Очередной виток усиления российского присутствия в Центральной Азии ставит на повестку дня вопрос о том, следует ли Москве одновременно отгородиться от региона. Этот парадокс заключается в существующих опасениях относительно перспектив развития ситуации в мягком "подбрюшье" России и потенциальных угроз, исходящих отсюда.

Политика против географии

Стремление продолжать контролировать пространство бывшего СССР, включая Центрально-Азиатский регион, демонстрируемое Москвой, порождает довольно противоречивую картину. С одной стороны, Россия должна усиливать свое присутствие здесь, а с другой - создавать барьеры с целью ограничить и не допустить "вползания" Центральной Азии в собственное геополитическое пространство.

В отличие от США и большинства других государств, ведущих борьбу за бывшее советское наследство, Россия не в состоянии серьезно противодействовать неизбежным последствиям собственной политики на южном направлении. Именно поэтому все чаще говорят о необходимости жесткого "пограничного шлагбаума". Однако обустройство границы представляет собой серьезную финансовую и техническую проблему. Не существует на данный момент и единства мнений относительно того, что следует делать в целом для решения этого вопроса.

Тем временем пограничные конфликты в Центральной Азии вполне способны уже в ближайшее время превратиться в реальную угрозу стабильности не только в этом беспокойном регионе, но и для самой России.

Как отмечал российский политолог Эмиль Паин, "в российской политической и академической элитах существуют три основные версии российской стратегии в отношении локальных этнических конфликтов". Первая из них - проведение политики "изоляционизма" и фокусирование внимания на собственных экономических, политических и военных проблемах. Вторая точка зрения заключается в создании исключительной сферы российского влияния. Наконец, последняя имеет в виду проведение политики сотрудничества и направлена на "создание системы институтов, которые будут предпринимать совместные действия на международной арене с целью мирного разрешения конфликтов и устранения противоречий, как внутреннего, так и международного порядка".

Среди подобных конфликтов вопросы окончательного проведения государственных границ между странами региона занимают не последнее место. Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев отмечал в этой связи, что "Центральная Азия - один из потенциально конфликтогенных регионов. Конфликты в перспективе могут проявиться и внутри региона, и вокруг него, в том числе из-за территорий, водных и богатейших природных ресурсов". Последние события вокруг делимитации казахско-узбекской границы являются наглядным тому подтверждением. Характер взаимоотношений между Астаной и Ташкентом на данный момент представляет серьезный дестабилизирующий фактор в регионе.

Есен Смагулов в газете "Навигатор II" отмечал: "Ташкент стремится к региональному лидерству как наиболее густонаселенная страна в Центральной Азии. Астана сумела установить более близкие отношения с Россией и в значительной степени благодаря нефти обеспечила рост экономики. Большой интерес к региону, по крайней мере, после событий 11 сентября, проявляет Запад, особенно Соединенные Штаты".

Не менее драматично обстоит дело и с узбекско-таджикскими межгосударственными взаимоотношениями, частью которых являются этнотерриториальные вопросы. Сам факт усиления конфликтного потенциала пограничной проблемы признается и с российской стороны. Генерал-майор А.И. Гушер, руководитель Центра стратегического развития, и эксперт того же Центра М.Ф. Грунин в одном из аналитических материалов заявили: "Специалисты считают, что клубок взаимных территориальных претензий настолько велик, запутан и опасен, что достаточно дать небольшой толчок, и он превратит весь регион и прилегающие к нему районы в незатухающий костер межнациональных войн, в том числе с участием многонациональной России, выдавит на ее территорию миллионы русских и русскоязычных или сделает их своими заложниками". Не исключено, что именно это обстоятельство бралось в расчет министром обороны России Сергеем Ивановым, когда год тому назад 2 октября 2003 года на расширенном совещании военного руководства он заявил, что в список угроз России включены вопросы "дискриминации, подавления прав, свобод и законных интересов российских граждан в зарубежных государствах. В случае возникновения в странах СНГ внутренней нестабильности как межэтнического, так и политического характера, а также в случае действия того или иного политического режима по свертыванию демократических преобразований может возникнуть потребность в коррекции Россией принципов военного планирования".

Огромное значение для территориального размежевания в Центральной Азии и установления полноценных государственных границ имеет связь этого региона с другим, не входящим в пространство СНГ. Как отмечал один из зарубежных экспертов, "географическая сопряженность, национальная и религиозная близость и существующая на протяжении долгого времени приграничная торговля обеспечили серьезную основу для трансграничного содружества народов Центральной Азии и соседнего Афганистана, особенно его северной части, известной как афганский Туркестан". Российская журналистка Светлана Бабаева отмечала в этой связи: "Евросоюз не будет разговаривать с Россией о безвизовых обменах до тех пор, пока она не закроет свои границы, прежде всего южные, - так говорят в Брюсселе, - даже если будет заключен договор о реадмиссии, этого недостаточно".

Ограничить или увеличить

Одним из значимых для России аспектов проблемы границы на южном направлении продолжает оставаться миграция. По мнению отечественных специалистов, ситуация, складывающаяся на протяжении последнего десятилетия "без СССР", также отличается крайней противоречивостью. Российский эксперт Владимир Мукомель отмечал, что "центростремительный приток иммигрантов из стран СНГ и Балтии, достигший апогея в середине 1990-х годов, существенно сократился: в 2000 году в Россию прибыло 350 000 человек - в 3,3 раза меньше, чем в пиковом 1994 году".

Для России, в которой смертность превышает рождаемость, а дефицит трудовых резервов в ряде областей хозяйства носит катастрофический характер, миграционная политика представляет собой проблему национальной безопасности и устойчивого социально-экономического развития. На данную проблему, однако, существуют два взгляда. Часть наблюдателей и экспертов полагают, что ничего серьезного и опасного для России не происходит. Но существует и противоположное мнение. Так, в частности, Н.Н. Харланова из Центра демографии Института социально-политических исследований РАН полагает: "Миграция позволяет частично компенсировать убыль населения России: в 1990 - 2000 годах за счет миграции со странами СНГ оно увеличилось на 4,4 млн. человек, из них на долю Казахстана приходится почти 1,5 млн., то есть 1/3. Прибывающие мигранты обладают высоким демографическим, образовательным и трудовым потенциалом. Все это - факторы положительные. Но за счет мигрантов в приграничных с Казахстаном районах РФ (Волгоградская, Оренбургская области) растет и численность казахов (и других выходцев из Центральной Азии - таджиков, туркменов, афганцев и др.). В ряде районов некоренное население уже составляет большинство жителей. Казахи образуют в приграничных областях компактные массы, этнически однородные с "титульной" нацией сопредельного государства, активно стремятся к установлению контроля над местной экономикой и местными органами власти, создают новые национально-культурные автономии местного и регионального уровней. Районы расселения казахов от России обособляются (автономным статусом), а их граница с Казахстаном "размывается". Это создает новую проблему для национальной безопасности России".

Центральноазиатский вектор во внешней политике России прямо или косвенно затрагивает вопрос о возможных источниках рабочей силы из этого региона. Специалист по миграционным процессам Николай Митрохин отмечал в этой связи: "Еще одним (помимо уже истощившегося кавказского - Д.О.) и, вероятно, последним крупным резервуаром рабочей силы на постсоветском пространстве стала для России Центральная Азия - Казахстан, Киргизия, Туркменистан, Таджикистан и Узбекистан. Все это страны с высокой рождаемостью, чудовищной безработицей и крайне низким уровнем жизни. Однако их миграционный потенциал различен. Единственным серьезным поставщиком рабочей силы из Центральной Азии в ближайшей перспективе следует признать Узбекистан".

В российском общественном дискурсе уже ставится на повестку дня вопрос о выработке вполне определенной формы реагирования на происходящее: либо приветствовать миграционные потоки, исходящие из этого региона в российском направлении, либо ограничивать их. Ж.А. Зайончковская, заведующая лабораторией миграции Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, определяла в данном контексте существующие вероятные риски: возможность усиления конфликтогенной обстановки на Северном Кавказе в связи с "эхом" чеченской войны, этническим размежеванием кавказских народов, выездом русских, с одной стороны, и миграцией кавказских народов в Ставропольский и Краснодарский края - с другой, усиление мигрантофобии в обществе, особенно по отношению к кавказцам, как следствие военных действий в Чечне.

Это чревато повышением социальной напряженности в обществе и опасностью его дезинтеграции. К тому же налицо резкое снижение образовательного и культурного уровня населения Казахстана и особенно Средней Азии из-за отказа от изучения русского языка в системе общего образования. Это уже резко ограничивает доступ молодежи этих стран в высшие и профессиональные учебные заведения в России, а в будущем станет серьезным препятствием выходу избыточной рабочей силы из этого района на рынок труда России и осложнит взаимодействие России с этими странами. Настораживает рост преступности, связанной с незаконной миграцией, особенно распространением наркотиков.

Таким образом, южное направление российской внешней политики, нередко диктуемое геополитическими амбициями, имеет другое, весьма конкретное влияние на ситуацию в самой России. От оценки всех факторов и зависит решение относительно характера границы: будет ли она прозрачная или "железобетонная".

[Версия для печати]