Доклад на международной научной конференции «Параллельное СНГ. Абхазия, Приднестровье, Южная Осетия и Нагорный Карабах как реалии постсоветского пространства» 14-15 сентября 2005 г.

На мой взгляд, необходимость проведения настоящей научной конференции вызвана наличием такого феномена социальных процессов на территории постсоветского пространства (Приднестровье, Абхазия, Нагорный Карабах, Южная Осетия) и в других регионах мира (Тайвань, Кипр, Эритрея, республики бывшей Югославии, Восточный Тимор и др.) как появление новых государственных образований, которые по разным причинам не получили своевременно дипломатического признания.

Это стало одновременно следствием и причиной очагов политических конфликтов, сопровождавшихся вооружённым противостоянием, сложным переговорным процессом, миротворческими операциями, гуманитарными и псевдо гуманитарными интервенциями и т.д.

Само по себе наличие конфликтных ситуаций – вещь достаточно обычная в мировой и региональной политике. Она имеет множество конкретных причин, которые в самом общем виде можно свести к общим тезисам о непрерывности социальных изменений в обществе; о неравномерности регионального развития; об эволюционном характере человеческой истории, которая сопровождается такими процессами как конкуренция, конфликт, адаптация и ассимиляция.

Как известно, существуют традиционные исторические конфликты, например, арабо-палестинский, армяно-турецкий, между Китаем и Тибетом и др., где в основе - поли казуальные много причинные факторы, и которые в этой связи не могут иметь окончательного решения в ближайшей исторической перспективе.

В этой связи актуальным стало проведение научных исследований и разработка практических рекомендаций, связанных с выработкой моделей политического урегулирования подобных конфликтов; выработкой критериев легитимации таких масштабных социальных инноваций как новые государственные образования, которые не вписываются в обычные международно-признанные стандарты внешнего признания.

По моему мнению, релевантным будет рассмотрение появление и функционирование нового государственного образования как масштабную социальную инновацию.

С методологической точки зрения для анализа социально-политического конфликта и социальных инноваций в ходе конфликта необходимо выделить основные структуры общества к моменту начала и окончания конфликта и провести их сравнение. Речь идёт о сравнительно-историческом методе применительно к основным социальным структурам общества. Возникновение новых социальных структур, прекращение существования прежних социальных структур или их качественная трансформация, достигнутая в результате целенаправленных действий, представляют собой социальные инновации. Социальные инновации означающие «прорыв» в развитии, повышающие адаптацию и конкурентоспособность того конкретного общества, в котором они произошли, ведут к эволюции общества в целом.

Социальные инновации в ходе социально-политического конфликта представляют собой целенаправленные преобразования социальных структур, отвечающих, в соответствии с структурно-функциональным подходом классика американской социологии Т. Парсонса, за основные функции социальной системы – сохранение образца (культурную сферу); достижения цели (политическую сферу); адаптацию (экономическую сферу); интеграцию (правовую сферу).

Социальные инновации, проведённые в условиях социально-политического конфликта должны быть функциональны: 1) в обществе, обеспечивая его самодостаточность; 2) в отношениях с другими обществами.

Социальные инновации, проведённые в условиях социально-политического конфликта, должны быть должны быть легитимны: 1) в самом обществе; 2) в отношениях с другими обществами.

Масштабные социальные инновации, проведённые в условиях социально-политического конфликта, являются одним из механизмов эволюционного процесса.

Подобные процессы, которые можно рассматривать как целенаправленные социальные действия и новые социальные отношения, нуждаются с точки зрения «понимающей социологии» М. Вебера в легитимации. Согласно М. Веберу, легитимация социальных инноваций может обеспечиваться легальностью, то есть «позитивным уложением», соблюдением определённых процедур, но может гарантироваться так же иначе – традицией, религией, эмоциональной самоотдачей, ожиданием осуществления определённых интересов. При этом одна и та же социальная инновация может иметь различную основу легитимации среди различных социальных групп и разных индивидов – для одних это может быть определённая процедура, утверждающая легальность, например, выборы по определённым стандартам, для других – традиция, харизма лидера или религия. Это относится к внутренней легитимации возникшего государственного образования.

Одновременно перед субъектом управления встаёт теоретическая и практическая задача внешней легитимации государственного образования.

В управленческих структурах надсистемы также возникает проблема взаимоотношений с обществом, социальные инновации которого не соответствуют принципам легитимного порядка, сложившимся в надсистеме.

Данное противоречие, между сложившейся социальной реальностью, получившей внутреннюю легитимацию и формальными правилами, необходимыми для официального признания, сложившимися во внешней надсистеме, и находится в основе феномена «непризнанных государств».

Приднестровская проблема как проблема внешней легитимации Приднестровской Молдавской Республики представляет особую важность для России, поскольку в регионе проживает свыше 70 тысяч российских граждан, в Приднестровье находятся миротворческий воинский контингент, а также Оперативная группа войск (бывшая 14-ая армия) Российской Федерации и крупные военные склады с боеприпасами.

Российская Федерация является посредником и страной-гарантом договорённостей по политическому урегулированию между Молдовой и Приднестровьем, входит в состав пятистороннего формата (Россия, Украина, ОБСЕ, Молдова, Приднестровье) Постоянного совещания по политическим вопросам в рамках переговорного процесса по приднестровскому урегулированию.

Следует также отметить, что Россия является основным поставщиком энергоресурсов в Приднестровье, между экономическими субъектами Приднестровья и России существуют традиционные хозяйственные связи, а российский капитал принял активное участие в приватизации приднестровских предприятий.

Многочисленные социологические исследования показали, что модальное (преобладающее) общественное мнение приднестровцев направлено на сохранение приднестровской государственности, социокультурной и политической ориентации ПМР на всестороннее сотрудничество с Россией, Украиной и Белоруссией. Приднестровские жители и приднестровское руководство выступает за сохранение российского военного присутствия в регионе, считая его гарантией равноправного диалога с Молдовой.

15-летие ПМР является самым убедительным доказательством жизнеспособности этого государства. Такие основополагающие концептуальные блоки, которые лежат в основе признания масштабных социальных инноваций в виде образования новых государств, как

- наличие территории, власти и населения;

- функциональная самодостаточность;

- соблюдение процедур легитимации государственной власти путём выборов;

- наличие современной правовой и политической систем;

- наличие устойчивых экономических, культурных и политических контактов с другими странами;

- соблюдение условий безопасности для внешнего мира;

- соблюдение современных социальных и экологических стандартов;

наличие современной системы образования;

информационная открытость общества и другие характеристики

свидетельствуют о необходимости уважения воли приднестровского народа и дипломатического признания ПМР.

То, что в течение столь длительного промежутка времени ПМР остаётся «непризнанным» государством, является преступлением по отношению к приднестровскому народу прежде всего со стороны участников переговорного процесса – Украины, России, Молдовы, ОБСЕ.

Но если Молдова является заинтересованной стороной конфликта и от неё наивно ожидать объективного подхода к приднестровскому государству, то Украина и Россия должны уже давно назвать вещи своими именами:

15 лет существует Приднестровская Молдавская Республика, и отказ народу Приднестровья в праве на собственное государство является грубейшим прав человека (например, права на свободу передвижения), и права приднестровского народа на самоопределение.

Приднестровский народ психологически устал жить в условиях «непризанности», когда возникают постоянные проблемы с поездками, регистрациями семейного положения, документами об образовании и т п., когда постоянно существует состояние жизненной неопределённости.

К сожалению, политические элиты постсоветских государств при принятии важных стратегических решений по прежнему продолжают опираться не на социальные реалии, не на анализ фактов и объективные заключения экспертов, а на конъюнктурное понимание политических задач – победу на предстоящих выборах; поднятие партийного рейтинга; улучшение собственного имиджа; PR-акции; личные интересы и амбиции и т.д.

В апреле 2005 г. Украина в Виннице выдвигает «План урегулирования приднестровской проблемы», который предусматривает «реинтеграцию Республики Молдова, на основе единства территории и государственной власти» при сохранении конституционного строя Республики Молдова. Фактически, речь идёт о легитимации со стороны Украины реинтеграции в румынское историческое пространства территорий, на которые в настоящее время юрисдикция Молдовы не распространяется. Следует учитывать, что, по мнению румынских политиков и политологов Бессарабия и Транснистрия (Приднестровье) - оккупированные румынские территории.

В самом общем виде это можно объяснить просчётами в стратегическом планировании, в приоритете локальных задач над стратегическими целями.

Вероятно, украинское руководство исходило из следующих мотивов.

1. Поднять имидж нового руководства Украины на международной арене как успешного миротворца.

2. Усилить политическое влияние Украины в регионе и в рамках переговорного процесса.

3. Дать больше возможностей украинскому капиталу влиять на приднестровскую экономику, включая участие в приватизации.

4. Улучшить молдо-украинские и румынско-украинские отношения вследствие благодарности со стороны Молдовы и Румынии за «реинтеграцию» Молдовы.

5. Понизить политическое влияние России в регионе и постараться занять там её место.

6. Осуществить ротацию приднестровской элиты, приведя к власти в Тирасполе проукраинских политических лидеров.

Однако опыт гагаузкой автономии показал, что ни о какой политической и экономической самостоятельности автономного образования при нынешнем государственном устройстве Молдовы не может быть и речи. Приднестровье для Кишинёва представляет значительно более ценный и вместе с тем сложный объект, чем Гагаузия. Можно не сомневаться, что Кишинёв установит самый жёсткий контроль на «мятежной», по его мнению, территории, и не потерпит никакого вмешательства иных сил в процесс управления.

Демонстративно единогласное и поспешное принятие молдавским парламентом Закона Республики Молдова в июле 2005 г. об основных положениях статуса Приднестровья без согласования и обсуждения его содержания с приднестровской стороной и странами посредниками в переговорном процессе красноречиво подтверждает такой сценарий.

Даже если предположить, что руководство Украины и руководство Молдовы договорились о некоем разделе сфер влияния в Приднестровье - например, что Кишинёв обеспечит преференции украинским предприятиям, позволит проукраинским политикам входить в состав новой администрации, создаст возможность всем желающим получить украинское гражданство, будет развивать украинскую культуру и налаживать гуманитарные связи приднестровцев с соседними украинскими областями и т.п., - после «реинтеграции» это будет прочно забыто.

Соблюдение договорённостей не является сильной стороной нынешнего президента Молдовы Владимира Воронина и всей политической элиты Молдовы в целом. Это, если хотите, часть их менталитета. Каких только обещаний не давал В. Воронин накануне выборов в молдавский парламент 2001 года в кремлёвских коридорах и на встречах с русскоязычными избирателями - по приданию русскому языку в Молдове статуса государственного; о присоединении Молдовы к Союзному государству России и Белоруссии; о стратегическом партнёрстве Молдовы и России; по ведению равноправного диалога с Приднестровьем и т.д.

Вместо этого, после отказа в подписании российского проекта урегулирования в ноябре 2003 г., получившего название «Меморандум Козака» и предусматривавшего федерализацию Молдовы как механизм компромисса между Кишинёвом и Тирасполем, переговорный процесс оказался замороженным. Вся мощная инфраструктура переговорного процесса – двусторонние переговоры в рамках Совместной конституционной комиссии; межпарламентские контакты Верховного совета ПМР и парламента ПМР; заседания Постоянного совещания по политическим вопросам представителей Молдовы, Приднестровья, России, Украины и ОБСЕ; межправительственные комиссии; работа объединённой контрольной комиссии (ОКК) – органа управления миротворческой операции; даже взаимодействие в рамках соглашения о сотрудничестве правоохранительных систем перестали функционировать в течение 2004 - начало 2005 гг.

10 июня 2005 г. молдавский парламент голосами всех фракций принял на своём заседании резолюцию, в которой содержались требования вывести российские миротворческие войска и денонсировать Соглашение от 21.07.1992 г. «О принципах мирного урегулирования вооружённого конфликта».

Фактически это требование означает консолидированное желание политической элиты Молдавии встать на путь силового противостояния с Приднестровьем.

Это неминуемо приведёт к эскалации конфликта и гуманитарной катастрофе в регионе и в этой связи российскую миротворческую операцию, равно как и работу пятистороннего постоянного совещания, необходимо продолжить в Приднестровье с целью:

- поддержания переговорного процесса политического урегулирования;

- сохранения российского политического и экономического влияния в регионе;

- защиты жизненных интересов российских граждан.

Подводя некоторые итоги, можно сделать вывод, что объективный анализ, здравый смысл и весь опыт переговорного процесса свидетельствуют в пользу того, что справедливое приднестровское урегулирование может быть достигнуто только в случае консолидированной позиции Украины и России по данному вопросу. И чем скорее руководство России и Украины осознают общность национальных интересов в Приднестровье и встанут на путь признания Республики, тем быстрее будет разрешён конфликт в интересах соблюдения прав человека, региональной стабильности и безопасности.

В настоящее время наиболее продуктивным направлением сотрудничества между Россией и Украиной в деле урегулирования приднестровской проблемы могло бы стать участие российских и украинских официальных наблюдателей на выборах депутатов Верховного Совета ПМР в декабре 2005 г.

Как известно, в настоящее время некоторые эксперты и международные организации, например ОБСЕ, Совет Европы, ЕС и др., трактуют «легитимность» органов власти других государств как их соответствие правилам формирования и функционирования, выработанными этими организациями. При этом сами правилами, и оценка их исполнения являются политической прерогативой чиновников и экспертов данных организаций. Происходит подмена понятия легитимности как доверия со стороны населения в отношении собственных органов власти на понятие легитимность как политическую комплиментарность, называемую почему то «демократизацией», со стороны государственных органов власти данным организациям.

Например, ОБСЕ уже заявило, что не будет считать проведение выборов по законам ПМР легитимными, не зависимо от их условий проведения и результатов. ОБСЕ признает только те выборы, которые она сама организует и проведёт на территории Приднестровья, фактически взяв на себя полномочия органов власти.

Однако подобная постановка вопроса не имеет ничего общего ни с научной трактовкой понятия «легитимность», ни с выработкой методологии и механизмов разрешения конфликтов, ни с учётом социальной реальности, без чего, как показывает международный опыт, нельзя обеспечить политическую стабильность, легитимность и безопасность.

Предстоящие выборы Верховного Совета ПМР с одной стороны, предусмотрены правовой системой Республики, а с другой стороны, соответствуют украинскому плану урегулирования.

В этом контексте присутствие российских, украинских и других официальных международных наблюдателей на выборах было бы оправданным с точки зрения получения объективной информации и создания предпосылок для официального признания Верховного Совета ПМР законным представительным органом власти Приднестровья со стороны России и Украины. А это создало бы уже качественно новую ситуацию в процессе признания ПМР. Официальное признание Верховного Совета ПМР означает международное признание принятых им решений, в том числе всей нормативно-правовой базы республики. Следующим шагом могло быть установление особых дипломатических отношений ПМР с Россией и Украиной и дальнейшие действия по внешней легитимации Республики.

[Версия для печати]