Системные ошибки

24 апреля - 1 мая 2006. Белорусы и Рынок

Ирина Крылович

Бывает так, что страны и народы, столкнувшись с какой-нибудь катастрофой, мобилизуются и изменяют свою историю, возрождаясь для новой жизни. И тогда вдруг становится понятной народная мудрость: не было бы счастья, да несчастье помогло. Для Беларуси катастрофа на Чернобыльской АЭС уже 20 лет остается пока несчастьем, которое нам никак не помогает.

Как и многие из простых граждан тогда еще СССР, я не помню, что было в субботу, 26 апреля 1986 года. Зато очень хорошо помню понедельник, 28 апреля. В Минске шел дождь. Не сильный, но моросил почти целый день. Люди гуляли по улицам с детьми, многие без зонтиков, широко развернута была уличная торговля продуктами питания. В этот день уже многие знали об аварии, но масштабов ее еще никто не представлял.

Потом были майские праздники с положенной демонстрацией и массовым выездом на природу. Уже где-то через год после тех событий принесенный домой дозиметр резко “возбудился” от забытого, отправленного на антресоли свитера, в котором я провела целый день 2 мая у костра в лесу под Минском. Свитер пришлось выстирать и выбросить. Невелика потеря. Но масштаб трагедии, вроде бы уже объявленный, в тот момент вдруг стал таким очевидным своей неизбежностью.

Сегодня уже известно из архивных документов, что аварии на атомных станциях в СССР, маленькие и средние, случались регулярно. Так, только за 11-ю пятилетку, по некоторым данным, в стране произошло 1.042 аварийные остановки энергоблоков. На ЧАЭС за этот период их было 104, 35 — по вине персонала. В сентябре 1982 года на первом энергоблоке произошла ядерная авария. Многие специалисты знали о том, что реактор, используемый на ЧАЭС, не отвечал современным требованиям безопасности.

Но, как всегда, кто-то вовремя не доложил, а если доложил, то не нашел поддержки в райкоме, горкоме, обкоме партии и так по нарастающей. Никому не хотелось разбираться, брать ответственность на себя. Наверх уходили только отчеты о достижениях и перевыполнениях. Вниз за это спускались грамоты, медали, ордена, пайки в спецмагазинах, загранкомандировки и прочее.

Сегодня очевидно, что авария на ЧАЭС была не просто техногенной катастрофой — это была катастрофа системы, не способной поддерживать собственную безопасность и безопасность простых людей просто потому, что жизнь каждого человека ценилась лишь на словах, которыми обильно сдабривали свои речи партийные функционеры, но которые так и оставались пустым звуком.

Ложь, некомпетентность, всеобщий подхалимаж превратились в “цепную реакцию”, которая привела не только к аварии на станции, но и сделала ее последствия катастрофическими для многих миллионов людей.

Прошло 20 лет. Нет СССР, нет БССР, но все чаще слышим мы знакомую риторику о том, что все у нас делается для блага человека. Сколько подобных слов было сказано на прошлой неделе нашими официальными лицами! Приводились данные о миллиардах долларов, о программах принятых и выполненных...

А сколько упреков прозвучало в адрес международных организаций! Мол, мало помогали, все приходилось делать самим. Глава Академии наук Михаил Мясникович посетовал на то, что ученые не поделились с белорусами своей передовой научной мыслью. Хотя признал, что сразу после трагедии взаимодействие между учеными было интенсивным, но потом как-то все сошло на нет.

Но ведь именно наше государство создало оборонительную стену из всевозможных указов, декретов и постановлений, чтобы поставить заслон “проникновению” гуманитарной помощи, научных и общественных контактов, финансовой помощи от иностранных государств. Их обвиняют во всех грехах — начиная от шпионажа и заканчивая попытками накормить пострадавших детей гнилыми продуктами.

И разве можно винить международные организации в том, что они недооценивают последствия трагедии для Беларуси, когда, приезжая в пострадавшие регионы, они видят спивающееся население, деревянные туалеты во дворах, покосившиеся от дряхлости дома, вызвавшие возмущение даже Александра Лукашенко при посещении им осенью прошлого года Могилевской области?

Для них очевидно, что трагедия этих людей не только в том, что они живут в зараженной зоне, а в том, что они застыли в каком-то другом историческом периоде.

Конечно, можно оправдаться тем, что не все делается сразу, что у нас не было опыта борьбы с последствиями таких катастроф. Но очевидно, что такая нестандартная ситуация требовала и нестандартных решений. Тем более что страна и так после 80 лет советской власти была не самой богатой в мире.

Регион, пострадавший от аварии, мог бы стать первой свободной экономической зоной. Квалифицированных врачей и учителей надо было заманивать туда возможностью свободно работать и зарабатывать. Инвесторов — возможностью открывать там сборочные экологически чистые производства автомобилей, телевизоров и пылесосов. Первые агрогородки с экспериментальными домами, построенными с учетом передовых современных требований по энергоэффективности и экологичности, должны были появиться там уже 10 лет назад.

Деньги международных фондов и банков можно и нужно было активно привлекать под развитие альтернативной энергетики еще тогда, и сегодня, возможно, мы бы уже в меньшей степени зависели от российского газа. И не надо было бы сейчас выделять бюджетные средства на подготовку проекта по оценке перспектив строительства атомной станции в Беларуси.

Да и кто знает, сколько их нужно, этих денег, чтобы просчитать не только технические, экономические, экологические и прочие предпосылки и выгоды такого строительства, но и тот самый “человеческий фактор”. Сколько стоит разработать защиту не только от дураков, но и от аморальных людей, которые, накапливаясь в системе, создают ту самую критическую массу, способную привести к катастрофическим взрывам.