Внеочередные президентские выборы в Грузии могли состояться еще в начале 2007 года. Впрочем, в настоящее время положение Михаила Саакашвили даже более уязвимое, чем когда-либо. От него отреклись практически все серьезные политические силы, которые поддерживали своего лидера в период «революции роз». Позиция же Вашингтона на предмет целесообразности дальнейшего пребывания избранного на второй срок президента зависит от усилий последнего относительно скорейшего членства страны в НАТО. Об этом стоит поговорить поподробнее.

Отставка министра обороны Грузии Ираклия Окруашвили осенью 2006 года дала понять, что пирамида власти Михаила Саакашвили окончательно рассыпалась на отдельные политические глыбы. Очевидно, что по состоянию на ноябрь 2006 года 33-летний юрист из Цхинвали, символизирующий собой не только радикализм официального Тбилиси, но и возведенный в ранг государственной дипломатии скептицизм в отношении переговорного процесса по урегулированию конфликтов, перестал устраивать грузинского президента.

За несколько месяцев до этого (в июле 2006 года) в немилость Саакашвили попал Гиоргий Хаиндрава. Последний уже не устраивал режим тем, что оставался приверженцем переговорного процесса. В частности, спикер парламента Грузии Нино Бурджанадзе откровенно заявила, что «поводом отставки Хаиндрава стали изменившиеся реалии», и что «на его месте сегодня нужен человек, который будет выполнять новые функции и будет более активно сотрудничать со всеми звеньями правительства». Рассуждая о «всех звеньях правительства», Нино Бурджанадзе однозначно имела ввиду противоречия между уже отставным госминистром и главой оборонного ведомства Грузии Ираклием Окруашвили.

Хаиндрава и Окруашвили

Георгий Хаиндрава же несмотря на отстаиваемую им бескомпромиссную позицию по юго-осетинской и абхазской проблемам, всегда однозначно воспринимался как дипломатический партнер, с которым можно и нужно поддерживать переговорный процесс. В этом отношении, подчеркнутый национализм его выступлений всегда был менее радикальным (в сравнении с заявлениями иных членов кабинета министров и парламента Грузии, равно как и самого президента) и часто выступал в определенном контрасте с озвучиваемым официальным Тбилиси курсом.

Поддерживаемые официальной властью радикальные выступления фундаменталистов, наиболее четким образом обозначившиеся с начала июля 2006 года, однозначно констатировали перед государственным министром факт его собственной невостребованности, или (если в более широком смысле) – конец переговорного процесса. Таким образом, сам процесс нельзя персонифицировать; Ираклий Окруашвили и Гиоргий Хаиндрава символизировали два основных и по сути несовместимых направления актуальной грузинской политики – более радикальной (не предполагающей ведение переговорного процесса) и менее радикальной (предполагающей этот процесс). В результате данного конфликта президент 21 июля остановил свой выбор на грузинском фундаментализме.

Несмотря на признание Гиоргия Хаиндрава о том, что факт собственной отставки стал для него неожиданностью, тем не менее это не так. Госминистр прекрасно осознавал, что поддерживаемый грузинскими властями радикализм, рано или поздно, заставит страну свернуть с пути переговоров. Усиление положения амбициозного главы оборонного ведомства объективно происходило за счет ослабления позиций госминистра, и эту тенденцию Хаиндрава ощущал лучше, чем кто-либо. Освобожденный от должности, он в тот же день обвинил министра обороны Грузии в действиях, не способствующих урегулированию конфликтов.

По мнению опального чиновника, Ираклий Окруашвили сделал три ошибки. В эфире телекомпании «Рустави-2», Хаиндрава прямо заявил о недопустимости ряда действий министра, в том числе связанных с убийством в августе 2004 года жителя Южной Осетии Геннадия Санакоева. По его словам, для того чтобы скрыть следы преступления Санакоева «переодели в казачью форму и не оказав никакой помощи, оставили умирать от кровотечения». «Я считаю политическим кокетством заявление Окруашвили о том, что 1 января 2007 года мы встретим в Цхинвали – это физически невозможно». Третьей «грубой ошибкой» министра обороны Хаиндрава назвал заявление, сделанное до визита президента Грузии Михаила Саакашвили в США, о том, что «мнение Европы неважно, поскольку пора объединять Грузию».

Посему, нельзя утверждать, что отставка госминистра могла быть вызвана возможностью скорого нахождения взаимоприемлемых способов разрешения конфликтов. Речь шла исключительно о вступлении Грузии в принципиально новую стадию развития; в этом отношении Хаиндрава если и является (стал) оппозицией, то только оппозицией военному способу решения проблем. Иными словами, если тот же Окруашвили представлялся в образе некоего «картвельского янки», слепо следуя заповедям заокеанских патронов, то Хаиндрава в большей степени воспринимался как «европеец». Антагонизм этих персон – это конфликт не только между двумя разными человеческими конституциями и разными идеологиями, но и спор между Америкой и Европой. Вместе с тем, это констатация хрупкости положения Саакашвили, который долгое время просто маялся между непримиримыми глыбами своей пирамиды.

11 августа 2006 года уже бывший госминистр заявил: «Эти власти были бандитскими уже тогда, когда в них состоял и я. Поэтому, я тоже несу ответственность за все решения, которые эти власти приняли». Он также отметил, что осуществляемая руководством республики политика «завершится катастрофой для самих грузинских властей». Уже к лету 2006 года появились определенные предпосылки говорить о формировании в обозримой перспективе конфликтной ситуации между президентом страны и министром обороны; именно Окруашвили и стал главным политическим оппонентом загнанного в противоречивый угол собственных амбиций Саакашвили. Примечательно, что как раз в этот период Ирина Саришвили-Чантурия заявила: «Окруашвили имеет огромное влияние, можно даже сказать до степени шантажа президента. Выражается это в том, что, во-первых, не видно, чтобы министр очень уж подчинялся президенту, во-вторых, он занимается делом в отличие от второго. Президент занят только пиаром. Между ними итак натянутые отношения после того, как до президента дошли слухи, что в некоторых местах, за некоторыми застольями за Окруашвили пили тост, как за будущего президента».

В этом аспекте некоторые политологи поспешили констатировать факт сворачивания политического курса грузинского лидера в сторону меньшего радикализма и большего стремления реанимировать переговорный процесс. В частности, указывалось на президентское заявление от 11 ноября, содержание которого противоречило ранее провозглашенному его предшественниками курсу; Михаил Саакашвили отметил, что «грузинские власти предлагают осетинам расширенную автономию в составе Грузии», чем по мнению ряда экспертов, поставил под концептуальное сомнение оправданность ставшего уже традиционным определения «Цхинвальский регион». Помимо прочего, предлагая Южной Осетии широкую автономию, он тем самым вынужден был признать, что воля осетинского народа – это вовсе не «воля маленькой группы людей», как он заявлял до этого.

Вместе с тем, президент Грузии в ходе своего выступления на заседании Европарламента в Страсбурге подтвердил, что власти Грузии намерены уладить конфликты на ее территории исключительно путем мирного диалога. «Нашей главнейшей задачей является восстановление территориальной целостности страны, и это должно произойти исключительно мирным путем. Я предложил Москве сесть за стол переговоров, и предложил вести переговоры первым лицам сепаратистских правительств – для того, чтобы начать процесс восстановления взаимного доверия».

Он подчеркнул, что грузинские власти готовы предложить очень широкую автономию Абхазии и Южной Осетии в составе Грузии. «Автономия, которую мы предлагаем – очень широка. Грузия готова дать им и все гарантии безопасности. Но нужно сесть за стол переговоров и начать диалог». Президент Грузии заявил, что поддержка Евросоюза будет содействовать мирному урегулированию конфликтов на территории страны. «Во избежание противостояния и силового сценария урегулирования конфликтов, Евросоюз должен тесно сотрудничать и с Грузией и с Россией», – резюмировал он. Считаем интересным обратить внимание на «европейский тон» его выступления…

Однако уже в конце мая 2006 года грузинский премьер Зураб Ногаидели заявил о том, что в проекте «расширяющаяся Европа» официальный Тбилиси видит определенные тенденции к «взрыву от расширения», а посему поднятие вопроса о членстве в ЕС «контрпродуктивно». Это свое заявление грузинский премьер сделал в Лондоне. 30 мая председатель парламента Грузии Нино Бурджанадзе заявила в Таллине, что «основной внешнеполитической целью Грузии на сегодняшний день, является вступление в НАТО». По ее мнению Грузия делает все что возможно для достижения этой цели, приближаясь к стандартам НАТО. Вместе с тем она отметила, что Грузия не ведет речи о вступлении в ЕС, поскольку к этому шагу не готовы ни Грузия, ни ЕС. Именно в конце мая 2006 года Гиоргий Хаиндрава впервые ощутил хрупкость и уязвимость собственного «европейского» положения.

Особенно интересно то, что уже 1 июня республиканец Ивлиан Хаиндрава – депутат парламента Грузии и родной брат госминистра подчеркнул: «Вопрос о членстве в ЕС постепенно сходит с повестки дня в Грузии, поскольку не вписывается в PR-кампанию президента этой страны Михаила Саакашвили. В силу своего характера Саакашвили рассчитывает во всем на быстрый результат, чтобы потом представить это общественности как свою очередную победу. Он ориентирован на PR, а приоритет членства в ЕС носит долгосрочный характер и не будет достигнут в период правления действующего президента. Именно поэтому президент потерял к этому интерес. Поставив во главу угла вопрос возращения Абхазии и Южной Осетии, Михаил Саакашвили стал пленником собственной PR-кампании. Необходимо было заняться решением социальных и экономических проблем страны, а лишь потом предлагать Абхазии и Южной Осетии переговоры, наглядно демонстрируя те блага, которые ожидали бы их при возвращении в состав Грузии. Поставив телегу впереди лошади, Саакашвили стал пленником собственных программ и обещаний».

Ключевой фигурой на тот момент являлась Нино Бурджанадзе, которая всегда открыто поддерживала «грузинского янки» Ираклия Окруашвили. Еще в июле 2006 года она посчитала нужным защитить главу оборонного ведомства от нападок экс-министра. «Я в корне не согласна с оценкой деятельности Окруашвили, данной Хаиндрава. Окруашвили делает очень много… в частности, последние широкомасштабные учения Вооруженных сил Грузии на полигоне в Орфоло еще раз подтвердили, что у Грузии действительно очень активный и деловой министр обороны, который очень хорошо справляется со своим делом. Очень плохо, когда министры делают подобные заявления в отношении друг друга – правительство является единой командой, и это единство имеет особое значение, тем более при создавшемся сегодня в стране положении».

Грузия и НАТО

Примечательно, что Парламентская Ассамблея НАТО в ходе весенней сессии в Париже 26-30 мая 2006 года приняла специальную декларацию по Грузии с призывом к государствам-членам НАТО начать летом с Грузией так называемый интенсивный диалог (последняя ступень для подготовки ко вступлению в НАТО). Согласно принятой декларации, ПА НАТО приветствовала осуществление в Грузии после «революции роз» реформ в различных сферах, полностью поддерживает стремление Грузии в Североатлантический альянс и призывает правительства и парламенты государств-членов НАТО оказать содействие Грузии в достижении этой цели. В принятой ПА НАТО декларации отмечался «значительный успех», достигнутый грузинской стороной в осуществлении реформ в рамках Плана индивидуального партнерства с НАТО (IPAP). В документе также выражалась обеспокоенность в связи с неурегулированностью абхазского и югоосетинского конфликтов и подчеркивалось, что это «создает в регионе угрозу напряженности».

Следует однако отметить, что перспективы скорого членства Грузии в НАТО кажутся весьма призрачными и в самой республике; ведь несмотря на принятие 30 мая Декларации по Грузии, вопрос о ее членстве в альянсе практически рассмотрен не был, а процедура возможного членства была отложена. Уже 31 мая руководитель неправительственной организации «Грузия в НАТО» политолог Шалва Пичхадзе представил на пресс-конференции Доклад президента ПА НАТО Пьера Лелуша и счел необходимым выступить со своими комментариями: «Мы ожидали, что ПА НАТО на ноябрьском саммите дала бы рекомендации о начале вхождения Грузии в стадию программы MAP. Однако, этого не произошло, и причина – доклад Лелуша. Содержание этого доклада приблизительно такое: есть еще много недоработок в сфере осуществляемых реформ.

Ссылаясь на оценки аккредитованных в Тбилиси западных послов, Пьер Лелюш говорит, что в Грузии слабо гражданское общество, что избирательная реформа неполноценна, что нет независимого судопроизводства, что оппозиция слабая, что есть факты применения силы в отношении рядовых граждан, что МВД республики далеко не в удовлетворительной степени отчитывается перед обществом, причем ограничивает свободу СМИ, что вопреки официальной риторике президент теряет популярность, особенно в регионах, где уровень жизни более низок. Исполнительная власть отрезана от общества некоторые говорят о тенденциях авторитаризма».

Примечательно, что в Париже некоторые политики задавались вопросом, в какой именно форме членство Грузии в НАТО может способствовать урегулированию конфликтов, если в принятой 1994 году программе по расширению НАТО подчеркивается, что страна до членства в альянсе должна мирным способом урегулировать этнические и правовые конфликты. Но насколько Грузия сегодня готова к диалогу судите сами, если президент в своем выступлении обозвал «демократией людоедов» власти современной Абхазии и заявил, что с ними переговоры невозможны. Более того, если учитывать и то, что Македония, Хорватия и Албания в течение 4 лет осуществляли программу МАР и на ноябрьском саммите в Риге ожидали лишь «Приглашения в НАТО», думается, что заявления Саакашвили о том, что Грузия станет членом НАТО в 2008 году – это попытки выдать желаемое за действительное. По мнению грузинским политологов, специальная декларация по Грузии – это не более чем констатация интенсивного диалога между Тбилиси и НАТО.

Тогда же были грузинскому руководству и командованию ВС Грузии были даны рекомендации от экспертов MAP. Это по сути – обязательства, среди которых отметим следующие:

Разграничение функций и полномочий между Министерством обороны и Главным штабом ВС Грузии, превращение МО из военной структуры в гражданскую. Соответственно, обеспечение гражданского контроля над МО;

Создание системы финансирования оборонного проектирования;

Структурная реформа ВС и формирование армии численностью 12000-15000 человек;

Качественный, а не количественный рост обороноспособности ВС Грузии;

Организация системы материально-технического обеспечения ВС и осуществление соответствующих структурных преобразований – стандартизация и каталогизация;

Создание системы офицерской карьеры и военного образования;

Формирование и развитие института сержантства;

Создание системы социальной страховки командного состава ВС.

Несмотря на тот факт, что позже альянс разработал специально для Грузии упрощенный вариант вступления в НАТО, наличие конфликтов на ее международно признанной территории все равно остается непреодолимой проблемой.

В 2006 году Вашингтон неоднократно имел возможность доводить до сведения своего ставленника Михаила Саакашвили мысль, что наличие неразрешенных конфликтов формирует серьезные и объективные препятствия на пути скорейшего членства Грузии в НАТО. Саакашвили прекрасно осведомлен также и о том, что политический статус Абхазии и Южной Осетии не только не заботит Вашингтон, но и с некоторых пор вызывает определенное раздражение. Более того, президент Грузии поставлен в известность и о том, что американское терпение небезгранично, а посему ему стоило бы в скорейшем порядке разобраться со своими конфликтами. Иными словами, покровитель грузинского президента требует от последнего отказаться от навязчивой идеи, предполагающей, как известно, фактическое объединение под властью официального Тбилиси неподконтрольных в настоящее время территорий и беспрекословное распространение грузинской юрисдикции на всех землях. На практике сие означает признание суверенитета Абхазии и Южной Осетии взамен на скорейшее членство Грузии в НАТО.

Вступление этой ключевой в геополитическом аспекте закавказской республики в Североатлантический альянс позволит Вашингтону отвести фиксированную им угрозу распространения влияния России на южном векторе и минимизировать возможность функционирования стратегической оси Россия-Армения-Иран. Помимо прочего, это воспринимается как гарантия жизнеспособности широтного вектора освоения евразийских пространств через регионального партнера США – Турцию. Именно этому важнейшему направлению американской политики и препятствует в настоящее время принципиальный Михаил Саакашвили, настаивающий на членстве своей страны в НАТО только при условии установления полного контроля над Абхазией и Южной Осетией.

18 ноября 2006 года ноября Сенат США единогласно принял «Акт 2006 года о консолидации свободы в НАТО», согласно которому Вашингтон поддерживает и считает необходимым вступление Грузии, Албании, Хорватии и Македонии в НАТО, а также готов поддержать вступление Украины в НАТО, если на это будет желание украинской стороны. В принятом законе говорится, что «при условии продолжения с их стороны демократических, оборонных и экономических реформ, а также их способности и желания отвечать требованиям по ответственности членства в НАТО, Конгресс США призывает осуществить своевременный прием Албании, Хорватии, Грузии и Македонии в НАТО для продвижения безопасности и стабильности в Европе», и что «Конгресс США подтверждает, что он готов рассмотреть и, при выполнении соответствующих условий, поддержать усилия Украины по вступлению в НАТО в случае, если Украина примет решение о вступлении в члены Альянса». В принятом Сенатом США акте было предусмотрено выделение в 2007 финансовом году из американского федерального бюджета средств на содействие в области безопасности для подготовки к вступлению в НАТО: для Грузии – 10 миллионов долларов, для Албании – 3,2 миллиона, для Хорватии – 3 и для Македонии – 3,6 миллиона долларов.

«Предстоящее членство Албании, Хорватии, Грузии и Македонии в НАТО будет успехом для Европы, НАТО и США, так как это расширит зону мира и безопасности, – говорилось в заявлении главы комитета США по иностранным делам Ричарда Лугара. – Грузия, к сожалению, еще не стала участником Плана действий по членству, но она, тем не менее, добилась заметного продвижения». Глава сенатского комитета также выразил уверенность, что Грузия вместе с Албанией, Хорватией и Македонией, которые уже являются участниками Плана действий по членству в НАТО, в результате принятия акта получат «важные стимулы и содействие» для продолжения демократических, оборонных и экономических реформ.

Днем ранее, 17 ноября Тбилиси принимал замгоссекретаря США Метью Брайза, который дал понять, что американская сторона рассматривает сепаратизм в Грузии как проявление терроризма, однако следует «кончать с конфликтами». Комментируя же проведенный 12 ноября югоосетинскими властями референдум, Брайза отметил, что «то, что произошло в Южной Осетии, очень туманно – одна группа населения приняла участие в выборах, организованных цхинвальскими властями, но другая группа не имела возможности и права участвовать в них, что подтверждает, что этот референдум не может решить проблему».

Так и ли иначе, но отставка особенно в преддверии юго-осетинского референдума и саммита НАТО в Риге столь знаковой фигуры, какой несомненно являлся Иракли Окурашвили не могло быть случайностью. Вопреки тому обстоятельству, что президент Грузии проводил его в истинно американской манере – с восхвалениями и словами благодарности – тем не менее, сам экс-министр обороны, конечно же был разгневан. Новый пост в правительстве республики им был однозначно расценен как плевок в душу. Именно данная кадровая перемена была воспринята в США в качестве сигнала к незамедлительным действиям с целью обуздания неуравновешенного президента. В течение осени 2006 года один за другим последовали совершенно невозможные (как полагали раннее грузинские власти) провалы, в том числе такие, как принятие СБ ООН представленной РФ резолюции по Грузии и заинтересованность США видеть Россию членом ВТО.

Итак, внеочередные президентские выборы в Грузии могли состояться еще в начале 2007 года. Очевидно, что Михаилу Саакашвили предоставлен определенный срок действий, причем у президента только три выбора:

подвергнуть принципиальному изменению базовые положения принятой в 2005 году Концепции национальной безопасности и начать налаживать стратегические отношения с Россией (этому будут препятствовать Абхазия и Южная Осетия);

найти компромиссное решение конфликтов, или даже признать независимость Абхазии и Южной Осетии (это уже противоречит интересам России, но приветствуется США), и вступить в НАТО;

досрочно подать в отставку.

Следует отметить, что новейшая история российско-грузинских отношений весьма интересна, и прекрасно иллюстрируется на фоне становления грузинской армии. Принятая летом 2005 года Концепция национальной безопасности Грузии в основе своей ориентирована на членство республики в НАТО и является официальной констатацией соответствующего выбора руководства страны. Вместе с тем, важно отметить, что изначально существовали определенные и объективные предпосылки позволяющие рассуждать о возможности и перспективах российско-грузинского стратегического партнерства. Эти предпосылки были обусловлены наличием общей для Москвы и Тбилиси угрозы в связи с возможностью создания Горской Республики, включающей в себя не только северокавказские автономии Российской Федерации, но также Абхазию и Южную Осетию. Именно в этот период, Россия и Грузия независимо от всего являлись, по крайней мере, тактическими союзниками.

«Горская Республика». Нулевой этап формирования грузинской армии

В начале девяностых годов прошлого столетия самоопределившаяся Грузия действительно стояла перед угрозой потери территориальной – в рамках Грузинской ССР – целостности, однако этот вызов имел лишь косвенное отношение к признанным международным сообществом нормам национального самоопределения. Идея создания новых независимых образований на территории бывшей союзной республики определенно диктовалось иными соображениями, причем известная политика пришедшего к власти в 1990 году (с 1991 года – президент) первого главы суверенного грузинского государства Звиада Гамсахурдиа («Грузия для грузин») является одним, но не отнюдь не решающим фактором предопределившим неизбежность войны.

Начавшийся в конце 1980 годов процесс суверенизации бывших союзных, а вслед за ними и бывших автономных республик, сопровождаемый лозунгами исключительности титульного этноса и возникшими на этой базе вооруженными межэтническими столкновениями, в числе прочего вызвал к жизни и проект создания независимого государства Горских народов Кавказа, простирающегося между Каспийским и Черным морями.

Речь практически шла об отделении северокавказских автономий от Российской Федерации, и соответственно Абхазии и Южной Осетии – от Грузии; на основе именно этого размежевания и становилось (по мнению идеологов движения) возможным провозглашение нового государства. Данная дерзкая разработка, поддерживаемая, кстати, Турцией, и послужила катализатором первых военных действий в Южной Осетии в 1989 году. Несмотря на тот факт, что Конфедерация Горских народов Кавказа (КГНК) была образована после начала первых проявлений напряженности именно в Южной Осетии, однако данные мысли четко озвучивались и в период существования предтечи КГНК – сформированной в августе 1989 года Ассоциации Горских народов Кавказа (АГНК). Примечательно, что первый – учредительный съезд АГНК состоялся в Сухуми, что и послужило сигналом для грузинских властей.

Официально не провозглашенные на этом съезде, но последовательно тиражируемые мысли о необходимости воссоединения двух осетинских автономий спровоцировали известные осенние события 1989 года, когда под разными надуманными предлогами началось изгнание осетинского населения не только из Тбилиси, Гори, но и собственно из Южной Осетии. В итоге, депортация и переросла в кровопролитную межнациональную войну, продолжавшуюся до 1992 года. Именно в ноябре 1991 года в Сухуми и состоялся третий съезд АГНК, которому и суждено было стать учредительным КГНК собранием. В его работе приняли участие 211 представителей 14 народов Кавказа: абхазского, абазинского, аварского, агинского, ауховско-чеченского, адыгейского, балкарского, даргинского, кабардинского, карачаевского, лакского, северо-осетинского, черкесского, шапсугского, юго-осетинского (отсутствовали представители народов-членов АГНК, ингуши, кумыки, турки-месхетинцы, представители казаков). КГНК определило себя как «суверенное национально-государственное образование». Любопытно, что известно, по крайней мере, два случая, когда значительное количество бойцов из Южной Осетии участвовали в боевых действиях за ее пределами.

В ноябре 1992 года, после того как вспыхнул осетино-ингушский конфликт в Северной Осетии, туда направились около 600 человек, входивших в состав подразделений Министерства обороны и МВД Южной Осетии, причем эти отряды использовали собственное оружие и боеприпасы. Сами военные действия продолжались всего три дня. На четвертый день была достигнута договоренность о прекращении огня, и в зону конфликта были введены войска Минобороны и МВД России. Второй пример связан с участием бойцов из Южной Осетии в составе добровольческих отрядов КГНК в Абхазии. Формально добровольцы из Южной Осетии дважды отправлялись в Абхазию, но только в первом случае они брали с собой оружие. Этот отряд находился в Абхазии зимой 1992-1993 годов, когда абхазская сторона несла значительные потери из-за острой нехватки вооружения.

Присутствие добровольцев из Южной Осетии (из участников отрядов КГНК только они имели опыт боевых действий) сыграло значительную роль в том, что ход конфликта изменился в пользу абхазской стороны. В тот период отряды добровольцев добирались до Абхазии горными тропами, через перевалы Кавказского хребта. Вторая группа, сражавшаяся в Абхазии летом 1993 года, получила оружие уже после прибытия в зону боевых действий.

Таким образом, военные действия, равно как и напряженность в начале 1990 гг. действительно были вызвана иными соображениями, и как мы уже отметили выше имели лишь косвенное отношение к нормам национального самоопределения. Более того, Москва и Тбилиси в тот период столкнулись перед одинаковыми по сути проблемами, чем кстати и объясняется (упорно замалчиваемый грузинской пропагандой и даже представляемый в диаметрально противоположном ракурсе) факт решающей помощи России в деле сохранения территориальной целостности республики. Кстати, именно в этом контексте следует воспринимать заявление главы комитета Государственной думы РФ по международным делам Константина Косачева от 16 июля 2006 года о том, что сохранение территориальной целостности Грузии является, заслугой Москвы, но никак не Тбилиси.

Первый этап становления грузинской армии

На рубеже 1980-1990 гг. началось стихийное строительство грузинской армии. Первые грузинские вооруженные формирования, созданные антисоветскими политическими группами для разрешения возникающих межнациональных конфликтов, заявили о себе в конце 1980 гг. и действовали нелегально. К концу восьмидесятых годов, когда в результате первых многопартийных выборов к власти пришел блок «Круглый стол» Звиада Гамсахурдиа, численность этих формирований составляла примерно 6 тысяч бойцов. Указанные подразделения были организованы и действовали под руководством грузинских офицеров, служивших в Советской Армии, гражданских активистов и людей с криминальным прошлым.

В таких условиях вопрос о подчиненности этих формирований политической власти оставался открытым. Поскольку они не имели правового статуса, вопрос о контроле за ними со стороны советской власти был неуместен, а антисоветские политические лидеры, которые могли бы составить политическую альтернативу, перманентно враждовали друг с другом; у формирований не было единой командной структуры. Они представляли собой автономные боевые единицы, выполнявшие разные военно-политические задачи и подчинявшиеся только своему непосредственному начальнику. В некоторых случаях они объединялись с антисоветскими политическими организациями, не уступавшими им по численности.

Крупнейшее из этих вооруженных формирований – «Мхедриони» – сохраняло верность только своему создателю Джабе Иоселиани, профессору искусствоведения и известному преступному авторитету. Грузинский политолог Давид Дарчиашвили характеризует «Мхедриони» следующим образом: «Оно состояло в основном из молодых городских «крепких парней» и выходцев из интеллигентных семей, ненавидевших Гамсахурдиа, который к 1990 году уже становился самым популярным антисоветским национальным лидером. Им не нравились его авторитарный стиль руководства и популистский национализм, не вызывавший симпатии в околокриминальных кругах и в городской культурной среде; им претила его чрезмерная ориентация на жителей провинции и окраин Тбилиси, которых многие «мхедрионовцы» считали социально и культурно чуждыми. Они не могли ему простить, что, будучи в 1970 гг. арестован за антисоветскую деятельность, он публично «раскаялся» и предал других диссидентов. Иоселиани нашел общий язык с последним грузинским коммунистическим лидером Гиви Гумбаридзе, который сам шел на сближение с растущим национальным движением. В результате Иоселиани и «Мхедриони» получили разрешение зарегистрировать так называемый «Корпус спасения» как альтернативную военную структуру, предназначенную для оказания помощи правительству в борьбе со стихийными бедствиями».

В тот же период существовало и вооруженное крыло Общества Мераба Коставы во главе с Важей Адамия – деятелем, преданным Гамсахурдиа. Две другие организации – «Легион грузинских соколов» и «Имеди» (военное крыло Народного фронта) – придерживались относительного нейтралитета в конфликте между Гамсахурдиа и Иоселиани, но подгруппы внутри этих различных организаций отличались крайним непостоянством. Например, часть членов «Имеди» позже перешла на сторону «Мхедриони», а Гия Каркарашвили, первоначально связанный с «Мхедриони», создал отдельную группу под названием «Белый орел». Большинство боевых операций, проведенных этими формированиями, произошло в период первых стычек между националистами, представляющими грузин и этнические меньшинства. С военной точки зрения эти формирования были незначительными, плохо организованными и ограничивались небольшим количеством бойцов. В октябре 1990 года, после первых многопартийных выборов и победы антикоммунистического «Круглого стола», начался новый этап строительства грузинских вооруженных сил.

Второй этап становления грузинской армии

Новое правительство создало Национальную гвардию. Название, задачи и подчиненность Министерству внутренних дел отражали военизированный характер этой структуры. Ее обязанности заключались в охране общественного порядка и целостности государства. Маскировка под жандармерию служила двум целям. Во-первых, Грузия все еще входила в состав Советского Союза, и новая элита опасалась вести себя слишком независимо, чтобы не вызвать гнев Москвы. Создание военизированного органа казалось менее провокационным, чем формирование национальной армии. Во-вторых, грузинское правительство столкнулось с угрозой усиливающегося сепаратистского движения в автономных районах Южной Осетии и Абхазии. Для борьбы с этими движениями требовались военизированные отряды, в то время как оборона оставалась задачей центрального советского правительства.

Ясно, что на самом деле грузинские лидеры считали Национальную гвардию ядром будущей национальной армии. Они не скрывали своего намерения рано или поздно добиться национальной независимости и преподносили гвардейцев как защитников отечества, что определяло порядок подбора кадров для Национальной гвардии и их подготовки. Срок обязательной службы в Национальной гвардии составлял два года. Всем созданным ранее военизированным отрядам предлагалось либо вступить в нее, либо расформироваться. Весной 1991 года численность гвардии составляла 12 тысяч человек. Многие советские офицеры грузинского происхождения вступили в Национальную гвардию. В нее влились такие части, как «Белый орел» и «Имеди». Организация «Мхедриони», которая отказалась примириться с правительством Звиада Гамсахурдиа, была запрещена, и многие ее члены оказались за решеткой.

Именно в этот период выработанная самой историей «удельная психология» населяющих республику субэтнических групп стала серьезным внутриполитическим фактором, непосредственно влияющим на логику и характер протекающих в стране процессов. Более того, именно данная психология и взрастила в своей среде лидеров «национального масштаба», политический облик которых отражает не только специфику «своего народа», но и привычный сепаратизм удельных князей. Удельный сепаратизм – мегрельский, сванский, гурийский и т.д. действительно пустил в многослойной грузинской почве глубокие корни, причем новейшая история страны констатирует жизнестойкость подобного мировосприятия.

В той или иной степени, оно присуще практически каждой политически (общественно) значимой фигуре, вне зависимости от психологического, нравственного, интеллектуального облика последней. Первый президент Грузии ощущал себя в качестве некоего миссионера; он осознавал «лоскутную» природу своего государства и видел в этой пестрой мозаике реальную угрозу идее Объединенной Грузии. Изначально он добивался осознания Общей и Единой Родины со стороны всего картвельского мира и колесил по этому миру вдоль и поперек; скупой на эмоции приморский мегрел восхвалял Кахетию как виноградарь. «Кахетия в демографическом отношении, всегда была мононациональным регионом и грузины здесь всегда составляли большинство, – заявил он в 1989 году в кахетинском селе Ахалсопели. – Сегодня у нас серьезная проблема. Поднялись татары, легцы, (лезгины – ред.) армяне и осетины. Надо спасать от иноземцев Кахетию – нашу святую землю!». Примечательно, что практически сразу после своего политического фиаско он выступит инициатором провозглашения независимой от Тбилиси «Мегрело-Абхазской республики».

Третий этап становления грузинской армии

Третий этап становления грузинской армии начался после принятия в апреле 1991 года Декларации независимости и избрания Звиада Гамсахурдиа президентом республики. В этот период он попытался избавиться от влиятельных военно-гражданских «удельных князей» и установить личный контроль над вооруженными силами. Президентский указ от 19 августа 1991 года понизил статус Национальной гвардии до уровня полицейского подразделения и упразднил пост командира гвардии. Этот шаг совпал с требованиями Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП), в августе 1991 года попытавшегося осуществить государственный переворот в Москве, ликвидировать несоветские армейские формирования. В какой-то степени Гамсахурдиа в данном случае действовал из страха перед возмездием со стороны Москвы в случае его неповиновения (что подорвало его популярность в грузинских националистических кругах), но он также воспользовался требованиями ГКЧП как предлогом, чтобы избавиться от независимого руководства Национальной гвардии.

9 сентября 1991 года (уже после провала попытки путча в Москве и обретения независимости самой Россией), Гамсахурдиа приказал создать министерство обороны. Гвардия была восстановлена до своего прежнего статуса, но подчинена непосредственно президенту, в то время как министерству обороны было поручено осуществлять ее материально-техническое обеспечение. В то же время новые формирования министерства внутренних дел взяли на себя полицейские функции гвардии. Все эти действия следует рассматривать в контексте того времени. Переходный период от советской власти к независимости закончился, советские законы и порядки перестали распространяться на Грузию. Однако процесс строительства нового государства и новой армии протекал далеко не гладко: в конце концов вспыхнуло вооруженное восстание, вынудившее Гамсахурдиа уйти с политической арены.

Одной из многих причин такого поворота событий стала несостоятельность Гамсахурдиа в военной сфере. Нерешительность руководства в подходе к решению проблемы Национальной гвардии во многом сказалась на ходе военной реформы. Гвардейцы не простили президенту указ от 19 августа, которым он понизил их статус, чем собственно и объясняется вспыхнувшее зимой 1991 года вооруженное восстание. Существуют и другие причины неразберихи во взаимоотношениях между гражданскими и военными в Грузии.

Начнем с того, что многие военизированные отряды так и не были интегрированы в Национальную гвардию. Общество Мераба Коставы, поддерживавшее Гамсахурдиа, оставалось вооруженным и автономным. Его лидер Важа Адамия стал председателем парламентской комиссии по безопасности и защите правопорядка. Адамия был руководителем партии, командиром подразделения и законодателем в одном лице. То же можно сказать и о Тенгизе Китовани. Он был одновременно депутатом парламента, главой правительственной комиссии по обороне и командующим Национальной гвардией. Эта должность Китовани превращала подчиненность гвардии министерству внутренних дел в пустую формальность. Он «воспитывал» офицеров гвардии, в большинстве своем добровольцев из гражданской среды, не посвященных в тонкости современной армейской этики, в духе личной преданности.

Под маркой формальной субординации в грузинских вооруженных силах царила кланово-феодальная атмосфера. Заявленная преданность родине никогда не превращалась в преданность ее государственным учреждениям. Увольнение Адамия и Китовани с занимаемых ими должностей в августе 1991 года объединило этих двух военных деятелей, которые прежде недолюбливали друг друга, в борьбе против Гамсахурдиа. В декабре 1991 года, после вооруженного столкновения в столице между их сторонниками и людьми Гамсахурдиа, к ним присоединилась возрожденная на этой волне «Мхедриони». Ситуация осложнялась тем, что все стороны старались заручиться военной поддержкой России: некоторые – на высоком политическом уровне, другие – на уровне командиров советских войсковых подразделений, дислоцированных в республике. Русские, конечно же, симпатизировали повстанцам, хотя и с известной долей осторожности: националистическая риторика Гамсахурдиа сослужила ему плохую службу во взаимоотношениях с Россией.

Этот период был наиболее хаотичным и конфликтным в новейшей истории Грузии. Вооруженные силы формировались бессистемно, без опоры на какие-либо основополагающие концептуальные установки. На бумаге все выглядело более или менее гладко, но фактически ситуация была крайне неустойчивой. В начале 90-х становление национальных ВС Грузии было затруднено в силу ряда факторов. В первую очередь этот процесс проходил параллельно боевым действиям в Абхазии и Южной Осетии, в ходе которых были потеряны значительная часть военной техники.

Так, например, из 8 имевшихся на тот момент штурмовиков Су-25, потеряны были 4, при этом считается, что 2 из них можно было спасти. В условиях отсутствия эффективной системы материально-технического снабжения и тылового обслуживания возникли серьезные трудности с эксплуатацией имевшейся в наличии техники. Другой проблемой стал острый дефицит подготовленных и грамотных офицеров, особенно младшего и среднего звена. По оценке российских экспертов, у поспешно выдвинутых на высокие командные должности национальных кадров отсутствовали элементарные навыки планирования боевых действий, постановки задач подчиненным, руководства соединениями и подразделениями в бою, организации взаимодействия и согласования усилий родов войск в ходе сражения. В указанный период большое значение в военных действиях имели различные неформальные группировки, в руках которых сосредоточилось большое количество оружия и которые также активно участвовали в политических процессах.

Четвертый этап становления грузинской армии

На период с 1992 по 1993 год приходится четвертая стадия строительства грузинских вооруженных сил. После падения режима Гамсахурдиа в январе 1992 года Военный совет взял на себя всю полноту власти, но лишь на короткое время. Через пару месяцев к власти пришел Государственный Совет во главе с Эдуардом Шеварднадзе, незадолго до того приглашенным из России. Официальная Москва, практически спасшая Грузию от окончательного раздробления, приостановила наступление войск Конфедерации народов Кавказа на Зугдиди. Кремль серьезно рассчитывал на своего ставленника, и ожидал скорейшего поворота Тбилиси в свою сторону. Эдуард Шеварднадзе приступил к созданию министерства обороны практически с нуля. Началось формирование армейских корпусов, и первая настоящая боевая единица – 11-я армейская бригада – возникла в апреле 1992 года. В тот период в Грузии все еще оставались крупные части Советской Армии. В частности, на территории республики располагались:

31-й армейский корпус, включающий 3 мотострелковые дивизии: 145-ю в Батуми, 10-ю в Ахалцихе, 147-ю в Ахалкалаки;

в Кутаиси была дислоцирована 21-я отдельная десантно-штурмовая бригада;

в Лагодехи- отдельная бригада специального назначения;

в Гудауте - 346-й отдельный полк воздушно-десантных войск;

в Вазиани - окружной учебный центр;

в Тбилиси находились штабы 19-й отдельной армии ПВО и 34-й воздушной армии.

На территории Грузии находилось в общей сложности 9 аэродромов (в том числе в Вазиани, Марнеули, Сенаки, Гудаутe, Телави, Цхинвали) практически целая дивизия ПВО – 2 зенитные ракетные бригады (Тбилиси и Поти), полк (Гудаута), 2 истребительных авиационных полка (Гудаута и Марнеули), 2 бригады радиотехнических войск (Марнеули и Батуми). На вооружении находились ЗРС С-200 (2 дивизиона), С-75 (7 дивизионов), С-125M (5 дивизионов), истребители Су-15 и Су-27, разнообразные РЛС. Также на территории республики размещалось 2 окружных и 3 дивизионных склада, общей емкостью более 2 тысяч вагонов боеприпасов (окружной склад в Ахалцихе – 650, окружной склад в Хашури – 800, и на каждом из 3-х дивизионных складов – по 200 вагонов). На всех аэродромах Грузии, где базировались российские части, было в среднем по 5 авиационных боекомплектов, в общей сложности 15-20 тысяч авиабомб.

Значительная часть вооружений и военной техники (ВиВТ) этих частей и соединений была передана грузинской стороне. Так в июле-августе 1992 года от бывшей ахалцихской мотострелковой дивизии Советской Армии Грузия получила 109 танков Т-55, 111 БМП-1 и 4 БТР-70, 76 артиллерийских систем. По Ташкентскому договору 1992 года Грузии досталось 220 танков и 210 боевых бронированных машин. Всего из расформированного Закакавказского ВО грузинской стороне в 90-е гг. было по некоторым данным передано 376 единиц артиллерийского вооружения, 213 противотанковых комплексов, 1097 единиц зенитно-ракетного вооружения и РЛС, 1071 грузовых и 248 легковых автомобилей, 49 штабных и 28 санитарных машин, 265 гусеничных тягачей, более 50 тысяч единиц стрелкового оружия и более 1,5 млрд штук боеприпасов всех типов.

По данным представителей ВС РФ, на территории Грузии ей было передано 120 танков, 308 ББМ, 76 артиллерийских систем калибром свыше 100-мм, 187 орудий и минометов калибром до 100-мм, 40 противотанковых орудий, 210 ПТУР, 436 зенитных артиллерийских установок и ЗУР, 4500 автомобилей, 4 боевых вертолета, 33 боевых самолета и 1000 вагонов с боеприпасами. По другим данным, в 1992-95 гг. Грузии было передано 147 танков, 169 БМП-1 и БМП-2, 92 БТР, 40 БРДМ, 263 орудия и миномета, 26 РСЗО БМ-21, 1 самолет, 12 боевых вертолетов, 210 ПТУР, 436 ЗУР, 47 тыс. единиц стрелкового оружия, более 3 тыс. автомобилей на общую сумму около 400-600 млн долл. В то же время из ВС РФ для службы в грузинской армии было откомандировано 67 офицеров.

Пятый этап становления грузинской армии

Несмотря на резкую активизацию усилий Москвы на предмет «возвращения под свое покровительство» (в том же 1992 году при посредничестве РФ в Грузии были сформированы пограничные войска, а Национальную гвардию переименовали в корпус быстрого реагирования и подчинили министерству обороны), ей все же не удалось достичь желаемого успеха. Кризис в самой России, сопровождающийся попыткой осуществления государственного переворота выявил острейшие язвы в российской политической и идеологической системе, в результате чего Кремль начал постепенно утрачивать былые позиции в традиционных регионах своих жизненных интересов (Балканы, Кавказ).

Впрочем, после того как в сентябре 1993 года Грузия потерпела поражение в Абхазии, в октябре того же года Шеварднадзе согласился вступить в Содружество Независимых Государств (СНГ) и узаконил присутствие российских войск на грузинской территории. Он предпринял этот шаг, чтобы заручиться поддержкой России в борьбе против сторонников Гамсахурдиа, которые, воспользовавшись поражением в Абхазии, захватили несколько районов Западной Грузии. Люди, которым благоволила Москва, заняли руководящие посты в ключевых министерствах Грузии – внутренних дел, безопасности, обороны.

Такая политика способствовала ликвидации различных полулегальных вооруженных группировок и полевых командиров, националистические эксцессы и анархическое поведение которых угрожало центральной власти (в 1993 году правительство занялось «Мхедриони» и предприняло попытку воссоздания независимого Корпуса спасения и придания ему некоторых подразделений «Мхедриони»; Гия Каркарашвили, который постепенно вытеснил Китовани с поста командующего Национальной гвардией, стал единственным авторитетом для гвардейцев. В мае 1993 года Каркарашвили заменил впавшего в немилость у Шеварднадзе Китовани на посту министра обороны. В 1993-1995 гг. Эдуарду Шеварднадзе, постепенно удалось избавиться от Китовани, Иоселиани и других, менее известных, лидеров вооруженных группировок). В тот же период на политической арене Грузии появилась новая фигура – новый министр безопасности, генерал Игорь Гиоргадзе. Тем не менее, это стало едва ли не последней крупной удачей России.

Именно в этот период новый министр безопасности, генерал Игорь Гиоргадзе и вызвал серьезные опасения у Шеварднадзе, интересы которого мало-помалу начали лоббировать западные спецслужбы и тайные организации, с которыми он был связан еще в бытность свою министром ИД СССР. Стали распространяться слухи о том, что Гиоргадзе якобы занимается контрабандой оружия и сигарет из России и пользуется гораздо большим доверием у российских спецслужб и военных, чем Шеварднадзе, которого последние считали виновником распада советской империи. Конфликт между Шеварднадзе и Гиоргадзе обострился до открытой конфронтации в 1995 году.

К тому времени Грузия уже приходила в себя после вооруженных беспорядков. Люди хотели мира, ждали перемен к лучшему в экономике, рассчитывали на помощь Запада. Гиоргадзе проиграл Шеварднадзе политически и не смог противостоять ему силой оружия. После покушения на жизнь Шеварднадзе в августе 1995 года, следствие по которому так и не было завершено, президент Грузии обвинил Гиоргадзе и Иоселиани – руководителей сил, представлявших наибольшую угрозу для его личной власти, – в организации этого террористического акта. Полиция разоружила и разогнала «Мхедриони», оставив Иоселиани в полной изоляции.

В сентябре 1995 года Игорь Гиоргадзе бежал с российской военной базы в Грузии в Москву, тем самым усиливая подозрения в своей причастности к покушению на жизнь Шеварднадзе с ведома Москвы. В то же время бегство Гиоргадзе из Грузии и арест Иоселиани создали условия для дальнейшего развития реформы систем обороны и безопасности. Теперь Шеварднадзе мог вести строительство армии в нужном ему направлении. Вокруг него не осталось ни одного политического или военного деятеля, достаточно влиятельного и мощного для того, чтобы оказать ему сопротивление.

Шестой этап становления грузинской армии

Период с 1995 до весны 1998 года может считаться шестым этапом строительства национальной армии. До весны 1998 года грузинскими вооруженными силами командовал Вардико Надибаидзе – русский генерал грузинского происхождения, который ранее служил заместителем командующего российскими войсками, дислоцированными в Грузии. В 1994 году, когда он был назначен министром обороны Грузии, армия состояла из примерно 50 частей различной численности и разных родов войск, насчитывавших в общей сложности 49 тысяч солдат и офицеров.

В то время призывы в армию проводились от случая к случаю и в очень ограниченном масштабе, в результате чего армия и Национальная гвардия состояли по большей части из добровольцев. Многие солдаты и офицеры срочной службы редко показывались в своих частях. Из 49 тысяч человек, числившихся в грузинской армии, в казармах одновременно присутствовало лишь несколько тысяч. При Надибаидзе армия была сокращена, а система призыва на военную службу упорядочена. Судя по ежегодному отчету вооруженных сил за 1997 год, общий списочный состав этих структур составлял 42 тысячи солдат и офицеров. Закон, устанавливающий численность армии, был не единственным новым законодательным актом. Конституция, принятая в 1995 году, имела влияние на военную реформу, особенно в смысле гражданского контроля над вооруженными силами.

По новой Конституции в Грузии учреждалась президентская система правления, в рамках которой президент становился верховным главнокомандующим всеми вооруженными силами. После парламентских и президентских выборов 1995 года правительство приняло новые законы об обороне и всеобщей воинской обязанности, государственной тайне, парламентском надзоре, а также общий административный кодекс. Все это заложило основу для гражданского демократического контроля над вооруженными силами. В частности, парламентской группе доверия, созданной в 1998 году и состоявшей из трех членов парламента, был поручен надзор за осуществлением всех секретных программ, связанных с проблемами обороны и безопасности.

Седьмой этап становления грузинской армии

Седьмой этап новейшей истории вооруженных сил Грузии начался в 1998 году. Как отметил Джемал Гахокидзе, бывший министр безопасности, именно тогда правительство Грузии недвусмысленно избрало прозападную ориентацию грузинской внешней политики. В том же году Совет Европы решил удовлетворить просьбу Грузии о членстве в этой организации, а западные нефтяные компании, правительства США и Турции в конце концов согласились проложить крупный нефтепровод через территорию Грузии.

Ободренный растущим интересом Запада к Грузии и понимая, что он не может рассчитывать на поддержку России в деле возвращения отколовшихся регионов, президент Шеварднадзе решил выйти из Договора о коллективной безопасности СНГ с целью оказать давление на Москву в вопросе о военных базах и подтвердить готовность Грузии вступить в НАТО. Уже в середине 1990 гг. советник госсекретаря США Строуб Тэлботт обратился к президенту Биллу Клинтону с требованием принять меры для минимизации «деструктивной роли Ирана и России на Южном Кавказе». В 1997 голу он заявит о недопустимости активизации роли России в «провозглашенном зоной жизненных интересов США Кавказском и Центрально-азиатском регионах».

Приход к власти в России Владимира Путина обозначил старт разработки российской военно-политической доктрины в новых геополитических условиях. Именно данное обстоятельство и вынудило в 2001 году уже бывшего заместителя госсекретаря США, Строуба Телбота заявить: «В Москве наблюдается стремление посеять недоверие к политической, экономической, дипломатической вовлеченности Вашингтона и к его участию в вопросах безопасности на Южном Кавказе и в Центральной Азии. Отдельные люди в Москве еще инстинктивно думают, что если США присутствуют в Азербайджане, Грузии и Армении и они там активны, то это плохо для России», – отметил дипломат. По его убеждению, подобное является проявлением «старого мышления» и признаком «холодной войны». Он также констатировал возможность расширения HАТО за счет Южного Кавказа.

Очевидно, что грузинские власти осуществляют неоднократно озвученную Телботом политическую линию, и даже в высказываниях вторят его определениям и формулировкам. Следует отметить, что этот дипломат, играет ключевую «реформаторскую» роль не только в Грузии, но и в Украине. В частности, его весьма беспокоил затянувшийся политический кризис в этой республике. Хотя генсек НАТО Яап де Хооп Схеффер в Риге заявил о «хорошем прогрессе» Украины и Грузии на пути в альянс, но на завершенном в 2006 году ялтинском форуме американские эксперты призвали украинских политиков «быстрее определиться, хочет ли Киев вступить в блок».

По мнению все того же Строуба Телбота, «если Украина не сформирует правительство к сентябрю, то на осеннем саммите НАТО в Риге не будут поданы сигналы относительно вступления Украины в альянс. Если страны-члены НАТО не ощутят, что Украина действительно хочет в альянс, то он сам начнет списывать Украину со счетов», – заявил Телбот. Помимо прочего, важно учитывать, что некоторые представители Госдепартамента США вне зависимости от занимаемого на текущий день своего официального статуса, продолжают активно работать в данном направлении. Вспомним, исторический визит в июле 2003 года в Тбилиси бывшего госсекретаря США Джеймса Бейкера.

P.S.

Согласно закону «Об утверждении численности вооруженных сил Грузии», в 2005 году численность ВС республики составила 29 703 военнослужащих. Из этого числа 23 тысячи непосредственно военнослужащие министерства обороны, а 6703 – личный состав департамента по охране государственной границы. В соответствии с аналогичным законом в 2006 году численность ВС определена в 31 868 человек, из которых 26 тысяч в системе МО, 5868 – в департаменте по охране государственной границы. По данным МО Грузии, численность личного состава составляет 21 468 человек из которых 3747 офицеров, 10 860 контрактников, 6 113 призывников и 748 человек гражданского персонала.

По данным Международного института стратегических исследований (IISS), за 2004 год численность ВС Грузии составляла 17 700 человек и 1 500 человек гражданского персонала, а по данным справочника Jane’s за 2005 год – 20 072 человека и 748 человек гражданского персонала. В сентябре 2006 года было объявлено о планах по увеличению военного контингента на 2 тысячи человек, в результате чего численность армии достигнет 28 тысяч человек.

Проблема определения численности ВС Грузии в будущем имеет значение в плане определения перспективного облика вооруженной организации страны в целом. Ключевое значение здесь имеют оценки западных союзников Грузии. Так существовали планы по сокращению ВС в целях экономии средств с 20 тыс. до 12-13 тыс. (по другим данным 13-15 тыс.), при одновременном росте финансирования. В качестве условия вступления Грузии в НАТО отмечалось, что она должна сократить свою армию с 20 до 13 тысяч человек.

По данным на 2005 год, американские и натовские специалисты предлагают сокращение численности ВС уже не до 12,5 тыс. человек, а почти до 6 тысяч. Можно сказать, что в настоящее время наблюдается определенное противоречие между стремлением руководства Грузии увеличивать или, по крайней мере, поддерживать на нынешнем уровне численность ВС и рекомендациями США и НАТО по ее сокращению.

[Версия для печати]