18 - 31 августа 2004 г., Континент №15 (Казахстан)

Раскаты грома

Мурат Лаумулин (Алма-Ата)

Ровно через три месяца после весенних терактов в Ташкенте вновь прогремели взрывы: трое смертников-шахидов попытались взорвать генпрокуратуру и – небывалый прежде случай – посольства Соединенных Штатов и Израиля. Мы уже как-то начинаем постепенно привыкать к тому, что у нашего соседа регулярно гремят взрывы, которые, что вполне возможно, как раскаты грома, предупреждают о предстоящей буре

Кто виноват

Всех наблюдателей мучает вопрос: кто стоит за последними и всеми предыдущими террористическими атаками? Некая мощная подпольная организация, фанатики-одиночки или же чья-то ловкая рука манипулирует происходящим из-за границы? До настоящего времени общественному мнению были представлены три версии происшедшего. Каждая из версий с головой выдает заинтересованность авторов именно в собственной интерпретации событий.

Официальный Ташкент упорно держится за "ваххабитскую" теорию: взрывы и вообще все волнения организовываются зловредными ваххабитами местного и иностранного происхождения, к которым каримовская пропаганда настойчиво причисляет организацию "Хизб-ут Тахрир аль-Ислами". Ее-то и обвинили в организации недавних нападений, несмотря на неоднократные заявления последней, что она использует исключительно мирные средства. И это при том, что на исламистских сайтах ответственность за взрывы взяли на себя сразу две террористические организации – "Исламский джихад в Узбекистане", о которой до марта никто не слышал, и "Исламское движение Узбекистана" (ИДУ), которую смертельно боится и ненавидит каримовский режим.

Официально ИДУ со всей своей инфраструктурой и базами в Афганистане было разгромлено в ходе военной операции американо-британских войск осенью и зимой 2001–2002 годов. Его лидер Джума Намангани скорее всего погиб. Ташкент с того времени поставил жирный крест на существовании ИДУ и твердо стоит на том, что такой организации не существует. Последние взрывы практически опровергли официальную позицию о полном уничтожении ИДУ. Но даже если это правда, то перед Ташкентом встает новая угроза: следует признать наличие в стране новой довольно эффективной террористической организации.

Наиболее популярна другая версия; ее особенно любят представители Запада. Режим Каримова, утверждают они, проводит чрезмерно репрессивную политику и не спешит с реформами. Такая политика порождает массовое социальное недовольство, которое в свою очередь создает базу для появления радикальных настроений. Этому способствует и массовая безработица, особенно среди молодежи, которая особо предрасположена к исламистским лозунгам. Панацею от радикализма западные советники И. Каримова видят в скорейшем проведении либеральных рыночных реформ, освобождении сума, приватизации и т. д. Становящаяся зловещей регулярность терактов в Узбекистане играет на руку политикам Запада, оказывающим давление на Ташкент в пользу ускорения реформ. Следует признать, что весомая доля правды в этих рассуждениях безусловно есть. Негативный политический фон уже многие годы создает в республике социальное напряжение, которое способствует радикализации населения, измученного всевластием силовых ведомств и местной бюрократии.

Российские комментаторы в своих оценках терактов в Узбекистане в основном предпочитают делать упор на внешний фактор. По их мнению, эти нападения – составляющая часть общего процесса международного терроризма и тех действий, которые США предприняли в Ираке. В свое время Москва предупреждала Вашингтон: операция в Ираке с ее явной антиисламской направленностью взорвет ситуацию на Ближнем Востоке и в Центральной Азии, приведет к активизации международного терроризма, может подтолкнуть террористов к использованию нетрадиционных средств. Последние взрывы, в которых была применена тактика смертников-шахидов, явно указывают на связи узбекских исламистов с ближневосточным терроризмом.

Такая позиция России легко объяснима: Москве необходимо убедить мировое сообщество в существовании международного исламистского фронта, в который вовлечены Кавказ и Центральная Азия. Следует признать, что в каждой версии есть своя значительная доля истины. Но чтобы понять, что же на самом деле происходит в Узбекистане и почему на соседнее с нами государство волна за волной обрушиваются террористические атаки, необходимо пристальнее взглянуть на узбекские социально-политические реалии. И тогда общая картина предстает в совершенно новом ракурсе.

Пороховая бочка

В свое время президент Ислам Каримов провозгласил курс на формирование "особой" узбекской экономической модели. На деле это обернулось неудачным подражанием китайским реформам и строительством банального государственного капитализма под жестким патронажем правящего режима. Однако чрезмерное закручивание гаек и тотальный контроль государства (то есть чиновничества) над экономикой привели к тому, что Каримов упустил время для проведения действительно эффективных реформ, которые помогли бы направить экономические отношения в рыночное русло. В результате рынок был фактически задушен даже там, где выживал в советское время – на базарах и в мелкой торговле. Все это совпало с негативными субъективными (падением мировых цен на хлопок) и объективными (резким демографическим ростом) факторами, что и привело к концу 1990-х годов узбекское общество вплотную к глубокому социальному и экономическому кризису.

Уровень средней заработной платы по республике не превышает 25–30 долларов (минимальная зарплата – 4 доллара); средняя зарплата бюджетников – 15 долларов. Более 80 процентов населения Узбекистана проживает в настоящее время за чертой бедности, из них около 40 процентов в состоянии крайней бедности (около 1 доллара в месяц). Уровень безработицы в Узбекистане оценивается, по самым скромным подсчетам, в 1,5 миллиона человек. Спасительным клапаном для части населения является трудовая миграция в Россию и Казахстан, но в целом это не изменяет положения. Столько же населения – полтора миллиона – выехало из страны за последние десять лет. В концентрированном виде все проблемы Узбекистана – социальные, экономические, религиозные – сосредоточились в Ферганской долине, где наиболее высокая плотность населения и где наибольшее распространение получили радикальные религиозные настроения. Не случайно именно в этот регион рвались боевики ИДУ в 1999 и 2000 годах.

Таким образом, неудачная экономическая политика правительства и, как следствие, тяжелое положение большинства населения являются мощным катализатором социального недовольства. Но поводом для недовольства и даже ненависти к режиму являются не только тяжелое экономическое положение. Начиная с первых терактов в 1999 году, в республике фактически развязаны руки у силовых ведомств. После покушения на И. Каримова в феврале 1999-го по стране прокатились две мощные волны арестов. При любом удобном случае правоохранительные органы арестовывали в первую очередь именно мужское население в возрасте от шестнадцати до пятидесяти лет. Поводом могло быть что угодно: борода а-ля ваххабит, подозрительные с точки зрения секретных служб знакомства, связи или высказывания, усердное соблюдение религиозных обрядов и тому подобное.

Международные правозащитные организации оценивали количество осужденных в несколько тысяч человек, а задержанных – в десятки тысяч. Позднее режим под международным давлением пошел на послабление и амнистировал значительную часть осужденных за якобы причастность к исламистским организациям. Но еще в феврале этого года в докладе государственного департамента США о положении с правами человека в Узбекистане за 2003 год количество арестованных за принадлежность к экстремистским исламским политическим группам, а также активистов правозащитного движения указывалось от 5300 до 5800 человек.

Такое развитие событий привело к необычному феномену внутриполитической жизни: постепенно основным протестующим слоем населения стали узбекские женщины. Практически все "базарные" бунты, которые постоянно проходили по стране, были инициированы женщинами, и именно они проявляют наибольшую активность в борьбе с административными органами (налоговыми органами, милицией). Именно женщины перекрывают дороги и бастуют, обложившись канистрами бензина. Известны случаи самосожжения, а также взрывов, как это имело место во время весенних событий.

Другой потенциально протестной и опасной для властей категорией населения является студенчество, что, впрочем, характерно для всех стран мира. Власти пытаются контролировать студенческие настроения, упреждая какие-либо проявления недовольства в этой среде. Другим объектом для запугивания, что вполне логично, является духовенство, особенно та его часть, которая принадлежит к так называемому "неофициальному" исламу. Таких проповедников, бродячих мулл и шейхов, не признающих авторитет контролируемого властями исламского клира, больше всего в Ферганской долине. Их речи о социальной несправедливости, о необходимости построения справедливого халифата и борьбе с отступниками падают на благодатную почву.

Усидеть на такой пороховой бочке правящему режиму удается только благодаря всепроникающей системе сыска и репрессий со стороны МВД и органов национальной безопасности. Существует информация, что узбекские спецслужбы в борьбе с ваххабитами не брезгуют даже прибегать к помощи криминальных структур. Свое место в этой системе занимает наркомафия, связанная с региональными и правоохранительными органами власти.

Хотели как лучше

Глупо думать, что существующий режим не видит всего этого клубка острых социальных и экономических причин или не понимает необходимости реформ. И. Каримов неоднократно предпринимал попытки реформирования созданного им монстра – авторитарно-плановой экономики. Но каждый раз эти попытки оборачивались еще более острым ухудшением ситуации. В последний раз встать на рельсы рыночной экономики И. Каримов попробовал под жесточайшим международным нажимом в 2002–2003 годах. Узбекская модель экономического развития, опирающаяся на государственные субсидии для поддержки промышленного производства и материальную помощь в социальной сфере, после 1996-го начала постепенно разрушаться под давлением груза субсидий и неудачных управленческих решений.

Практически вся нагрузка на обеспечение различных государственных программ по индустриализации ложится на узбекское село, которое производит главный экспортный продукт Узбекистана – хлопок. Доля хлопка в экспорте Узбекистана очень отличается в разные годы – от 45 до 75 процентов от всего экспорта страны. В 2003 году ситуация в экономике существенно усугубилась в результате низкого урожая хлопка – основной статьи валютных поступлений в страну (1,5 млрд. долл.) – был собран самый низкий урожай за последние сорок лет – менее 3 миллионов тонн. Фактически узбекское село стало основной жертвой экономической политики собственного правительства. Именно в кишлаках наиболее высокий потенциал социального протеста и наиболее высокие темпы демографического роста.

Под давлением МВФ, ЕББР и Всемирного Банка летом 2003 года Ташкент начал осторожно вводить конвертацию национальной валюты. Как известно, в прежние годы в Узбекистане параллельно существовало как минимум три курса сума: официальный, гостевой (для иностранцев в отелях) и базарный (то есть реальный). Разница между первым и последним курсами варьировалась в десятки раз. Это давало возможности для неограниченного обогащения тех, кто имел доступ к власти, финансам и внешней торговле.

Начало процесса частичной экономической либерализации в 2003 году спровоцировало проблему отложенного потребительского спроса. Предоставленная возможность приобретать валюту вызвала ажиотажный спрос для удовлетворения потребностей населения. Ситуацию усугубило введение властями 90-процентных пошлин на потребительские товары. Итогом данной "торговой реформы" стало расширение теневого бизнеса, разорение отечественных производителей, лишенных рынков сырья и сбыта, а также увеличение неофициальных платежей представителям госструктур, надзирающих за торговой сферой, и рост общей коррумпированности.

Ответом на непродуманные и катастрофические для большинства населения действия властей, обернувшихся обвальным падением уровня жизни, стала волна забастовок, которая прокатилась по крупнейшим предприятиям Узбекистана в августе прошлого года, и "марши кастрюль" на дорогах страны, во время которых женщин блокировали передвижение между целыми регионами республики.

Молчание элит

Но у проводимых Каримовым реформ, действительно давно назревших и крайне необходимых, была обратная сторона. Реформы не только больно ударили по основной массе населения и в целом были восприняты им крайне негативно, но и вызвали сопротивление и саботаж со стороны опоры режима – региональных и отраслевых элит.

Хотя построенный Исламом Каримовым режим часто называют авторитарным и даже деспотическим, это не совсем соответствует действительности. Дело в том, что в реальности узбекский президент вынужден балансировать между несколькими группировками, которые чаще именуют кланами. Наиболее известные из таких властных группировок – это так называемые "самаркандский" и "ташкентский" кланы, что, впрочем, весьма условно отражает их действительное происхождение.

Узбекские политико-финансовые группировки являются более гибкими, чем строго территориальный клан, так как помимо региональной общности, действуют и другие важные факторы: доступ к финансовым ресурсам, родственные связи, дружеские отношения и т. д. На практике в ташкентскую или самаркандскую политико-финансовые группировки могут входить представители разных регионов и национальностей, что усиливает возможности каждого клана влиять на ситуацию и отстаивать свои интересы. Из этих кланов делегируются представители на те или иные посты в правительственном аппарате, а при назначении региональных хакимов президент просто обязан учитывать мнение местных кланов.

Помимо региональных кланов собственным влиянием пользуются силовики – МВД и СНБ (Служба национальной безопасности). Зачастую их прерогативы выходят далеко за рамки непосредственных функций. Они располагают собственными финансовыми и кадровыми ресурсами на местах, пытаются влиять на принятие политических решений и активно участвуют в межклановых интригах. Кроме того, политическая и экономическая элита Узбекистана делится, как и повсюду в постсоветских странах, на западников и традиционалистов, реформаторов и консерваторов.

Вполне естественно, что верховный арбитр – И. Каримов вынужден соблюдать баланс интересов и пределов влияния всех этих группировок, чтобы сохранить стабильность среди национальной элиты и в целом в стране, но это ему удается далеко не всегда. Его курс реформ, который сопровождался значительными кадровыми перемещениями в 2003-м и начале 2004 года, вызвал неприятие и сопротивление со стороны представителей некоторых кланов, особенно на местах.

В начале этого года президент Каримов провел очередную кадровую чистку. В результате с политической сцены во второй раз был выведен лидер "самаркандцев" И. Джурабеков, а также был удален целый ряд его ставленников и произошел приход новых людей, в том числе на место премьер-министра, что спровоцировало конфликтную ситуацию. В ходе кадровой ротации произошло не только простое перераспределение должностных мест, но и прибыли, получаемой от многих видов деятельности: хлопка, торговли, таможенных сборов, продажи бензина и, как говорят, даже от организованного наркобизнеса. Затем в феврале правительство запретило деятельность международных организаций без регистрации их в министерстве юстиции, и специальным постановлением они взяты под жесткий контроль, так же как и распределение международных грантов. В результате многие влиятельные персоны оказались отрезанными от этого источника валютных поступлений.

Тучи сгущаются

Все эти противоречия вырвались наружу весной текущего года. Любопытно, что покушение на Каримова в феврале 1999-го также последовало за серьезными аппаратными перетрясками (и в тот раз был временно отстранен Джурабеков). Внимательный анализ механизма мартовских терактов 2004 года порождает массу вопросов. Во-первых, вызывает сомнение само наличие организованного исламистского подполья. В течение пяти лет узбекские власти всячески преследовали и подавляли попытки противников режима организоваться и создать хотя бы некое подобие засекреченной действующей подпольной сети. Масштабы силового аппарата в стране (по некоторым сведениям, вместе с армией – свыше 1 миллиона человек) говорят в пользу такого вывода.

Во-вторых, характер проведенных терактов, их синхронность, количество использованных взрывчатых веществ, число задействованных боевиков, все это невольно наводит на мысль об участии в подготовке терактов неких компетентных структур, располагавших такими возможностями и предоставивших террористам условия для проведения акций. При этом сами террористы вполне могли не осознавать, что ими манипулируют. Вполне вероятно, что теракты могла организовать немногочисленная группировка, пополнявшаяся из среды фанатиков или отчаявшихся людей, не располагавших технической и финансовой поддержкой. Однако на каком-то этапе эти группировки могли начать анонимно получать необходимую помощь. Источниками такой поддержки могли быть представители государственных структур (скорее всего, региональное руководство на местах), настроенные антикаримовски. Но это только гипотеза.

С другой стороны, теракты подозрительно совпадают с такими моментами, когда на Ташкент усиливается международное давление. Весенние теракты предшествовали сворачиванию финансовой помощи Узбекистану со стороны ЕБРР в апреле, о чем было известно заранее. Последние нападения, причем одно – на американское посольство, произошли сразу же после прекращения военной и экономической помощи Ташкенту со стороны США. И всякий раз Ташкент использует факт террористических атак как возможность заручиться иностранной помощью и сочувствием международного сообщества. Однако в последние месяцы критика в западных СМИ и со стороны официальных представителей в адрес Каримова и проводимой им политики, которая однозначно оценивается как репрессивная, не спадает.

Итак, тучи сгущаются над политическим горизонтом президента Узбекистана, когда-то искренне мечтавшего превратить страну под своим руководством в достойного преемника государства Тимура. Грозным предупреждением и напоминанием о совершенных ошибках и просчетах звучат взрывы на улицах его городов.