснять.

Татьяна Жданок: — Это еще одна трибуна, с которой я буду доказывать, что права человека — понятие абсолютное. И что ставить права нации над правами человека — это полный тупик.