Профиль,
13 сентября 2004

Что делать?

Владимир Рудаков

После пятилетнего пребывания у власти Владимир Путин признал, что ему так и не удалось подготовить страну к войне с террористами.

Революции склонны пожирать своих детей. Однако к Владимиру Путину это явно не относится. Его приход во власть происходил на фоне резкого изменения настроений в обществе после взрыва домов в Москве. Людям было страшно, они хотели слышать про то, как нужно "мочить в сортире" террористов. Путин им это сказал и стал президентом.

После гибели заложников в Беслане общество, по всем законам жанра, должно было ощутить себя обманутым. Видимо, не ощутило. По крайней мере, по данным соцопросов, рейтинг президента остался на том же заоблачном уровне.

Можно долго рассуждать о том, что причина в отсутствии каналов для выражения недовольства, или спорить о том, что сам Путин, напрямую обратившись к народу, поставил себя за рамки критики. Но факт остается фактом. Путин вновь получил карт-бланш на антикризисное управление страной. Другой вопрос - воспользуется ли он им на этот раз.

Если да, то трагедия с захватом заложников в Северной Осетии станет своеобразным рубежом, разделяющим "эпоху Путина" на периоды "до Беслана" и "после". Примерно так же, как поход Басаева-Хаттаба на Дагестан и взрывы жилых домов в Москве осенью 99-го отделили саму "путинскую эпоху" от "эпохи Ельцина". Тогда останется лишь поражаться тому, сколь долго судьбоносную роль в периодизации новейшей истории страны играл (будем надеяться - уже в прошедшем времени) некто Басаев.

Сопротивление материала

В действительности для того, чтобы Беслан стал рубежом, нужно совсем немного - реально приступить к выполнению того, что уже было объявлено в качестве задач государства. А именно - начать активную борьбу с коррупцией, в первую очередь в силовых органах. Сделать так, чтобы страна перестала быть "проходным двором" для всех без разбора бывших и не бывших таковыми соотечественников. Усилить режимы безопасности в местах массового скопления граждан. Реально контролировать финансовые потоки - как минимум внутри страны. Не на словах, а на деле координировать работу спецслужб. Добиваться, причем любой ценой, неотвратимости наказания хотя бы для лиц, причастных к терактам. Наконец, как сказал Путин, перестать "жить так беспечно, как раньше".

Правда, Путин не сделал (не смог?) этого после "Норд-Оста", и совершенно не факт, что готов (или сможет) сделать это сейчас. Несмотря на то, что сосредоточил в своих руках максимум властных рычагов.

Впрочем, возможно, именно это сосредоточение и является одним из факторов неудач. Страна, переведенная на "ручное управление", неизбежно замирает в ожидании "высочайшей воли". А дождавшись ее, начинает искать того, кто наконец эту волю воплотит в жизнь. Иначе говоря, на себя не надеется. Собственно, действия силовиков после кровавой развязки в Беслане - самое яркое тому подтверждение. Можно долго рассуждать о крепости мужской дружбы, а также о высоких деловых качествах Николая Патрушева, благодаря которым Путин до сих не посчитал возможным уволить директора ФСБ за явный провал в работе. Однако сам факт, что Патрушев не ушел по "собственному желанию" (он, вообще-то, офицер, и дети в Беслане попали в заложники в том числе и из-за промахов возглавляемой им спецслужбы!), весьма красноречив.

Именно поэтому, как полагает руководитель группы "Меркатор" Дмитрий Орешкин, Путин попал в очень сложное положение. А во многом сам его породил. "Теперь вариантов практически нет: либо надо признавать, что вся его предыдущая политика оказалась неэффективной и надо ее пересматривать, либо - попросту ее ужесточать". Ужесточать - в том смысле, чтобы остальным трудно было "динамить" президентскую волю. Чтобы хоть что-то делалось.

Однако проблема заключается еще и в том, что, как выразился главный научный сотрудник ИМЭМО РАН Алексей Богатуров, Путин давно наталкивается на "системное сопротивление". Президент не может не понимать, сколько людей в Москве (и не только) привыкли делать деньги, например, на той же Чечне (ужесточение режима регистрации граждан, торговля оружием и боеприпасами, "крышевание" "черного" бизнеса - далее по списку) и не заинтересованы что-либо менять. "И каждый раз ему приходится делать поправку на то, что эти люди создают своеобразную "ватную массу", которая способна погасить любой исходящий от президента импульс". В этой ситуации единственный шанс добиться прогресса - воспользоваться шоком бесланской трагедии, придав обществу и госаппарату необходимое ускорение.

Мобилизация нации

Путин, скорее всего, это понимает. По крайней мере, в своем обращении к нации сразу после бесланской трагедии он упомянул о нескольких возможных способах подобной "стимуляции" Или, в его терминологии, "мобилизации нации".

Во-первых, заявив о необходимости "потребовать от наших правоохранительных органов действий, которые были бы адекватны уровню и размаху появившихся новых угроз", Путин фактически дал понять, что намерен дистанцироваться от действий, а больше - от бездействия военно-милицейской и гражданской бюрократии. Возможно, за этим последуют некие "жесткие меры" контроля за самими силовиками (вплоть до показательных процессов над особо опасными коррупционерами). Что поделать, на войне как на войне.

Во-вторых, как полагает Дмитрий Орешкин, на фоне усиливающейся тревоги населения перед угрозой терактов неизбежно "произойдет эмоциональный всплеск поддержки Путина со стороны граждан". Главным образом как единственной (если не последней) "надежды и опоры" в жизни. В итоге "продолжится формирование нового социально-психологического стереотипа", суть которого в огрубленной форме может быть сформулирована так: "Кто не любит Путина, тот поддерживает террористов и детоубийц". Вокруг этого, считает Орешкин, способна консолидироваться значительная часть населения.

И именно эти граждане могли бы стать ядром "сплоченного и организованного гражданского общества", о необходимости которого - как одного из необходимых условий противодействия терроризму - также заявил президент. И это - в-третьих. Ведь, как уверен Алексей Богатуров, "для Путина гражданское общество - это не совсем то, что принято именовать этим термином в политологии". Для президента это "общество честных и некоррумпированных граждан, соизмеряющих свои интересы с интересами государства". И в этом плане наивны ожидания тех, кто воспринял тезис о гражданском обществе "как намерение провести демократизацию в стиле Горбачева". Вернее предположить, считает гендиректор Центра политической информации Алексей Мухин, что Путин просто "корректно скрыл под этим термином давно назревшее воссоздание эффективной агентурной сети спецслужб". Хоть и цинично, но верно: государство не решит проблем граждан (в том числе и в плане борьбы с террористами), пока сами граждане не начнут ему в этом помогать.

И наконец, в-четвертых, неотъемлемой составляющей "новой путинской парадигмы", вполне возможно, станет образ врага. Причем предельно размытый: именно размытый (причем самим Путиным) образ врага способен поставить под одни знамена как "западников", усматривающих угрозу с Востока, так и традиционалистов, с недоверием относящимся к любому усилению прозападной ориентации России.

Этой цели президент отчасти достиг: не случайно его слова ("одни хотят оторвать от нас кусок пожирнее, другие им помогают, полагая, что Россия - как одна из крупнейших ядерных держав мира - еще представляет для кого-то угрозу и поэтому эту угрозу надо устранить. И терроризм - это только инструмент для достижения этих целей") получили столь разноплановую интерпретацию политологов.

Например, Алексей Мухин уверен, что "в завуалированной форме Путин дал понять, что теракты были выгодны США: фактически Россия впервые обвинила Штаты в том, что те заинтересованы в дестабилизации северокавказского региона". Напротив, заместитель директора Института стран СНГ Владимир Жарихин полагает, что речь идет "вовсе не о пресловутой американской военщине, а совершенно о других силах". Он считает, что это, скорее всего, Саудовская Аравия. Которая заинтересована в дестабилизации ситуации в России (равно как и в ряде других стран-экспортеров нефти) для того, чтобы вернуть себе то положение на мировых энергетических рынках, которое было утрачено ею после теракта 11 сентября 2001 года.

Не стоит лукавить: все вышеперечисленное - вовсе не звенья новой авторитарной системы власти. Что-то похожее уже делали и американцы. Фактически это лишь элементы антикризисной системы управления, о которой говорил Путин. Естественно, несущей на себе необходимые оттенки "национального колорита".

Дело рук утопающих

Впрочем, даже успех намеченной президентом программы вовсе не будет означать, что каждый конкретный гражданин в итоге почувствует себя в большей безопасности. В конце концов, Путин и не обещал, что главной задачей государства станет защита отдельно взятого гражданина. По мнению Дмитрия Орешкина, "президент намерен и дальше действовать в рамках определенной системы ценностей, в которой территориальная целостность, единство страны и сильное государство - несравненно важнее чего бы то ни было, включая безопасность людей".

Именно на единство страны покушаются террористы, именно для обеспечения этого единства нужны и мобилизация нации, и укрепление государства. И поэтому уберечь страну от развала - значит, уберечь ее граждан от еще более тяжких испытаний, чем кровавая драма в Беслане. Как сказал Путин, "стоит нам позволить себя шантажировать и поддаться панике, как мы погрузим миллионы людей в нескончаемую череду кровавых конфликтов по примеру Карабаха, Приднестровья и других хорошо известных нам трагедий".

Фактически с этой простой и, что греха таить, логически безупречной мыслью он и пришел к власти. Стоит ли поэтому удивляться, что изначально созданная "под Путина" в 1999 году партия до сих пор называется "Единство"/"Единая Россия"? (Заметим в скобках - не "Стабильность" или "Процветание России": для Путина и то и другое, несомненно, значимые, но отнюдь не базовые параметры. А так все логично и в лучших традициях страны: партия власти получает наименование в соответствии с той целью, которую сама власть считает для себя ключевой. Именно поэтому в эпоху строительства коммунизма правящая партия называлась КПСС, где ключевым словом было "коммунистическая".)

Помните, год назад на стене ныне разрушенной гостиницы "Москва" висела надпись: "Мы вместе должны сделать Россию единой, сильной..." (В.В. Путин)? Все думали - предвыборная агитация, а оказалось - куда серьезнее. Ведь коль скоро для Путина-прагматика именно сильное и единое государство - залог безопасности граждан, то совершенно очевидно, что в каждом конкретном случае "спасение утопающих" будет исключительно "делом рук самих утопающих" граждан. Их бдительности, законопослушности, везения, наконец.

И не потому что Путин - закоренелый циник и не считает нужным их защищать. Сам президент - и это все видели во время драмы в Беслане - вполне по-человечески реагирует на происходящее. Другое дело, он не может не понимать, что даже самые беспрецедентные действия властей по наведению порядка не способны (увы!) гарантировать, что теракты, подобные "Норд-Осту", "Рижской" и Беслану, не повторятся. Можно при определенных усилиях изменить их периодичность, уменьшить масштабы. Но изжить саму вероятность - вряд ли: опыт Израиля яркое тому подтверждение. А значит, гражданам просто придется смириться с тем, что отныне это возможно. И будет возможным на протяжении еще очень долгого времени, измеряемого, к сожалению, многими и многими президентскими сроками.