Революционные цветы не растут в Центральной Азии

21.02.2005. НГ-Дипкурьер

Алексей Малашенко

Истерия – болезнь заразная. Особенно политическая, особенно когда от нее получаешь садомазохистское удовольствие.

Ныне на постсоветских политических олимпах воцарился страх в связи с «розовой» и «оранжевой» революциями. (Кстати, в 1974 году уже была «революция гвоздик» в Португалии, в 1978-м – исламская «революция тюльпанов» в Иране.) Самые начитанные из придворных советников Кремля даже разразились специальными «контрреволюционными» концепциями. Красиво, конечно, и прибыльно. Зато гипотеза, что две свершившиеся – скорее исключение, чем правило, никому не приходит на ум...

Грузия и Украина

Возьмем Грузию, совсем уж особый случай на постсоветском пространстве. Грузия выглядела единственным «несостоявшимся» государством. Три – аджарский, абхазский и южноосетинский – сепаратизма, занимающих свыше 11% территории, возможность прежней власти Шеварднадзе контролировать лишь столицу страны буквально взывали к интеграции, а фактически к сохранению Грузии как государства. Спаситель был обязан действовать только революционным путем. Сорос, вложивший деньги в трепетные розы, это прекрасно понимал (не делал же он политические инвестиции в Минск).

Об Украине написаны и пишутся фолианты. Но «оранжевая революция» не могла свершиться без ошибок Москвы, и она (революция) войдет отдельной главой в университетские учебники как классика политтехнологического идиотизма. Дети МГИМО, учитесь на ошибках отцов!

Если уцелевшие правящие элиты признают, что Грузия и Украина были исключениями, то они могут перевести дыхание и рассуждать спокойнее.

Киргизия и Таджикистан

Почему же не случится революций, например, в Киргизии и Таджикистане, где 27 февраля пройдут парламентские выборы?

Во-первых, общество в обеих республиках в большинстве своем не предрасположено к решительным переменам. Оно более консервативно. И хотя оно бесконечно недовольно сегодняшней властью, но решиться и сменить ее на иную рискнуть не готово.

Следует напомнить и известный тезис, что препятствием к революции может стать крайняя нищета людей, способных думать исключительно о собственном пропитании. При всей неоднозначности этого утверждения отметим, что у отнюдь не богатого доходами населения региона есть некие «резервы выживания», утратить которые никто не хочет.

Во-вторых, недостаточно консолидирована оппозиция. В Киргизии сразу три оппозиционных блока, в Таджикистане «каждый умирает в одиночку».

Отсутствие «Бабы-Яги»

Нет среди оппозиционеров ярких общенациональных лидеров. Большая или меньшая (лучше, конечно, большая) доля харизмы просто необходима. Но ею не обладает даже давний и, в общем-то, популярный оппонент президента Аскара Акаева, ныне находящийся в тюрьме бывший вице-президент Феликс Кулов, нет ее и у вождей Партии исламского возрождения Таджикистана. Нет и у казахстанской оппозиции. Не обрел ее и бывший премьер Казахстана Акежан Кажегельдин. Не вырастили, так сказать, «Бабу-Ягу» в своем оппозиционном коллективе. Тогда как в Грузии и на Украина оная была.

Этническая лодка

В-третьих, революция в Центральной Азии чревата возможной дестабилизацией по региональному и этническому принципу. Кто всерьез просчитывал, как поведут себя узбеки, составляющие около 14% населения Киргизии, 25% – Таджикистана? В Казахстане «русский элемент» среди оппозиции присутствует, но вряд ли он отражает интересы всей русской общины, составляющей чуть больше 30% населения.

Исламский фактор

В-третьих-с-половиной, любое обострение ситуации выплеснет на поверхность исламский фактор. И тут дело даже не в «Хизб ут-Тахрире», которым местные элиты пугают себя, Россию, Америку и маленьких детей. Дело в том, что это может вообще стимулировать новый виток политизации ислама, чего не хочет никто.

При этом радикальный ислам при любых обстоятельствах останется в политике. И рано или поздно его будут использовать в качестве инструмента в политической борьбе самые разные силы, в том числе и те, кто клянется верой и правдой бороться против терроризма.

Меньше всего революционный порыв возможен в Таджикистане, где никто не забыл недавнюю гражданскую войну. И потому можно верить президенту Эмомали Рахмонову, уверенному в выдержке своего народа.

Админресурс

В-четвертых, власть использует пресловутый административный ресурс, давя им оппозиционные печатные издания, снимая с избирательной гонки наиболее заметных оппозиционеров, организуя в свою поддержку митинги и собрания и проч. и проч. Россиянам это хорошо знакомо по собственному опыту.

Страх потери

Чего в таком случае боится эта самая власть, стремящаяся обездвижить оппозицию?

И здесь вновь вспомним Грузию и Украину, где власть из рук правящих кланов все-таки выпала. Уже одно это обстоятельство пугает их правящих коллег. А вдруг?

Сейчас в Центральной Азии проходят парламентские выборы, но рассматриваются они всеми их участниками как артиллерийская подготовка перед выборами президентскими. И кто знает, как сложится судьба нынешних правителей и... их больших семей?

Содружество «семей»

На постсоветском пространстве «семья» стала словом нарицательным. Первой была Россия с ее большой ельцинской «семьей». «Семейный подряд» сработал в Азербайджане, функционирует в Казахстане, Киргизии. Не исключен вариант «республиканской монархии в Туркмении». Киргизский исследователь Алим Дононбаев считает, что после многих лет правления местных элит «демократической у них стала лишь маска».

«Большая семья» есть некий политический коллектив, группа интересов, которые могут совпадать с интересами национальными, а могут, между прочим, и не совпадать. «Семьи» фактически приватизируют власть, а значит, и экономику. Приватизация экономики повсеместно проходила с нарушением законности. Нарушаются законы и сейчас, да и как их не нарушать, если ближайшие твои родственники сидят в самых высоких кабинетах.

Почему бы не избраться в парламент детям президента, не прихватить зятьям-братьям кусочек власти!

Женщины

Решительно выдвигаются на передовые позиции эмансипированные женщины Востока... Жены-наставницы, стремящиеся в президенты и депутаты дочери. (Когда дочь одного из центральноазиатских лидеров в приватном разговоре обмолвилась, что она не хочет быть президентом, я подумал, что женская мудрость, хвала Всевышнему, порой достойнее дамских политических амбиций.)

После конца ельцинской эпохи в России все «большие семьи» ощутили всю опасность даже византийского варианта передачи власти – из рук в руки. Кто знает, что случится потом. Вон на той же Украине уже встал вопрос о судьбе Леонида Кучмы.

Словом, власть рассматривает любую несанкционированную ею деятельность как посягательство на самое себя. Парадокс заключается в том, что «большая семья», с одной стороны, жаждет продлить свое политическое существование до бесконечности, но с другой – ведет себя, как временщик. Если не сказать хуже – как пират, захвативший корабль и понимающий, что рано или поздно ему придется отвечать за все содеянное.

Угрозы

Власть не хочет поделиться властью. И в этом, пожалуй, ее самая большая ошибка. От этого и исходит угроза ей самой. Делиться рано или поздно придется.

А покуда правящая элита назойливо внушает обществу, а заодно и самой себе мысль, что ей не может быть никакой альтернативы. «Сам Назарбаев, наверное, и помыслить не может, насколько высок он в представлении других», – льстит президенту автор его биографии профессор Ольга Видова. Можно привести немало и других «неприличных» цитат. И это еще один парадокс: самообольщение оказывается alter ego боязни ответственности.

Осень патриархов

О центральноазиатском патерналистском авторитаризме написаны фолианты – о мягком киргизском, полужестком казахском, жестком узбекском. Олицетворяющие его – Аскар Акаев, Нурсултан Назарбаев, Ислам Каримов – личности выдающиеся. Они вошли в постсоветскую историю. Но не могут войти в несоветскую. В этом заключена их поистине шекспировская трагедия. Много сделали они вчера (я писал в 1990-е, что Узбекистану повезло на умницу Каримова), но сегодня неспособны взять следующий барьер.

Можно критиковать, давать рецепты, но критика вряд ли будет услышана, а лекарства по рецептам приняты не будут.

И все же, если бы хватило им духу прекратить душить оппозицию, дать ей право на политический простор, осознать необходимость гражданского общества, возможно, нынешним властителям удалось бы более достойно встретить «осень патриарха».

Оппозиция не страшна

Да и так ли уж опасна оппозиция, если она лишится постоянно навешиваемого на нее ореола мученичества? Получив весомую долю парламентских мест, она может размякнуть, играть по другим правилам, возможно, расколется. Опыт российской Думы свидетельствует, что она вполне может себя и скомпрометировать.

Последнее замечание отнюдь не снижает моего глубокого уважения перед политиками, бросившими вызов правящему истеблишменту, рискующими своей карьерой, благосостоянием, а то и жизнью.

Политика есть политика

Еще один аспект выборов – внешний фактор. В России, в Центральной Азии больше говорят о влиянии Запада, о фондах и организациях, которые проплачивают деятельность «как бы демократической» оппозиции. Вспоминают Украину, Грузию, лидера созданного в декабре 2004 года в Киргизии движения «Ата-Журт» («Отечество») Розу Отунбаеву, которая как на грех в недавнем прошлом работала заместителем спецпредставителя генсекретаря ООН по урегулированию грузино-абхазского конфликта.

Слов нет, Запад следит за тем, что происходит в Центральной Азии. Но делает это несколько вяло, не то что на Украине и в Грузии. Претензии к здешним властителям по части соблюдения прав человека звучат куда реже. Да и на местную оппозицию не особо рассчитывают. Куда больше беспокоит Запад возможность региональной дестабилизации, эпицентром которой может стать хотя бы неугомонная Ферганская долина.

Россия тормозит

Энергичнее пытается заявить о себе пострадавшая от недавних эсэнгэшных революций Россия. Она не заинтересована в кардинальной смене власти у соседей, с предубеждением относится к любой оппозиции, но, пожалуй, самое главное – боится «дурного примера». Боится безосновательно. Российское общество атомизированно, инертно, лишним свидетельством чему стало отсутствие серьезной солидарности с вышедшими отстаивать льготы пенсионерами. До 1991 года далеко, а до 1917-го – еще дальше.

Но Кремлю все равно страшно. И потому зачастившие в Москву центральноазиатские президенты встречают полное понимание Путина и его команды. Глава Центризбиркома Александр Вешняков обещает массовое присутствие на выборах 27 февраля российских наблюдателей. Вряд ли россияне будут встревать в ход выборов и искать серьезные нарушения. Опыт, например, Чечни свидетельствует, что к фальсификациям выборов Москва подходит избирательно.

Политтехнологи не в моде

А вот ожидать десанта политтехнологов вряд ли стоит. Местные специалисты вполне обойдутся и без иностранных советчиков. Да и опасно приглашать таких спецов после фиаско на Украине.

В Центральной Азии к России относятся со все большей настороженностью. Хотя вслух об этом и не говорят. Безвременно ушедший казахстанский эксперт Умирсерик Касенов еще в 1998 году писал о «выползании» Центральной Азии из постсоветского пространства», о «неуклонном освобождении из цепких объятий Российской Федерации». На фоне тиражируемой в последние недели российско-евразийской дружбы этот процесс тем не менее продолжается. Конечно, представить сегодня Центральную Азию в отсутствие России невозможно. Но Украина показала, сколь бесцеремонными бывают братские объятия. Украинское эхо останется в политической памяти любого правителя.

Пробковый шлем или косоворотка?

Наследник мудрого отца азербайджанский вождь Ильхам Алиев, который у себя на родине провозгласил 2005 год Годом России, рассуждает о присутствии на постсоветском пространстве зависимых стран, а «зависимая страна – изначально слаба, и от нее можно ожидать чего угодно». Конкретный адресат этого высказывания очевиден. Но также и для любой постсоветской республики очевидна опасность попасть в полную зависимость от «большого брата» – будь он в пробковом шлеме или косоворотке. В центральноазиатских столицах эту мысль хорошо усвоили.

Ставка на стариков

Стратегическая ошибка России в том, что, защищая старые, прошедшие школу коммунизма кадры, Москва никогда не заботилась о взращивании молодой пророссийской поросли. В будущем такая недальновидность обернется ой какими проигрышами. Ходят, правда, слухи, будто Кремль может начать лоббировать кое-кого на освобождающиеся (в неопределенном будущем) высокие кресла. Но даже по этим слухам речь идет опять-таки о выходцах из старого поколения.

Вернемся к распространившейся политической истерии. По-своему она объективна, ибо «предупрежден – значит вооружен». Ожегшись на молоке, дуют на воду. С другой стороны, пугание революционным кошмаром создает широчайшее поле для политической и околополитической деятельности, пугая им обывателя, можно выкачивать немереные средства на контрреволюцию.

Лучшего от всего этого никому не станет.