Нужен ли интеграции азиатских стран «локомотив»?

17.08.2007. Республика (Казахстан)

Евгения Мажитова

Александр КНЯЗЕВ: «Трудно предположить, чтобы Таджикистан или Кыргызстан чувствовали бы себя уютно «под крылом» Узбекистана»

Об интеграции стран Центрально-Азиатского региона сегодня говорят и спорят очень много. Объясняется это просто: молодым государствам в условиях глобализации и жесточайшей конкуренции за энергоресурсы, а точнее, за право их контролировать, все трудней не только развиваться, но и сохранять свою самостоятельность. Казалось бы, выход – в объединении усилий. Однако процессы интеграции протекают ой как непросто. Проектов много, но все они, по мнению ученых-политологов, нежизнеспособны. Почему? Об этом наш разговор с профессором Кыргызско-российского славянского университета, доктором исторических наук Александром КНЯЗЕВЫМ.

Александр Алексеевич, в июне в Худжанде прошел большой научный форум «Проекты сотрудничества и интеграции для Центральной Азии: сравнительный анализ, возможности и перспективы», организованный ведущими российскими и центральноазиатскими институтами и фондами, в том числе и Вашим. Какая была в нем необходимость?

- Различные проекты интеграции Центрально-Азиатского региона, как правило, соответствуют больше интересам геополитических центров силы, находящихся за ее пределами. Они создают в регионе конкурентную обстановку, обостряя противоречия и угрозы региональной безопасности. Оценка этой ситуации экспертными кругами, включающими представителей различных академических школ и аналитических институтов, и стала задачей конференции, в которой приняли участие эксперты из Казахстана, Кыргызии, Узбекистана, Таджикистана, России, Великобритании, Италии, Франции и Пакистана. Выводы ученых, их выступления мы постарались довести до сведения политиков и руководителей стран – участниц ШОС накануне саммита в Бишкеке.

Среди выступлений было много критических в адрес США. С чем это связано?

- В исследовании, подготовленном для американских ВВС, известный функционер республиканской администрации З. Хализдад анализирует три возможных стратегии для Америки в период после окончания «холодной войны»: отказ от империализма, возврат к многополярному миру и мировая гегемония (для благозвучия — «американское руководство миром»). Последняя из названных стратегий последовательно реализуется администрацией США на протяжении всего периода после 1991 г. Приоритетной среднесрочной задачей в Центральной Азии стала борьба за обеспечение как можно более дистанцированной от России внешнеполитической линии со стороны республик региона. А как ее осуществить?

Напомню, что уже во второй половине 90-х годов прошлого века, уничтожив экономику, созданную в республиках в советские времена, местные политические элиты судорожно искали ресурсы для выживания, а потому экономические инициативы США оказались как нельзя кстати.

Наиболее масштабный из американских евразийских проектов — The Greater Middle East, «Большой Ближний Восток». Это амбициозный проект по «демократизации» (включая, естественно, внешнее воздействие на «демократизируемый» объект) огромного региона, объединяющего, согласно американскому видению, Египет, Израиль, арабские страны Ближнего Востока, Турцию, Южный Кавказ и Центральную Азию, Иран, Афганистан и Пакистан. Систему контроля за макрорегионом изначально предполагалось создать в тесном взаимодействии с ближайшими союзниками США – Турцией, Пакистаном и Израилем.

По замыслам разработчиков, реализация программы «Большого Востока» позволила бы решить целый комплекс задач, включая установление контроля над основными коммуникациями и энергетическими ресурсами региона. Проект «Большой Центральной Азии» – составной компонент этого плана.

К 2003-2004 гг. стало очевидным, что реализация американской стратегии ведет к перераспределению сложившихся зон влияния мировых держав и межгосударственных объединений в центре евразийского пространства. Конечным итогом этого геополитического процесса должно было стать коренное изменение баланса сил в Евразии в пользу США и установление нового миропорядка в его американской версии. Но логичным результатом такой политики стало новое столкновение интересов мировых центров силы в регионе, чреватое и качественно новыми дестабилизационными процессами. Проявлений этого конфликта немало, достаточно вспомнить о чрезмерной милитаризации региона.

Создание региональных межгосударственных блоков и организаций всегда было одним из приемов в борьбе великих держав за свои интересы. История малых стран, имеющих опыт партнерства с великими державами в условиях жесткой геополитической конкуренции, показывает, что эта категория «карликовых» союзников чаще всего становится разменной пешкой в шахматной игре ведущих игроков.

На конференции в Худжанде ученые немало внимания уделили китайской составляющей интеграционных процессов. Почему?

- Бжезинский предупреждал: «коалиция России одновременно с Китаем и Ираном может возникнуть только в том случае, если Соединенные Штаты окажутся настолько недальновидными, чтобы вызвать антагонизм в Китае и Иране одновременно». Проводимая США политика нейтрализации и ослабления Китая и Ирана – стран, которые в течение столетий имели влияние в регионе, наивна. «Недальновидность» американской политики в Евразии постепенно ведет к тому, что Китай наращивает активность в Центральной Азии и Прикаспии, стремясь защитить интересы собственной национальной безопасности, а заодно и обеспечить надежные поставки энергоносителей для своей развивающейся экономики.

Характерно, что все государства в этом регионе положительно воспринимают укрепление китайского влияния. Центральная Азия рассматривается руководством КНР как жизненно важный источник энергоресурсов. Такой подход соответствует интересам Казахстана, Туркмении, Азербайджана и не противоречит интересам других стран региона.

Устанавливая продуктивные отношения с Китаем, центральноазиатские государства получают дополнительные аргументы в отстаивании своих национальных интересов во взаимоотношениях с США. Кроме того, «китайский фактор» позволяет странам региона конструктивно строить свои отношения с Россией.

В своих публикациях вы критикуете политику России в Центральной Азии за упущенные возможности в конце прошлого века и анализируете действия нынешнего руководства по укреплению российского влияния в регионе. А возможно ли вернуть утраченные позиции в условиях жесткой конкуренции с США?

- При всех издержках прошлого в основе нынешних российских интеграционных инициатив лежит экономическая, цивилизационно-культурная привлекательность России, ее готовность и способность выступать не только в качестве инвестора или эксплуататора ресурсов, но и в качестве гаранта безопасности, лидера процесса модернизации для стран, которые будут готовы поддержать ее лидерство.

Континентальный профиль России как государства не оставляет ей возможности существовать иначе, нежели в качестве великой державы, к которому она стремительно возвращается. Поэтому без России и вопреки ее мнению уже невозможно решить ни одной сколько-нибудь значимой международной проблемы, тем более в регионе, объективно представляющем для нее сферу национальных интересов, где, несмотря на все потери постсоветского времени, Россия сохранила наибольшее число определяющих факторов влияния.

Позволю себе сослаться на одного из авторов сборника материалов худжандской конференции Фабрицио ВИЕЛЬМИНИ, эксперта Института исследований международной политики (ISPI из Турина), уже много лет живущего в Центральной Азии и хорошо понимающего наш регион: «Осознание того, что ситуация зашла в тупик (речь идет о кризисе европейской политики в Центральной Азии), могло бы стать стимулом для проявления озабоченности в Брюсселе, а значит, и для рассмотрения альтернативных вариантов присутствия Евросоюза в Центральной Азии. Таким вариантом является партнерство с Россией».

Мой коллега из Италии не зря акцентирует внимание на российском факторе. Европейцам, да и кому угодно, если они хотят как-то продуктивно работать в Центральной Азии, давно пора воспринимать роль России здесь как системообразующую. Россия – регулятор основных механизмов внутрирегионального равновесия. Россия является по большому счету самым эффективным вектором для модернизации центральноазиатских политических систем, как это и было исторически. Россия представляет собой наиболее приемлемый образец политической культуры для стран региона, вектор их ориентации если не на демократию в классическом понимании этого термина, то по крайней мере на обеспечение большего плюрализма внутри центральноазиатских политических систем.

Есть ли лидеры интеграционных процессов в Центральной Азии?

- Позволю себе сослаться на выводы еще одного моего коллеги, А.В. Малашенко, доктора исторических наук, профессора МГИМО. Он утверждает, что на эту роль претендуют Казахстан и Узбекистан, для которых интеграция – это возможность повысить свой международный статус. И если еще недавно предпочтительнее позиции были у Узбекистана, то после мощного экономического рывка, предпринятого в последние годы Казахстаном, больше оснований заявлять о своих претензиях появилось у Астаны. Президент Нурсултан Назарбаев говорит со страниц мировой прессы о том, что «именно Казахстан может стать экономическим и финансовым центром Средней Азии», и о возможности создать Союз среднеазиатских государств.

Однако нужен ли лидер, который возьмет на себя функции локомотива, вопрос спорный. Согласитесь, трудно предположить, чтобы Таджикистан или Кыргызстан чувствовали бы себя уютно «под крылом» Узбекистана, или последний смирился бы с казахстанским доминированием. И уж, конечно, с ролью «младшего брата» никогда не согласится туркменская элита, расправившая плечи после многолетнего смирения. Так что «зонтичный вариант» интеграции представляется нереальным.

Существуют вполне конкретные механизмы интеграции, важнейшим из которых, без сомнения, является Шанхайская организация сотрудничества. В отличие от блоковой структуры, предполагающей воздействие в определенной ситуации на противную сторону военной силой, страны – участницы ШОС создали механизм такого взаимодействия, который предусматривает неприменение силы или угрозы друг против друга. То есть ШОС – это вполне конкретный проект, основанный на здоровом прагматизме его участников.

ШОС имеет все шансы стать для евразийского пространства аналогом ОБСЕ в лучших проявлениях этой организации. В этом контексте чрезвычайно актуален вопрос о расширении ШОС. Сегодня она начинает терять свою привлекательность в глазах стран-наблюдателей — Индии, Ирана, Пакистана, Монголии. Отсутствие перспектив непосредственного участия может очень быстро вызвать разочарование у имеющих пока к ШОС огромный интерес Афганистана, Турции, стран Юго-Восточной Азии. Поэтому ШОС должна определиться со своим будущим: остаться «клубом шести» и во многом дублировать то, что делается в рамках той же, например, ЕврАзЭС, или занять более достойное позитивное место в мировом политическом процессе.