Центральная Азия выбирает
18.12.2004. Новая
политика
Дина Малышева
Можно ли
демократическими методами удержать ситуацию в одном из самых конфликтогенных
мест планеты – в Центральной Азии?
Выборы, согласно западным представлениям о демократии,
являются важнейшим индикатором демократического развития. Но в европейской части
СНГ данная демократическая процедура, усугубленная активным внешним
вмешательством, все чаще становится детонатором острейших политических
потрясений, подводящих общества, испытываемые на прочность выборами, к опасному
балансированию на грани гражданской войны.
Иная картина – в постсоветской Азии: здесь царило
относительное спокойствие на недавних парламентских выборах в Казахстане и
местных – в Киргизии, несмотря даже на то, что в этих, самых демократичных в
регионе по западным меркам, республиках был, по мнению иностранных наблюдателей
и местных оппозиционеров, во всю мощь задействован пресловутый административный
ресурс.
Тем не менее, у центрально-азиатских правителей, как
заметил американский конгрессмен и председатель Хельсинкской комиссии США
Кристофер Смит, от одного только примера Грузии "поползли по спине мурашки".
Достаточно серьезно воспринимают они и угрозу "оранжевой чумы" – так окрестил
украинские события белорусский президент Александр Лукашенко, имеющий в
политическом плане много общего с отдельными центрально-азиатскими
руководителями. Помешать трансформировать рутинные выборы в "революцию арбузов"
– по аналогии с уже состоявшимися в СНГ "революциями" роз, померанцев,
мандаринов и т.п. – задача, особо актуальная сегодня для Туркменистана и
Узбекистана, где 19 и 24 декабря соответственно пройдут выборы в местные
парламенты, а также и для Киргизии, где парламентские выборы состоятся в конце
февраля, а президентские – в октябре будущего года.
Президенты всех трех республик успели уже обозначить
свое отношение к украинским событиям, причем, каждый по-своему. Ислам Каримов,
сначала опрометчиво поздравивший вслед за Россией Виктора Януковича с победой на
президентских выборах, быстро исправился и единственным из лидеров СНГ позволил
себе критику в адрес России. "Российская чрезмерная демонстрация своего желания
увидеть определенные результаты голосования [на Украине] наносят больше вреда,
чем пользы", – заявил Каримов 2 декабря. Чем вызвана такая быстрая перемена в
настроениях узбекского президента, нетрудно догадаться: официальный Ташкент, и
ранее бывший весьма ненадежным партнером России, в очередной раз качнулся от нее
в сторону Запада, надеясь тем самым сгладить негативное впечатление от
предстоящих выборов в Узбекистане, уже сегодня прогнозируемых в Европе и США как
несвободные и недемократичные.
Президент Туркменистана также постарался извлечь выгоду
и из выглядящего как фиаско российского участия в украинских событиях, и из
ослабления самой Украины вследствие недавнего революционного противостояния:
Сапармурат Ниязов объявил о намерении повысить с будущего года цену продаваемого
России и Украине туркменского газа – с 44 до 60 долларов. Этот газовый шантаж
призван также сыграть роль дымовой завесы над приближающимися парламентскими
выборами, которые в реалиях современного Туркменистана не могут стать ни чем
иным, кроме как имитацией этой демократической процедуры.
Коллега Ниязова и Каримова – президент Киргизии Аскар
Акаев вообще воспринял украинские события как руководство к действию – в плане
нападок на собственную оппозицию. Выступая 11 декабря на проходившей в Бишкеке
конференции "Демократия в меняющемся мире", Акаев подчеркнул, что киргизская
оппозиция "финансируется иностранным капиталом, пользуется приемами грязных
политических технологий" и стремится захватить власть в республике любой ценой,
пытаясь "насадить демократию извне". "Подобная практика губительна, она не
отвечает нашим национальным интересам и может привести к непредсказуемым
последствиям", – отметил Акаев.
Находящийся у власти уже без малого 15 лет киргизский
президент и возглавляемая им правящая элита всерьез рассматривают возможность
того, что США – в целях расширения зоны своего влияния в регионе – могут
попытаться использовать парламентские выборы для насильственной смены власти.
Эта угроза побуждает Акаева перестраховываться и делать заявления о том, что он
как гарант Конституции проследит за тем, чтобы выборы в Киргизии прошли
"предельно открыто, демократично и честно". Предпринимаются в республике и
определенные практические шаги, призванные предотвратить развитие событий по
грузинской и украинской модели. В частности, созданы ограничения для
полноценного участия оппозиционных организаций Киргизии в парламентских и
президентских выборах.
В Туркменистане власть тоже старается представить выборы
в Меджлис (парламент) как очередной этап на пути демократизации общества. Однако
известно, что в республике попросту отсутствуют демократические институты. Роль
парламента давно сведена на нет, так как над ним поставлен "Народный совет",
главой которого является сам Ниязов. Избираемые в будущий парламент на 5 лет 50
депутатов будут представлять единственную разрешенную в стране Демократическую
партию Туркменистана (бывшая республиканская Коммунистическая партия), которую
тоже возглавляет президент. Оппозиционная Республиканская партия Туркменистана
из-за преследований со стороны властей функционирует в изгнании.
Учитывая, какими жесткими методами управляется
Туркменистан, совсем не сложно предугадать, чем здесь эти выборы закончатся, тем
более что власти постарались обезопасить себя от любых неожиданностей. Наблюдать
за выборами в республике будут только представители Туркменского национального
института демократии и прав человека при президенте Туркмении. Об этом было
официально объявлено 10 декабря после заседания Центральной избирательной
комиссии по выборам и проведению референдумов. Благодаря такому решению, удастся
"сделать выборы более демократичными, придать им большую прозрачность", считают
в ЦИК. Иностранных наблюдателей на выборах не будет.
В Узбекистане еще в начале декабря председатель местного
Центризбиркома Б. Мустафаев отрапортовал, что подведомственный ему орган сделает
все возможное, чтобы избирательный процесс прошел гладко и без проблем. Это
обещание, скорее всего, будет исполнено, хотя бы потому, что к предстоящим
выборам допущены лишь партии, лояльные власти. Из опубликованного ЦИК списка 517
кандидатов в депутаты от пяти официально зарегистрированных политических партий
118 принадлежат Народно-демократической партии Узбекистана (НДПУ),
преобразовавшейся в свое время из республиканской Коммунистической партии и
имевшей большинство в прежнем однопалатном парламенте второго созыва. 119
кандидатов представляют новую, учрежденную в ноябре 2003 года,
Либерально-демократическую партию Узбекистана (ЛДУ), политсовет которой целиком
состоит из банкиров и руководителей предприятий. НДПУ власти отводят роль чуть
ли ни левой оппозиции, защищающей интересы широких слоев малоимущего населения
25-миллионной страны, ЛДУ – правой силы, ратующей за рыночные реформы и интересы
частного сектора. По предварительным прогнозам местных и зарубежных экспертов,
остальным кандидатам уготованы на грядущих выборах эпизодические роли.
Широко разрекламированная властями новинка – создание
взамен однопалатного – двухпалатного Олий Мажлиса (парламента) – не может
рассматриваться как ступень к построению "плюралистического общества".
Фактически обе палаты – и Сенат, и Законодательная палата – станут еще одной
демократической декорацией установившемуся в Узбекистане режиму управляемой
демократии. К тому же к выборам 26 декабря не будет допущена ни одна реальная
оппозиционная партия. Несмотря на давление Запада, Ташкент и в этом году
отказался зарегистрировать такие крупные оппозиционные объединения, как "Бирлик"
(Единство) и "Эрк" (Свобода), в результате чего они в выборах не участвуют.
Более того, узбекские власти смогли воспрепятствовать регистрации оппозиционных
кандидатов и в одномандатных гонках, хотя официальные лица, представлявшие
Узбекистан на встрече ОБСЕ в Варшаве в октябре 2004 г., заверили собравшихся,
что оппозиционные кандидаты смогут принять участие в выборах. Все эти
манипуляции побудили лидеров "Эрк" объявить в ноябре о бойкоте выборов и
призвать мировое сообщество игнорировать их. Но, по всей видимости, этот призыв
не был услышан, и в Узбекистан прибыли делегации наблюдателей и от ОБСЕ и от
СНГ.
Правящий класс республики также постарался загодя
обезопасить себя от угрозы "цветочных" революций путем ограничения деятельности
иностранных организаций на территории страны и ужесточения контроля над их
контактами с местной оппозицией. Так, в апреле официально было отказано в
регистрации местному отделению Фонда Сороса. Позднее Центробанком были
заморожены счета большинства неправительственных организаций, чьи проекты
финансировались из-за рубежа (предвыборные кампании всех пяти зарегистрированных
Министерством юстиции Узбекистана политических партий получают финансирование в
основном из госбюджета). В мае Министерство юстиции Узбекистана "поставило на
вид" Национальному демократическому институту международных отношений США и
Международному республиканскому институту США за их связи с
"незарегистрированными политическими структурами" – "Бирлик" и "Эрк".
Деятельность последних, по словам министра юстиции Узбекистана, носит
антиконституционный характер и противоречит законодательству государства. Так
что в Узбекистане созданы все условия для проведения выборов по правилам,
устанавливаемым властями. Но в то же время они вынуждены идти на определенные
шаги по ослаблению установленного жесткого режима, делая это не в последнюю
очередь под нажимом Запада.
Президенту Узбекистана Исламу Каримову дают понять, что
он сможет рассчитывать на поддержку серьезных представителей мирового сообщества
только в том случае, если будет двигать свою страну по пути реформ. Если это
направление во внутренней политике будет продолжено, то, несмотря на многие
местные "особенности", у Ташкента появится шанс улучшить взаимоотношения с
Западом, а, возможно – и ситуацию в стране в целом. Тем более что в рядах
узбекской оппозиции – как, пожалуй, повсюду в странах СНГ – нет единства. А
потому нет оснований прогнозировать в республике всплеска оппозиционных
выступлений – по варианту событий в Украине – ни в дни парламентских выборов ни
по оглашению их результатов.
Итак, можно не сомневаться, что не только в Узбекистане,
но и в других центрально-азиатских республиках народ сделает правильный, то есть
подсказанный властями, выбор. Результатом его станет образование
проправительственных, "карманных" парламентов, не выражающих иных мнений, кроме
президентских, и не осуществляющих своей главной функции – надзора за
исполнительной ветвью власти.
Россия, исходя из своих прагматичных соображений и из
лучшего понимания специфики политических систем, сложившихся в постсоветский
период в Центральной Азии, полагает, что внутренняя политика государств региона
– дело их президентов и правящих господствующих групп.
Что касается США и Евросоюза, то их-то вроде бы не
должна удовлетворять модель управляемой демократии, утвердившаяся ныне во всех
без исключения республиках Центральной Азии. Исходя из логики действий Запада в
Грузии и Украине – государствах, где, в отличие от Центральной Азии, есть
относительно развитые демократические институты, гражданское общество и
свободные средств массовой информации – можно предположить, что Западу было бы
предпочтительнее сотрудничать с более демократическим руководством, нежели тем,
что имеется в центрально-азиатских государствах. В странах с развитыми
демократическими институтами и сильной оппозицией производить смену неугодных
политиков с помощью ненасильственных манифестаций намного легче, нежели в
государствах, где власть тотально контролирует всю политическую систему.
Но пока, по всей видимости, Запад смирился с
недемократичностью выбора Узбекистана и других центрально-азиатских
государствах: будучи озабоченными ситуацией в Афганистане и Ираке, США и Европа
заинтересованы в государствах региона, прежде всего, как в энергетических
партнерах и союзниках по антитеррористической коалиции. Европейское сообщество,
например, хотя и позиционирует себя более последовательным поборником демократии
и прав человека, нежели США, для которых выгода часто важнее абстрактного
гуманизма, проблему прав человека в Центральной Азии увязывает, как правило, с
экономическими и политическими интересами государств Европейского Союза.
Вашингтон вынужден как-то реагировать на критику по
поводу своего сотрудничества с режимами, повинными в "злостном нарушении прав
человека". Так, Государственный департамент США отказал Узбекистану в этом году
в финансовой поддержке из-за, как было сказано, "провала демократических и
экономических реформ в республике". Тогда-то и произошел очередной разворот
Узбекистана в сторону Москвы. Хотя, возможно, в этой временной переориентации
Ташкента сыграли роль другой фактор: различное восприятие в России и на Западе
террористических атак с использованием смертников, которым подверглись в марте и
июле этого года Ташкент и Бухара. В отличие от России, поддержавшей президента
Каримова и не осудившей его за то, что он по-восточному жестко отреагировал на
эти бесчеловечные акции, исполнителями которых были названы исламисты, из
западных столиц и со стороны международного правозащитного движения прозвучала
резкая критика в адрес узбекских властей.
Сами по себе вполне разумные призывы решать проблемы
терроризма путем прекращения преследования "мирных исламистов" (некоторые
западные правозащитники усматривали даже в них "строителей гражданского
общества"), начать политический диалог с теми, кто использует ненасильственные
средства для установления исламских порядков, исходили все же от людей, которые
либо не могут либо на хотят понять восточную ментальность. Ведь в отличие от
западного мира, где в основе политической культуры лежит идея консенсуса внутри
гражданского общества, на Востоке уступки воспринимаются как слабость, требующая
немедленного усиления давления. Есть и другая серьезная опасность: в случае
отступления от борьбы с исламистами альтернативой нынешним светским режимам
Центральной Азии реально может стать исламистская диктатура.
Возникает и другой вопрос: можно ли демократическими
методами удержать ситуацию в одном из самых конфликтогенных мест планеты – в
Центральной Азии? Ведь ведущаяся в ее государствах борьба между властью и
оппозицией — это лишь видимый постороннему глазу процесс. В действительности же
в Центральной Азии, в отличие от привычного западной цивилизации
партийно-политического фактора, намного сильнее воздействуют на внутреннюю
политику региональные, клановые, земляческие, родовые объединения, существующие
неформально в отличие от партийно-политических. К тому же социальная специфика,
политическая культура, да и история народов региона, заранее обрекают любую
"бархатную" (то есть ненасильственную) революцию на перерастание в кровавую
междоусобицу. Вот ведь и межтаджикский конфликт начинался с мирного
противостояние двух площадей, на которых собирались политические соперники, а
закончилось это все большой кровью. Воспоминание о той трагедии, возможно, и
побуждает центрально-азиатских правителей к большей осмотрительности и
осторожности, ибо любое резкое движение способно привести в Центральной Азии к
дестабилизации, к непоправимым последствиям. А потому на пороге своих выборов
центрально-азиатские государства как бы во всеуслышание объявляют "городу и
миру": "Мы пойдем другим путем!" – не революционным, а эволюционным.
|