Вести сегодня,
4 июня 2004

Станет ли Латгалия новой Ирландией?

Наталья Севидова

Что на самом деле происходит в Латгалии? Читаешь то благостные репортажи о староверских деревушках, то теплые очерки о местных тружениках, то свидетельства очевидцев, рисующих мрачную картину повального алкоголизма. Кому верить?

Мирослав Митрофанов — человек оттуда. Он двинчанин в пятом поколении. Сегодня Мирослав почти рижанин, ибо его рабочее место — в столице. Однако редкую неделю он не выезжает на малую родину. Там у него родня, друзья детства, городская квартира и сельский дом.

Я отправилась на разговор к Митрофанову как к коренному латгальцу. Однако он сразу поправил меня: "Чтобы по–настоящему чувствовать себя латгальцем, надо вырасти на селе или в маленьком городке, жить на земле. А я родился и жил в Даугавпилсе — имперском городе, построенном в свое время в качестве торговой фактории".

— Тем не менее по партийным делам ты объехал в Латгалии едва ли не каждый поселок. Что скажешь? Жизнь налаживается, как доказывают волостные начальники, или край деградирует, как утверждают аборигены, сбежавшие в Ригу? Мне рассказывали, что алкоголь по "точкам" развозят даже полицейские "козлики". А контрабандный спирт через границу течет прямо по закопанным в земле трубам!

— Да, есть такое. У меня дом в небольшом поселке, семей тридцать живут. И каждый год несколько человек помирает от отравления спиртом. А ведь это пригород Даугавпилса — не самая депрессивная зона.

Спаивание — это последний акт драмы. Раньше пили не меньше. Но когда все трезвые и работящие уехали, когда в каждом районе осталось по одному–два крепких хозяйства, а остальные — мелкие натуральные подворья, тогда пьяницы бросаются глаза.

— Трезвость и трудолюбие плохо приживаются там, где люди не видят перспектив. А Латгалию иначе как депрессивной не называют…

— В чем особенность Латгалии? Она могла нормально развиваться только при вхождении в большое экономическое пространство СССР или России. Когда были централизованное дополнительное финансирование и дешевые энергоносители. Потому что географические и климатические условия здесь хуже, чем в остальной Латвии.

Во–вторых, у Латгалии другая историческая память. Успешная аграрная реформа Карлиса Улманиса не принесла в Латгалии заметных плодов. Край был очень плотно заселен. Это сейчас, когда вы едете по местным дорогам, ощущение, что отсюда ушла цивилизация. Везде пусто, остались дома, утварь… А люди переселились в Ригу и за границу. А до войны вся Латгалия была поделена на маленькие наделы — и на каждом клочке в 5–10 гектаров неплодородной, глинистой земли жила большая семья. С голоду не пухли, но нельзя было и заработать. Естественно, что у латгальцев не осталось таких хороших воспоминаний о Первой республике.

А при советской власти начался хозяйственный рост. И Латгалия стала вполне приличным по уровню развития регионом. Когда землю отдали обратно — это был огромный удар по местной экономике. Одно дело — разрушить крупные хозяйства там, где земля дорогая и востребованная и ее можно быстро ввести в оборот уже в новых условиях. Другое дело — разрушать все, что было создано при внешних инвестициях в таком регионе, как Латгалия.

Сейчас во всем крае только Даугавпилс по уровню благосостояния тянет на окраину Риги. Но безработица в Двинске выше. Плюс социальный демпинг: специалисты здесь получают на порядок меньше, чем в Риге. В итоге выдавливаются квалифицированные и опытные работники. Они уезжают в Ригу часто целыми фирмами. Дошло до того, что бригаду толковых каменщиков или штукатуров в целом Даугавпилсе набрать почти невозможно. Город стал донором человеческих ресурсов для Риги. А Ирландия и Англия отсасывают у нас молодежь.

— Зато для молодежи из провинции открылся мир. Другие горизонты, другие возможности…

— Какие возможности? Вчерашние школьники и выпускники вузов уезжают на заработки за границу и теряют тот уровень, с которым стартуют в Латвии. Заканчивает молодой человек, допустим, Даугавпилсский университет и уезжает со сверстниками в Англию, живут они там коммуной на одной квартире, работают на стройке, зарабатывают столько, что хватает на еду, выпивку и путешествия по стране. Еще и родителям помогают. Все отлично. Но через два–три года надо возвращаться домой, пора обзаводиться семьей… И тут они обнаруживают, что за эти годы ничего не приобрели, а только потеряли — знания, стаж. Запись в CV — "разнорабочий". В Англии их никогда не пустят в ту среду, где они могли бы работать по специальности. Они никогда не будут даже настолько интегрированы, как англоговорящие "цветные" из бывших британских колоний. Надо очень хорошо знать не только язык, но и контекст страны, чтобы претендовать на ту работу, которую наши ребята могли бы получить здесь.

— Но английский кельнер зарабатывает на порядок больше, чем латвийский учитель… Жить–то хочется достойно!

— Неолиберальная политика Евросоюза все равно приведет к тому, что зарплаты специалистов в Латвии и ЕС выравняются — в течение примерно 15 лет. Надо немножко потерпеть сейчас, чтобы не упустить свой шанс потом.

— А фонды выравнивания ЕС€ Может, они Латгалию вывезут? Вот Ирландия тоже была беднейшими задворками Европы — а как рванула…

— Нельзя нас сравнивать с Ирландией. Там нет таких морозов, как у нас. Все производственные издержки у них ниже — не нужны такие фундаменты, утепление… Этот экономический фактор никак нельзя исправить.

— Финляндия — тоже холодная страна.

— Вся хозяйственная деятельность в Финляндии сконцентрирована в прибрежных районах. По климатическим условиям это примерно как Вентспилс или Рига. А Латгалия по среднегодовым температурам — это Россия. Есть еще субъективный фактор. В Ирландии говорят по–английски. Язык колонизаторов, на который они перешли, ирландцы считают своей сильной стороной. В Латвии же все делается, чтобы забыть русский язык. А знание английского растет очень медленно. Это тоже мешает бизнесу.

— Тогда какие варианты ты видишь для подъема местной экономики и поддержки социума?

— Первое — обустройство восточной границы, какие–то деньги на это будут затрачены. Появится работа для строителей и обслуживающего персонала. Второе — перенос небольших трудоемких производств из Скандинавии. Например, в Двинск уже переехала из Швеции фабрика канцелярских товаров. Третье — фонды ЕС на строительство дорог и мостов. Их хватит на ближайшие 5–7 лет. Но потом западный капитал двинется дальше — в Россию и Белоруссию.

— Негусто. Без масштабных проектов восточную окраину ЕС вряд ли ожидает бурный рост и процветание.

— А вот дальше вступит фактор России. Это неизбежно. Из гегелевской диалектики мы знаем, что, когда одна тенденция доходит до конца, начинается откат, но с сохранением предыдущих завоеваний. У нас полностью восстановлена независимость Латвии. Теперь маятник идет обратно, независимость демонтируется. При сохранении ее атрибутов вновь создается общее экономическое пространство — с ЕС и Россией.

Без хозяйственной интеграции в Северо–Запад России восточная часть Латвии не выживет. Поэтому одно из направлений, над которыми депутаты от ЗаПЧЕЛ будут работать в Европарламенте, если нас изберут, — это экономическое сближение с восточным соседом. Оно принесет в регион капитал, новые производства, поднимет статус русского языка и даст стимул для реэмиграции латгальцев. Негры или арабы не приедут осваивать нашу глубинку. Эмигранты оседают всегда в портовых городах. Латгалию смогут возродить только ее собственные жители. Но надо торопиться — время работает против нас. Если не переломить сегодняшние негативные процессы, они приведут к полной депопуляции края.

— Что ж, спасибо за объективность.