Украинский урок может и должен пойти России впрок

 «Росбалт», 22.02.2005

Как известно, большинство российских экспертов расценило итоги «оранжевой» революции в Украине как политическое поражение России. Заместитель директора Института стран СНГ, член Совета по национальной стратегии Владимир Жарихин относится к числу тех, кто считает подобную оценку не вполне адекватной.

Украинские события ясно выявили основные изъяны российской внешней и внутренней политики, которые еще есть время преодолеть. От того, насколько российская элита окажется готовой к рефлексии и исправлению ошибок, во многом зависит будущее и России, и всего постсоветского пространства.

- Владимир Леонидович, «оранжевая» революция» уже стала частью истории. Но в кругах экспертов и в СМИ по-прежнему активно обсуждается вопрос: проиграла или победила Россия в Украине? Что вы думаете по этому поводу?

- Если исходить из представления, что за политической шахматной доской сидело два игрока, при этом один хотя и играл белыми, но у обоих было равное число шахматных фигур, то тогда Россия проиграла. Если же быть реалистом и оценить позиции, которые Россия имела перед этими выборами, можно сказать, что она исхитрилась достичь ничьей в условиях, когда у нее было минимум фигур на доске.

Игра началась на абсолютно неравных позициях. Открутим пленку назад в прошлое. В то время, когда в России происходило переструктурирование национальной элиты, во всех странах СНГ формировались элиты собственные. Россия упустила этот процесс из-под контроля, сосредоточившись на внутренних проблемах. Поясню...

Государственная элита Советского Союза как была, так и осталась в Москве. В странах СНГ государственной элиты не было вовсе. Это была региональная элита Советского Союза. После распада СССР там начали создаваться свои национальные элиты. При этом надо понимать, что элита формируется под определенным влиянием. И таковое присутствовало. Во многих странах СНГ сформировалась проамериканская элита, в других — под влиянием Европы — проевропейская, в третьих — под влиянием Турции — протурецкая. Но эти элиты не формировались под влиянием России.

Россия воспринимала формирующиеся национальные элиты как некие особые региональные элиты, мало отличимые от региональных элит, скажем, где-нибудь на Дальнем Востоке, то есть элит субъектов Российской Федерации. Когда же речь идет о создании новой государственной элиты, то процесс проходит несколько по другим законам, чем при формировании элиты региональной.

Напоминания о когда-то общем для всех русском языке, о годах совместного существования, о якобы ментальной идентичности народов, населявших СССР, тут не совсем уместны. Дайте Рязанской области пожить 10 лет в качестве независимого государства, а потом попробуйте с ней быстренько объединиться. Не получится! Воспротивится местная элита. Пусть и говорящая на русском языке, находящаяся внутри русской культуры, но сформировавшая собственные, вполне определенные интересы, которые к тому времени уже будут отличаться от интересов бывшей метрополии.

Поэтому к ситуации, когда Россия, наконец, слишком поздно оглянулась и решилась на определенные активные действия на пространстве СНГ, при этом попыталась стать игроком, а не оказалась в числе фигур на этой шахматной доске, следует относиться адекватно.

Надо признать, что те же Соединенные Штаты и Европа достаточно активно работали всё это время на пространстве Украины. И потому, когда началась предвыборная кампания, ситуация сложилась отчаянная.

В то же время и противной стороной было наделано немало ошибок. Принципиальной ошибкой команды Ющенко было то, что еще на парламентских выборах была поставлена задача набрать максимальное количество голосов, хотя надо было ставить совсем другую цель — снижения дифферента, который создался в Украине в предпочтениях запада и востока страны. Но они не обратили внимания на это, и для того, чтобы набрать максимальное количество голосов, привлекли националистические организации, включили в свою риторику значительное число националистических заявлений. В итоге спровоцировали восток на выбор не по принципу «программа и позиция», а по линии «наши — не наши», «восток — запад».

И если сейчас говорят о феномене голосования за Януковича на востоке и Ющенко на Западе, то не надо забывать, что точно такой же результат был при голосовании за коммунистов и «Нашу Украину» в 2000 году. Сама задача захвата власти со стороны абсолютно ориентированных в сторону Запада структур начала буксовать. Те, кто вел президентскую кампанию Ющенко, через некоторое время это поняли, и поэтому начало публичной кампании было принципиально имиджевым — навязывался имидж «демократа» против «кандидата от власти», «чиновника», «представителя олигархических структур» и так далее. Надо сказать, в первый момент не очень искушенные в избирательных технологиях представители Донецка (то есть команда Януковича) клюнули на эту удочку и только с осени, наконец, начали позиционировать Януковича как откровенного представителя интересов востока и юга Украины.

- Существует ли сходство общей ситуации в России и в Украине?

- Большинство украинских проблем аналогичны российским. Просто они острее в условиях отсутствия собственных энергоносителей. В России молодежи можно податься хотя бы в обслугу к олигархическим сырьевым структурам. В Украине этого нет — либо на Майдан, либо в берлинский ночной клуб барменом.

- Как вы оцениваете поведение российского бизнеса в ходе украинской выборной кампании?

- Интересы российского бизнеса и российского государства на украинской территории, к сожалению, разошлись. В ситуации тесной энергетической взаимозависимости наших стран отдельные российские энергетические гиганты проводят собственную политику. Странно, что это не является инструментом российской внешней политики, ведь влияние энергетического фактора настолько велико, что перебивает все остальные импульсы воздействия. Однако у наших бизнесменов свои, как они говорят, рыночные интересы. Интерес же государственный в их действиях часто не просматривается.

- Почему это несоответствие интересов с таким разрушительным эффектом вышло на поверхность?

- По той простой причине, что нет координирующего центра, который занимался бы вопросами внешней политики и на уровне государства, и на уровне общественных объединений, фондов, институтов, центров, финансово-промышленных групп. В Германии, например, таким координирующим центром является правящая партия. Именно там происходит координация неформальной внешнеполитической работы, решаются вопросы финансирования тех же немецких общественных фондов за границей. В США этим занимается Государственный департамент. Мне кажется, у нас такую координирующую роль могло бы играть Министерство иностранных дел, но под это должно выделяться соответствующее финансирование.

Есть и другие серьезные вопросы, которые мы должны себе задать. Например: можем ли мы глубоко влиять на политическую ситуацию в ближнем зарубежье, не имея собственного модернизационного проекта, который мы могли бы предложить нашим партнерам и друзьям? Пока сохраняется сырьевой тренд российской экономики всё, что мы им можем предложить, — стать тем местом, по которому будут проходить российские газовые и нефтяные трубы в Западную Европу. Не удивительно, что такая альтернатива в их глазах проигрывает даже нескорой и мучительной интеграции в Европейское сообщество.

Или другой, наверное, риторический вопрос: почему на то, чтобы нанять на бразильском пляже молодого человека для футбольного клуба за несколько миллионов долларов у нас деньги находятся, а чтобы перенаправить поток грамотной талантливой молодежи из стран СНГ для обучения с США и Европы на Россию, денег нет? В американских университетах русские профессора преподают китайским и казахским студентам — это уже не анекдот, а констатация факта!

Российский бизнес должен ответить для себя на вопрос: готов ли он к финансированию долгосрочных проектов, готов ли вкладывать деньги в российскую внешнюю политику? Результаты этих вложений скажутся через 10-15 лет, но ведь понятно, что и «Лукойл», и «Роснефть», и «РусАл» будут и тогда.

- Вы сказали об отсутствии некоего «российского проекта». Что вы конкретно имеете в виду?

- России пора определяться геополитически на достаточно продолжительный срок. В состоянии неопределенности, «многовекторности», отсутствия последовательно реализующейся промышленной политики, в нынешнем жестоком и конфликтном мире спокойно и динамично развиваться уже не получается.

Есть несколько возможных проектов, как самодостаточных, «имперских», так и ориентированных на сотрудничество с основными мировыми центрами экономического развития. Каждый из них имеет свои явные достоинства и не менее явные недостатки, а самое главное — они сильно различаются по возможностям для реализации. Но в рамках любого из этих модернизационных проектов предложения от России постсоветским странам будут существенно различными, да и круг тех стран, которые целесообразно привлекать в каждый из проектов, будет совершенно другой.

- Какие действия, по-вашему, необходимо предпринять, чтобы кардинально улучшить ситуацию в российской внутренней и внешней политике?

- В первую очередь — отказаться от постмодернизма во внутренней политике. У нас есть как бы Госдума, как бы Совет федерации, как бы Совет Безопасности, как бы экспертное сообщество, как бы аналитические передачи на телевидении. Нельзя жить в этих «кажемостях». Если пространство свободы действительно слишком обширно для нашего конкретного государства, то давайте сузим его, но четко обозначим границы. Иначе придем в 37-й год, к сталинской конституции, согласно которой всё можно, но при этом ничего нельзя. Давайте определимся, что можно, а что нет.

Существующий постмодернизм мешает формированию ответственных как проправительственных, так и оппозиционных политических сил, которые должны понимать «правила игры». Они обязаны конкурировать между собой в рамках этих правил во внутренней политике, но, как это происходит во всех цивилизованных странах, не допускать существенного разнобоя во внешней. Только тогда мы начнем избавляться от пороков и во внешней политике, когда реальные российские невозобновляемые ресурсы раздаются за полцены только за красивые слова и участие в мифических псевдоинтеграционных объединениях. А еще хуже, что за дурные слова и действия ресурсы тоже раздаются — в надежде на благодарность в светлом будущем, которое никогда не наступает.

- Каков ваш прогноз развития ситуации в России и СНГ на ближайшие три года?

- Думаю, в скором времени вокруг России появятся одиннадцать «саакашвили», и сейчас у нас нет никаких реальных политических инструментов влияния на этот процесс. Это, так сказать, пессимистический прогноз. Оптимистический заключается в том, что в ближайшее время мы все же начнем создавать эффективные инструменты политического влияния и научимся ими пользоваться. Здесь важно понимать, что эти «саакашвили» появятся, что бы мы ни предпринимали. Всё было слишком запущено в 90-е годы, мы оказались совершенно не подготовлены к процессу смены постсоветских элит в странах СНГ, который только набирает ход.

- Вернемся к Украине. Какие уроки следует извлечь России и что делать дальше?

- Я считаю, что «украинская история» пошла на пользу нашей стране. Россия, наконец, пусть неуклюже, но все же сделала то, что от нее всегда ждала Украина — признала, что есть независимая украинская политика, украинская политическая элита. Раньше Украина для многих из нас в информационном смысле была значительно дальше, чем Европа и Америка. Теперь же ситуация в корне изменилась. Если раньше мощный информационный поток шел по направлению «Россия — Украина» и очень тоненький ручеек — из Украины в Россию, то сейчас потоки практически сравнялись. В перспективе я вижу огромную пользу произошедшего для российско-украинских отношений.

Что делать? Брать пример с наших заокеанских друзей-соперников. Жестко использовать в полной мере те ресурсы влияния (в основном, экономические), которые у нас есть, не рассчитывать на те ресурсы влияния, которых на самом деле у России на Украине нет (в основном, политических), и на основе профессионального изучения украинского политического пространства последовательно формировать эти самые ресурсы политического влияния. При этом серьезно готовиться к выборам в Верховную Раду 2006 года.

- Прокомментируйте, пожалуйста, назначение Юлии Тимошенко премьер-министром Украины.

- Я надеялся, что ее не назначат, что Виктор Ющенко учтет мнение тех 44% граждан, которые голосовали против него, сформирует коалиционное правительство не только из победителей, но и с привлечением побежденных. Этого не произошло. Мне кажется, если раньше можно было говорить о достижениях, победах или ошибках оппозиционера, а потом кандидата Ющенко, то сейчас следует говорить о первой ошибке президента Ющенко. Назначение Тимошенко — это ошибка. Понимаю, что Ющенко что-то кому-то обещал, но есть такая поговорка: обещать — еще не значит жениться.

Назначением Юлии Тимошенко Ющенко пытается продолжить «оранжевую» революцию. На мой взгляд, после этого по отношению к Украине мы должны встать на строго прагматические позиции. Может быть, тот олигархический режим, который построил Кучма, и надо ломать, но если это будет производиться таким радикально революционным человеком, как Тимошенко, то, безусловно, приведет к длительной полосе нестабильности в Украине, что России не выгодно.

Действия, которыми должна ответить в этой ситуации Россия, должны быть вполне адекватными. В ответ на ваше назначение будет наше назначение. Если Ющенко назначил премьер-министром человека, который не очень приятен России, то имеет смысл назначить послом в Украине человека, не очень приятного Ющенко. Такие люди в России есть.

- А что вы скажете по поводу назначения Бориса Немцова советником украинского президента?

- Если продолжать идти по пути адекватной реакции, то неплохо было бы назначить Рената Ахметова советником российского президента по украинским инвестициям. Если же воспринимать такое действие более серьезно (и вместе со слухами о назначении Станислава Белковского на такой же пост), то его можно интерпретировать, при желании, как начало практической реализации обещания Юлии Тимошенко распространить «оранжевую» революцию на Россию.