Казахстанские русские и этносоциальная политика властей страны

Андрей Грозин

Существует несколько позиций в отношении миграции ряда этнических групп за пределы Казахстана. Точка зрения близкая к официальной позиции связывает отток некоторых этнических групп с чисто экономическими трудностями. Другая связывает миграцию с ростом этнического дискомфорта у ряда нетитульных этносов. Третья объясняет миграцию из Казахстана, как вполне естественный процесс возращения этносов на историческую родину.

Основной причиной выезда неказахского населения из Казахстана, по мнению одних исследователей, является экономический кризис, что подтверждается по их мнению и активной эмиграцией собственно казахского населения. Другие ученые считают, что в основе выезда неказахского населения из РК лежат политические причины – языковой и кадровый национализм казахских властей, который может также осмысливаться и в экономических категориях.

По нашему мнению, наиболее вероятным является совокупность причин, побуждающих людей к смене места жительства. Дело в том, что дискомфорт или значительная напряженность на фоне благоприятных экономических возможностей, в том числе и для подрастающего поколения, как свидетельствует мировая практика, не приводит к росту миграционных настроений. Примерами могут служить страны Балтии, откуда, несмотря на жесткую национальную политику, русскоязычная диаспора не только не стремится выехать, но и довольно успешно консолидируется для отстаивания своих прав и интересов, успешно реализует себя в различных секторах бизнеса. Можно также привести примеры с иммиграционными общинами в Европе, которые, несмотря на сложные взаимоотношения с коренным населением, постоянно растут. Экономические возможности и уровень жизни являются весомыми аргументами в пользу въезда в Европу даже на нелегальной основе.

Желание вернуться на историческую родину также не может быть признано в качестве основного. Большинство этнических диаспор в Казахстане за годы советской власти утратили связь со своей исторической родиной и смутно представляют жизнь в этих странах. Кроме того, большинство из этих групп оказались ассимилированы в другие этнические группы путем совместных браков, разрушения культурных ориентиров, выразившихся в потере своего родного языка и традиционной религии.

В последнее время к причинам миграции из Казахстана добавился фактор геополитической нестабильности. Причем в СМИ постоянно нагнетается атмосфера неизбежности активизации радикальных религиозных групп в сопредельных государствах и возможном проникновении боевиков на территорию РК. Пока нельзя сказать, что этот фактор прямо влияет на эмиграцию из Казахстана. Однако такая тенденция существует уже в Киргизии, из которой заметно активизировался выезд русскоязычного населения после вторжений боевиков Исламского движения Узбекистана в южные киргизские регионы в 1999 - 2000 гг.

Несмотря на совокупность вышеперечисленных причин, миграционные настроения определяются в какой-то мере и на основе примордиальных мотивационных установок. На наш взгляд, это степень осознания себя в качестве легитимной или не легитимной этнической группы на территории Казахстана, а значит и степени необходимости поддержания своего присутствия на этой территории. Представители большинства русскоязычных этнических меньшинств чувствуют себя недостаточно легитимными, в то время как уйгуры, узбеки и отчасти корейцы считают себя вполне легитимными этническими группами в Казахстане.

Ситуация для русскоязычного населения РК усугубляется психологическим дискомфортом и глубочайшим стрессом, который испытывает неказахское население в процессе приспособления к государственной этнократии.

Русские, проживающие в Казахстане, после распада Советского Союза неожиданно оказались в совершенно новой для себя ситуации: отрезанными от своей исторической Родины, жителями суверенного государства. Долгое время клиенталистски настроенная по отношению к государству (и, шире, государственной власти) часть русского населения убеждала себя в том, что казахстанская независимость существует лишь де-юре, а де-факто Казахстан остается частью внешне видоизменившегося СССР. Таким настроениям способствовало и то, что политическое руководство Казахстана имело глубокие «партийно-советские» и «идейные» корни в КПСС, а государственные институты не претерпели серьезных изменений. Поэтому суверенитет Казахстана, хотя и создал у большинства казахстанских русских ощущение тревоги, все же оставлял надежду на сохранение прежних русско-казахских отношений. Такое положение характерно для начального периода существования русскоязычного населения в республике.

Суверенитет Казахстана так и не был воспринят большинством русскоязычных казахстанцев. Русские в РК не идентифицировали себя ни в качестве национального меньшинства, ни даже как русские в этническом смысле. Проживая в Казахстане, они привыкли чувствовать себя в качестве советских граждан. В итоге не произошло заметной политической и этнической консолидации русской общины Казахстана.

Затем идеологическое воздействие на неказахское население РК усилилось. Русские оказались совершенно не готовыми к курсу на построение этноцентристского (казахского) государства. Сказался ряд причин: отсутствие ярких, известных лидеров, собственных СМИ, общественных организации, развитой и консолидированной гуманитарной интеллигенции, слабое представительство во властных структурах еще с 80-х годов. Сыграли роль и такие психологические феномены, как боязнь, отстаивая собственные национальные интересы, быть обвиненными в шовинизме, сепаратизме, саботаже казахстанского суверенитета. Влияние на формировании у части русских «чувства исторической вины» оказали подконтрольные власти СМИ. Создавать свои общественные движения («Лад», «Русская община», казачьи объединения) русским пришлось в условиях тотального административного прессинга, а часто и судебных преследований.

При этом, руководство республики всегда утверждало, что никакого «избирательного подхода» к русским и их политическим структурам не существует. Казахстанские власти долгое время отрицали вообще существование «русского вопроса» - одно время Н.Назарбаев сомневался даже, что в Казахстане есть области с «преобладанием русских»[1].

Несмотря на высокий образовательный, профессиональный уровень, свою многочисленность, информационное доминирование во всех сферах общественной жизни, в том числе русификацию значительной части казахского городского населения, русские были постепенно вытеснены со всех ведущих позиций, особенно в промышленном секторе, где занимали, как правило, высокие должности.

По нашему мнению, самым серьезным шансом у русскоязычного населения Казахстана побороться за свое место во власти был весной 1994 г. – участвуя в сравнительно справедливых выборах в парламент. Учитывая возрастную структуру русских (средний возраст русских в РК - 45-47 лет; у казахов – 23-25 лет), на практике это вело к тому, что казахов 40 %, но в составе голосующих меньше - 30-35 %, русских - 36 %, в составе электората было более 50 %, а вместе с другим европейским населением было до 65-70 %.[2] Русские реально могли получить большинство мест в парламенте.

Понимая это власть активно воздействовала на ситуацию - президент РК Н.Назарбаев провел мощную упреждающую акцию, смысл которой заключался в создании так называемого президентского списка. В результате президент более 30 % депутатов назначил практически сам. В итоге он ликвидировал имеющуюся «избирательную разницу», и в результате казахи получили в парламенте 68 %. В то же время, русские и их организации не проявили сколько-нибудь существенной заинтересованности в исходе голосования, предпочитая не голосовать вообще, или, участвуя в выборах, совсем не связывали их со своими национальными интересами. Русское население Казахстана проиграло тогда выборы в законодательную власть и именно на 1994 г. пришелся максимальный пик его выезда из Казахстана. После 1994 г. русские, как существенный фактор политики в Казахстане перестали существовать - шанс на политическое участие в общественной жизни был утрачен.

В Казахстане зарегистрировано около 20 русских организаций плюс 14 национально-культурных центров. Наиболее крупными из них являются Русская община и славянское движение «Лад», созданные почти одновременно осенью 1992 года. Фиксированного учета членов в этих организациях не ведется (по некоторым сведениям, в них входят несколько тысяч человек). Русская община имеет филиалы в 11 регионах республики, «Лад» – в 14. В республике насчитывается около 10 казачьих организаций, наиболее крупная – Союз казаков Степного края. Казачьи объединения республики давно уже перестали быть проблемой для государственной власти. Но казахстанские власти прекрасно помнят их выступления на заре независимости. Наиболее серьезной являлась идея лидеров «Кокчетавского отдела Сибирского казачьего войска» братьев Юрия и Виктора Антошко весной 1996 г. организовать восстание в Кокчетавской области с последующим созданием «государства» по типу Приднестровья или Абхазии. Комитету национальной безопасности с помощью ФСБ России были приняты необходимые меры по его предотвращению.[3] По этой причине, а также в связи с отсутствием реальной поддержки со стороны местного населения планы организаторов выступления потерпели неудачу. Несколько ранее, летом 1995 г., неудачную попытку «набора добровольцев» в РФ для последующего выезда в Казахстан предпринимал другой казачий активист - бывший атаман Семиреченского казачьего войска Н.Гунькин.

В качестве ответной меры на подъем казачьего движения в конце 1995 г. в РК была сформирована Межведомственная комиссия по проблемам казачества при Аппарате Президента. В начале 1990-х гг. действовала также «Президентская комиссия» по расследованию событий связанных с празднованием юбилея Уральского казачьего войска, едва не переросших в массовые межнациональные столкновения.

Без приглашения к работе в комиссии представителей собственно казачества был выработан курс на: 1) раскол казачества изнутри путем поддержки подконтрольных властям «альтернативных» казачьих организаций, 2) жесткие административные преследования с целью «выдавливания» в Россию наиболее активного элемента казачества. Как заявил министр внутренних дел К.Сулейменов – с казаками «надо работать», «будет гораздо хуже если они уйдут в подполье»[4].

В целом о русском движении как о целостном политическом феномене, по нашему мнению, говорить не приходится. Большинство организаций не имеют общего поля деятельности и целевых установок, а единая и последовательная идеология отсутствует. Попытка объединить русские организации была предпринята весной 1998 г., когда была создана Ассоциация русских, славянских и казачьих (АРСК) организаций. В начале 2001 года на базе Ассоциации была предпринята попытка создать русскую партию. Однако такая инициатива не получила поддержки со стороны Русской общины.

Все русские организации в той или иной мере способствуют получению российского гражданства и переезду в Россию. Т. о., трудно говорить о политической активности этих организаций, в то время как они в основном занимаются посреднической иммиграционной деятельностью. В итоге аккомодация прав русскоязычного населения так и не стала больше, чем дежурный набор деклараций.

Организации российских соотечественников, в РК в последние годы значительно сократили свою политическую активность и почти полностью отказались от будирования принципиальных, остающихся актуальными острых вопросов и, идя на полное или частичное сотрудничество с властями (в основном в сфере культуры), рассчитывают на прямое материальное поощрение.

В таких условиях наиболее прагматично настроенные русские уже в 1992 г. осознали бесперспективность и даже принципиальную невозможность для себя диалога с властью. Следствием этого стала массовая эмиграция населения из Казахстана.

Целым рядом казахстанских ученых в настоящее время обосновывается идея о том, что «естественный» выезд русскоязычного населения ведет к снижению этнической конфликтогенности в Казахстане и укреплению межнациональной стабильности. По нашему мнению, процесс выезда русскоязычного населения ведет к подрыву возможности открытого межэтнического диалога, так как окончательно лишает возможности политической идентификации русскоязычного населения Казахстана. Очевидно, что выезд как ментальная установка, не подразумевает активной общественной деятельности. Одновременно у оставшейся части русскоязычного населения, которое по тем или иным причинам не может покинуть пределы Казахстана, сублимируется этнический дискомфорт, происходит процесс маргинализации и растет общее чувство обреченности.

Следует отметить, что если в Средней Азии и на Кавказе («безусловно уехать»), Прибалтике («пытаться интегрироваться»), Украине и Беларуси («этнически близкая среда») тактика приспособления русских к изменившейся действительности достаточно определена, то в РК сложилась несколько иная ситуация.

Казахстан – огромная малозаселенная территория, минимальная плотность населения, отсутствие серьезной конкуренции на рынке труда, зональное расселение и преобладание русского и европейского населения в городах, в северных и северо-восточных областях, приграничная близость к России, особые отношения с Россией. Тем более что русский язык в коммуникативной сфере пока сохраняет свои ведущие позиции и еще применяется в государственной сфере. В силу означенных причин русские в РК лишены определенности в выборе миграционной установки. Для них наиболее реален выбор: «уехать или попытаться интегрироваться». Это бинарное оппозиционирование сейчас распадается на десятки других оппозиций и, в свою очередь, порождает отсутствие ясных поведенческих моделей у русских, в отличие, например, от 1994 года, когда массовой установкой стало: «уехать любой ценой».

Европейское население республики переживает сложные психологические комплексы – «чувство цивилизационного превосходства на фоне комплекса неполноценности», «осознание своей востребованности при невозможности реально повлиять на ситуацию», «желание и умение работать при невозможности честно заработать на жизнь приемлемые средства», «критика азиатской продажности и молчаливое соучастие в коррупции» и т.д.

Экономический кризис, рыночная конъюнктура вкупе с государственной политикой по жесткому контролю малого и среднего бизнеса, коррупция и высокие ставки налогов перманентно сокращают жизненное пространство как русского, так и всего «внебюджетного» населения в РК и подпитывают миграционные настроения наиболее подвижной и образованной части общества. Тем более что конкуренция со стороны казахов резко осложнила и сузила возможности вовлечения русских в сферу государственной деятельности.

Таким образом, русская и, шире, «европейская» эмиграция из Казахстана имеют сложную и многостороннюю природу, которая определяется как степенью адаптивности субъекта к ценностям окружающего мира и степенью инкорпорированности в систему социально-экономических и государственно-гражданских отношений, так и специальной политикой по «выталкиванию» иноэтничного населения из страны, провоцированию эмиграции, которая, по большей части, в «скрытой» форме проявляется в государственной политике казахстанских властей.

Особо негативную реакцию и чувство внутреннего неприятия у казахстанских русских вызывают административное навязывание казахского языка во всех областях общественной жизни (особенно в школе), переписывание истории страны, переименование городов (русских исторических и советских названий на никогда не существовавшие казахские: Гурьев - Атырау, Шевченко - Актау, Ермак - Аксу и т.д), улиц, фамилий и тому подобное, сокращение российского теле- и радиовещания, постоянная критика России и ее политиков.

Так, например, согласно данным расширенного социологического исследования, проведенного в 2001 г. социологами Центра гуманитарных исследований Казахстана, на вопрос об актуальности статуса своего национального языка 73,8% опрошенных ответили утвердительно. Наибольшую озабоченность проявили русские (82,3%) и немецкие (85,3%) респонденты. Практически все этносы единодушны в том, что сфера употребления казахского языка в последние годы расширилась (86,9%), а русского языка, по утверждениям более чем половины респондентов, сузилась (59,6%). Этот факт настолько очевиден, что принципиальных расхождений по этому вопросу нет ни в регионах, ни в областях, ни у различных этносов. Исследователи отметили, что сужение сферы русского языка воспринимается русскими как попытка вытолкнуть их из страны - 61,3% русских респондентов считают, что их права в области языка ущемлены.[5]

Согласно действующей Конституции (ст. 7) – в Казахстане единственным «государственным языком является казахский язык», «в государственных организациях и органах местного самоуправления наравне с казахским официально употребляется русский язык». В предыдущей Конституции (январь 1993 г.) русский язык имел также неопределенный статус «языка межнационального общения», однако четко фиксировалось, что «запрещается ограничение прав и свобод граждан по признаку невладения государственным языком или языком межнационального общения».

Необходимо отметить, что именно перекосы в языковой политике РК, всегда были одним из основных пунктов недовольства русского населения и критики власти организациями российских соотечественников. Основным мотивом недовольства является статус русского языка - официальный. Об официальном статусе русского языка и о том, что в Конституции Казахстана написано, что он «используется наравне с государственным»,[6] неустанно заявляет на всех встречах в России Н.Назарбаев. Глава РК из года в год в интервью российским СМИ говорит одно и то же: «Я не хочу, чтобы казахи забыли русский язык, через него они вышли на великую мировую культуру - русскую…Если казах прекрасно знает русский язык, почему он должен это терять? Но и возвращение к корням - нормальное желание любого народа. Русские должны беречь русский язык, защищать его. И мы должны беречь и изучать свой язык…И не надо влезать в мирные, созидательные, доверительные отношения между казахами и русскими, которые сложились 200 лет тому назад».[7]

Но в то же время, им умалчивается о том, что принятые на основе «Закона о языках» (1989 г.), постановления Кабинета министров (1992 г.) и «Концепция языковой политики» (ноябрь 1996 г.) жестко фиксировали сроки овладения государственным языком различными категориями служащих. Новый вариант «Закона о языках» (принят в июле 1997 г.) и «Государственная программа функционирования и развития языков» (октябрь 1998 г.) определили и сроки окончательного перехода республиканского делопроизводства всех областей страны на казахский язык – к 2008 году. Также в конце 2003 г. руководство республики решило открыть комитет по развитию государственного языка при Министерстве культуры, и департаменты языковой политики в каждом областном акимате. В течение 2004 года будет разработан список должностей, при вступлении в которые необходимо сдавать экзамен на знание государственного языка.[8]

Переход всего делопроизводства в РК исключительно на один государственный казахский язык сводит на нет официальный статус русского языка. В реальной жизни, в основном под предлогом незнания государственного языка, из сфер государственного управления, МВД, здравоохранения, торговли, судебной системы, управления образования и т.д., выдавлены практически все русскоязычные. Стремясь ограничить влияние русского языка, в 2000 г. казахстанское руководство приняло закон, обязавший СМИ всех форм собственности, не менее половины эфирного времени вещать на казахском языке. В 2001 г. были приняты законодательные акты, запрещающие с 2002 г. ретрансляцию местными СМИ иностранных спутниковых радио и теле передач более 50% эфирного времени (в программах ретрансляции местных СМИ, российские радио и теле передачи занимали до последнего времени не менее 90%).[9]

В результате сильное давление властей привело к тому, что в теле и радиопрограммах подавляющая часть, спешно создаваемой и многократно повторяемой казахскоязычной продукции, стала транслироваться днем и в самое позднее ночное время.

Проведение курса на борьбу с позициями русского языка (на котором в республике общается не менее 80% всех граждан республики) в течение 2001-2002 гг., стало более сильным и демонстративным, чем в 90-х годах прошлого века. Отчасти это объясняется назначением на должность руководителя Министерства информации и общественного согласия (отвечающего за идеологию и языковую политику), нового министра М.Кул-Мухаммеда. Именно под его руководством была созвана конференция «Ономастика: сегодня и завтра», где речь шла «о восстановлении географических и исторических названий городов, сел и местностей». Предложено было переименовать русское историческое название Петропавловска (не менее 80% населения русские), на никогда не существовавшее Кызылжар. Переименовать Павлодар (подавляющее большинство населения русские) в никогда не существовавшее Ертыс (Иртыш). Ранее аналогичные задачи, поставленные властью, а также мероприятия в области идеологии и межнациональных отношений реализовывались гораздо тоньше и тактичнее. В конечном итоге, руководство страны пришло к необходимости разделения «Министерства Правды» на Министерство информации и Минкультуры, а Кул-Мухаммед стал советником президента Н.Назарбаева.

Несмотря на высокие миграционные настроения, стратегия выживания русского и европейского населения в Казахстане сильно дифференцирована в пространственном, социальном и образовательном плане и зависит от степени осознания ими реальной или ощущения мнимой опасности ассимиляции. Значительная часть русских состоит из лиц, так называемого, «низкого» социального статуса (индустриальные и сельскохозяйственные рабочие) с невысоким образовательным уровнем, далеких от власти, сфер кадровой и языковой политики.

Они легко инкорпорируются в любую сферу материального производства, быстро приспосабливаются к ценностям рыночной экономики и сравнительно безболезненно занимают все ниши деятельности. Проблема ассимиляции для этой части русских существует лишь как нечто абстрактное, отдаленное, способное реально затронуть лишь их детей. Миграция для них остается делом будущего. Гораздо труднее русским, ориентированным на государственную службу: чиновничество, работники медицинской и социальной сфер, преподаватели средних и высших учебных заведений. Проблема выезда из страны после столкновения с этнобюрократией стала для них актуальной потребностью. Их шансы интегрироваться в изменившуюся систему незначительны и сохраняются только при условии добровольной частичной ассимиляции (принятия традиционалистской атрибутики «восточного» образа жизни: «подарки»-«отдарки», подчеркнутая лояльность ко всем вышестоящим, участие в многочисленных застольях и «юбилеях» и многие другие нюансы) и отказа от продвижения по кадровой лестнице. В этом случае складывается модель преданной службы самих объектов дискриминации как способа интеграции в новую реальность. Они сильнее других ощущают прессинг «новой казахстанской этносоциальной политики», вынуждающей их кардинально менять устоявшиеся представления об окружающем мире и своем месте в нем.

Не следует забывать и о большом среднестатистическом возрасте, например, русских Казахстана – 45 - 47 лет, который определяет очень высокую долю пенсионеров среди них. Миграционный потенциал пенсионеров невысок.

В целом, русское и, шире, русскоязычное население Казахстана испытало жесткий психологический дискомфорт и было вынуждено избрать одну из двух моделей поведения: либо эмигрировать, либо попытаться приспособиться к изменившейся ситуации и интегрироваться на новых условиях. Первая половина 1997 г. - середина 1998 г., затем – лето-осень 1999 г. были отмечены новыми витками антироссийской пропаганды в казахстанских СМИ. Причем качественным отличием этих этапов от предыдущих было то, что с прямыми обвинениями России выступили первые лица страны во главе с Н.Назарбаевым и тогдашним премьером Н.Балгимбаевым, которые прежде дистанцировались от наиболее радикальных националистов. В конце 1999 - начале 2000 гг. данный процесс усилился - особенно, в связи с двумя авариями ракетоносителей «Протон» на Байконуре. Свою роль сыграла и, оцениваемая большинством экспертов как РR-провокация казахстанских спецслужб, история с «неудавшимся переворотом», якобы готовившемся группой российских граждан под руководством некоего Пугачева (Казимирчука) в Восточном Казахстане.

С полным основанием можно сделать вывод, что колебания миграционных настроений русских и русскоязычных жителей Казахстана указывают на прямую связь с формами и методами идеологического строительства в стране: направленность информационных материалов и характер их подачи казахстанскими средствами массовой информации влияет как на самочувствие «казахстанских русских», так и на выстраивание моделей их базового поведения (по линии «принятие – отторжение суверенитета РК»). Поэтому ссылки на преимущественно социально-экономические причины, вынуждающие «нетитульное» население в массовом масштабе покидать пределы РК кажутся не слишком обоснованными: социально-экономическое положение в России, принимающей 4\5 мигрантов из Казахстана, до последнего времени остается весьма сложным.

Кроме влияния СМИ на русских в республике продолжает оказывать воздействие весь комплекс проблем, создающих для них постоянное ощущение идеологического прессинга: обвинения в имперском сознании и «геноциде казахского народа», отсутствие сколько-нибудь влиятельных лидеров, готовых отстаивать их права, слабая способность к самоорганизации и национальной консолидации, помноженные на частые проявления бытового национализма, с которыми приходится сталкиваться множеству «некоренных» и отсутствием перспектив на будущее.

Тезис о «казахской государственности» порождает недоверие и дискомфорт у значительной части русскоязычного населения. У нее вызывало беспокойство законодательное закрепление национального характера государства, способное логически привести к установлению неравноправного положения национальностей. Признавая суверенность и независимость Казахстана как государства и считая себя его гражданами, представители русской части населения хотели обеспечить стабильность своего положения, снять дискомфортное состояние и жить уверенно и спокойно. Многие в этой связи полагали, что такое состояние может быть обеспечено созданием национально-государственных образований и введением двойного гражданства.

В то же время, многие казахстанские исследователи отстаивают тезис о том, что для реализации идеи национально-государственных образований нет никаких оснований – ни исторических, ни демографических, ни политических. Типичные тезисы при этом звучат следующим образом: «…территория Казахстана является исторической родиной казахского народа. Этот же факт зафиксирован в преамбуле Конституции Республики Казахстан 1995 г. в формуле – «государственность на исконно казахской земле… Демографически – русское население живет на всей территории Казахстана. В этих условиях говорить о возможности образования на какой-либо части территории Казахстана автономии русского населения было бы, мягко говоря, неуместно».[10]

Аргументом против концепции автономии как способа решения национального вопроса в Казахстане может служить и численность русских. Вряд ли этнос, составляющий почти 40% населения, можно отнести к национальным меньшинствам.

Сегодня в Казахстане налицо резкая диспропорция этнического состава населения и его представленности в органах государственной власти всех уровней. Распределение различных типов ресурсов (властных, финансовых, экономических, информационных, демографических) неравномерно между отдельными этносами и регионами. Сохраняется четко обозначенное этническое разделение труда и этническая стратификация.

Культурно-национальная автономия в данной ситуации мало что может изменить. Пресечь попытки создания каких-либо форм территориальной автономии, которая в отличие от культурной, политически институциализирована, и призван установленный в Конституции РК подход.

В соответствии с ним из двух основных этнополитических моделей – мультикультурной и ассимиляторской – в республике изначально приоритет был отдан в пользу второй.

Однако с конца 90-х годов ХХ века обозначилось осознание властями страны серьезной ограниченности попытки внедрения в РК концепции «плавильного котла». У руководства республики, после пика миграции из республики неказахского населения, и совершенно неудовлетворительных опытов по «конструированию национальной идеи», консолидирующей социум, по нашему мнению, начало выкристализовываться понимание того, что полиэтнические общности сейчас уже не укладываются в рамки популярных в первой половине XX века воззрений о необходимости ассимиляции новых «волн» иммигрантов на основе англосаксонских ценностей ХIX - первой половины ХХ в. Опыт США последних двух-трех десятилетий показал, что политика этнического многообразия не способствовала уменьшению общегосударственного патриотизма, а скорее, наоборот, содействовала его укреплению.

Концепция «этнического многообразия» оставляет руководству РК гораздо большие возможности и перспективы на будущее. Этническая идентичность не противоречит гражданской идентичности. Казахстанская модель этнополитики может базироваться на этническом многообразии, самобытности всех этносов Казахстана, при одновременном укреплении гражданской идентичности.

В условиях повсеместного во всем мире возрождения этничности, политика ассимиляции, как правило, приводит к обратным результатам - росту этноконфликтного потенциала, политизации этничности. Кроме того, «культурная ассимиляция, то есть «растворение» индивидов или групп в иной этнокультурной среде, может сопровождаться таким, еще более опасным, социальным явлением, как маргинализация - существование «вне культуры».[11]

Представляется, что в настоящее время для Казахстана оптимальны адаптация и межэтническая интеграция. Адаптация актуальна в отношении казахов-репатриантов и беженцев из Чечни, Таджикистана, других зон конфликтов.

Межэтническая интеграция актуальна для большей части населения Республики Казахстан. И, наконец, межэтническая консолидация (объединительные этнические процессы, ведущие к образованию новой этнической общности) не ставится ни в теоретическом, ни практическом плане.

Подобный подход был формально зафиксирован в «Концепции государственной демографической и миграционной политики Республики Казахстан», принятой постановлением казахстанского правительства 17 августа 2000 года.

Основными же ограничителями в осуществлении эффективной этнополитики РК следует признать недостаточный уровень гражданской идентичности у части населения, недостаток бюджетных средств на культуру и образование (прежде всего среднее), социальные и экономические проблемы, обусловленные потоками нелегальной иммиграции.