Русский мир и «украинский» миф

23.01.2006. Правая. Ру

Михаил Смолин

Сегодняшнее химерическое образование «Украйна» самоутверждается именно как анти-Россия. Мы должны жестко встать на позицию, что южнорусские, малороссийские земли — неотъемлемая часть Русского государства, что нет ни «украинского» народа, ни «украинского» языка, что все это идеологические фантомы

Усилиями «друзей демократии» и всевозможных других «благожелателей» на постсоветском пространстве сегодня активно выстраивается цивилизационная альтернатива России. В отношении российской государственности применяется политика последовательного «отбрасывания», то есть оттеснения территориальных и культурных границ России далеко на север, лишения ее важнейших геополитических окраин. Особенно чувствительной потерей России являются цивилизационно и культурно принадлежащие ей территории и население Юго-Западной Руси (Малороссии и Новороссии).

Проект «Украйна» всеми силами хотят через включение в НАТО (событие, означающее военно-геополитическое покровительство) ввести непосредственно в сферу интересов Запада и его лидера США.

Успешное продавливание США своего ставленника на Украйне на последних выборах указывает на агрессивно-наступательные настроения американской политической и экономической элиты в отношении России. Современная позиция России вновь обозначена как опасная. Идет попытка закрепить успех в «холодной войне» либо добившись посредством политического давления от президента В.В. Путина полного контроля над российским ядерным оружием, либо, если это не получится, путем свержения современного российского режима. США стремятся нанести удар по нашей государственности такой силы, чтобы не осталось и гипотетического шанса на ее возрождение. Последствием достижения этой американских целей в России является полный контроль над нашими энергетическими и сырьевыми ресурсами.

Вопрос сегодняшнего дня вновь поставлен очень жестко: быть России самостоятельной страной или покоренным владением Запада?

 «Украйна» играет в этом широкомасштабном противостоянии важнейшую роль. С нами не хотят воевать обычными способами войны (армии, полевая техника и т.д.) и уж тем более ядерным и ему подобным оружием. Это психологически не по силам Западу, не готовому к пролитию своей крови в сколько-нибудь больших размерах. Поэтому противостояние пройдет по линиям цивилизационно-культурным. Нас будут ломать прежде всего как цивилизационный феномен под названием «Православная Россия, наследница и лидер Православной цивилизации», не вписывающийся в проект западной глобализации.

Русская нация, пережив коммунистическую интернациональную эпидемию, столкнулась с вызовом региональных сепаратизмов. Единство Русской Православной Церкви, Русского государства, русской культуры и русской нации сегодня поставлено под сомнение. Вирус самовлюбленного регионализма жестоко поразил постсоветскую элиту южнорусского населения. Национальные отщепенцы решили разорвать тысячелетнее национальное общерусское единство, столь дорогой ценою завоеванное нашими предками, столетиями собиравшими Русскую землю в мощную Православную Империю. Великая идея Большого Русского мира вновь испытывается на жизнеспособность. И мы снова видим, что самым слабым местом в нашем проекте является внутренняя сознательность его участников.

В ситуации XX столетия, когда русская цивилизация переживала сложные внутренние нестроения, под сомнение был поставлен смысл участия южнорусского населения в строительстве общерусского мира. «Украинство» проявило себя как своеобразное южнорусское западничество, черпавшее свои идейные предпочтения из польско-католического мировоззрения.

 «Украинство» — это провинциальное западничество, для которого Запад олицетворяется прежде всего в польской культуре, католической церкви и немецкой государственности.

Опасность «украинства» в русском мире была осознана давно. Еще на заре его появления, сто лет назад, галицко-русский публицист О.А. Мончаловский (1858–1906) писал, что «украинствовать значит: отказываться от своего прошлого, стыдиться принадлежности к русскому народу, даже названий “Русь”, “русский”, отказываться от преданий истории, тщательно стирать с себя все общерусские своеобразные черты и стараться подделаться под областную “украинскую” самобытность. Украинство — это отступление от вековых, всеми ветвями русского народа и народным гением выработанных языка и культуры, самопревращение в междуплеменной обносок, в обтирку то польских, то немецких сапогов… идолопоклонство пред областностью, угодничество пред польско-жидовско-немецкими социалистами, отречение от исконных начал своего народа, от исторического самосознания, отступление от церковно-общественных традиций. Украинство — это недуг, который способен подточить даже самый сильный национальный организм, и нет осуждения, которое достаточно было бы для этого добровольного саморазрушения!» [i]

Все девяностые годы XX столетия русское сознание находилось под впечатлением развала страны, будучи как бы загипнотизировано и обезволено случившимся. Россия не была способна обращать внимание на такие проблемы, как «украинство», что создало тепличные условия для его развития на юго-западных русских землях. Вступив в новое тысячелетие, Россия потихоньку оправляется от этого политического стресса и начинает понимать, что находится в состоянии территориальной и национальной разделенности.

Осознавая свое современное тягостное положение, Россия начинает определяться по отношению к региональным вызовам. До внешнеполитической активности еще весьма далеко, но Россия уже начинает выходить из национального «анабиоза» 90-х, что настоятельно требует сознательного отношения к тому геополитическому и внутриполитическому состоянию Православной цивилизации, лидером которой, кроме России, быть никто не сможет.

В связи с этим проблема «украинства» должна стать понятна и для российского общества, и для общества южнорусского, находящегося на территории государства «Украйна». Эти разделенные части русской нации должны осознанно преодолеть свою этническую разобщенность, а потому важность для этого процесса интеллектуального развенчания мифов «украинства» трудно переоценить…

«Украинский» проект как апология провинцианализма и путь к предательству Православного мира

Многомиллионное южнорусское население в результате реализации «украинского» проекта в радикальном его варианте попало в глубокое «болото» самодовольного провинциализма [ii]. Это «болото» исторгает зловонные русофобские миазмы и одновременно предлагает лучшим способом навязать свою волю южнорусской массе: «сеять ненависть к своим. Ширить раскол и взаимное недоверие. В свою хату вносить раздор… Прежде всего, установить ряд догм, ряд правил, ряд аксиом во всех формах общественной жизни, резко очерченных, ясно противопоставленных всем другим, бескомпромиссных, утвердить свою правду, единственную и непогрешимую… Вбивать эту веру и эту правду во взбаламученные неустойчивой действительностью и чуждыми влияниями мозги массы, без жалости преследуя сомневающихся… В роли магнита выступит меньшинство, группа. Она, организованная не в партию, не в “объединение”, а в Орден — ведет массу» [iii].

В такой обстановке, похожей больше на атмосферу психологической «газовой камеры», где вытравливанию подлежит не только «русскость», но и обыденная человечность, южнорусское население ожидает лишь культурное одичание да бесперспективность окраинного существования.

Мир южноруса, которому всецело была доступна большая Россия, стараниями «украинства» сужен до случайно отторгнутых областей русского юга. Почему южнорусы должны по чьей-то прихоти мириться с этим ограничением своего существования?

Культурное одичание в данном случае совершенно неизбежно, так как именно в вопросах языка, исторического прошлого, искусства, литературы и тому подобных вещах «украинство» особенно фанатично и не допускает никакой альтернативы своему убогому партийному культуртрегерству. Только проверенное и определенное партийными функционерами как «кашерно-украинское» может потребляться в качестве «культуры» южнорусским населением.

А что такое «украинская культура»? Лишь первобытная кустарная деятельность, попытка на третьесортном провинциальном материале создать высококлассную мировую культуру, попытка с совершенно недостаточными средствами. А между тем южнорусы участвовали, и очень активно, в появлении на свет действительно великой и мировой культуры — общерусской. Профессиональные «украинцы», по словам известного историка и профессора И.А. Линниченко (1857–1926), «проглядели все культурно ценное, что создано малороссами, и проглядели потому, что на нем нет этикетки. Это ценное — русская культура, русское искусство, русская наука, русская музыка, созданные совместным трудом главным образом двух ветвей русского народа — великорусской и малорусской (при участии, конечно, и других живущих в России национальностей, усвоивших русский язык и нашу культуру)» [iv].

По сути, это есть отрицание своих корней, отказ от самого себя и своего прошлого. А как гласит афоризм Хаустона Стюарта Чемберлена (1855–1927), «Кто ниоткуда, тот никуда» [v].

 «Украинство» — это агрессивное «ничто», ниоткуда и никуда не движущееся, застывшее в своем горделивом ничтожестве и корежащее с оголтелым фанатизмом православную душу южнорусского населения. Та апология цивилизационного провинционализма, которая свойственна «украинству», не только не хочет прикладывать своих усилий в борьбе за самобытность Православной цивилизации, но со временем вообще перестает жить общими для всех цивилизационными ценностями, что неизбежно приводит «украинство» к предательству Православия.

 «Украинство» становится униональным этническим проектом экспансии европейского католического мира в мир славянский, так же как униатская церковь есть униональный церковный проект католического папизма для проникновения в мир Православия. Таким образом, «Украйна» может стать мягким местом, через которое будут наносить самые чувствительные удары по России, или этакой своеобразной этнической «черной дырой», через которую будут «всасывать» в евро-католическое цивилизационное поле русский мир.

В этом смысле глубоко прав галицко-русский деятель доктор Д.А. Марков [vi], определявший русских Галиции как «пограничную стражу славянорусского востока» [vii].

Сегодня, когда русская Галиция находится под гнетом «украинства», этническая граница Русского мира с Западом остается открыта всем идеологическим и военным экспансиям, начиная с римских папистов и кончая войсками НАТО.

А поскольку в Галиции одновременно проходит и западная граница Православной цивилизации, то проблема «украинства» становится проблемой для всего Православного мира.

 «Украинство» было до поры до времени не замечаемой нами болезнью русской нации, скрытой от глаз бациллой распада, таким своеобразным этническим иммунодефицитом, расслабляющим национальные ткани единого организма нации. «Украинство» как цивилизационная болезнь распространяется не только в русском теле, оно своеобразное эпидемическое заболевание для всего Православного мира, поскольку хорваты (сербы-католики) и косовары (сербы-мусульмане) [viii] также есть продукт «украинства», только не русского, а уже сербского.

Один русский мыслитель начала XX столетия очень лаконично сформулировал: «народ — есть ряд поколений людей, связанных сознанием своего единства и своей особенности» [ix].

При этом перед внешним миром нацией культивируются особенность, обособление по отношению к другим народам, и, напротив, внутри нации единство, отождествление, определенная даже унификация всячески поощряются. С «украинством», несмотря на то, что оно говорит именно о своем последовательном национализме, дело обстоит совсем наоборот. Вовне, в отношении Европы, католичества, польской культуры видно стремление «украинства» к единению и самоотождествлению себя с этими политическими, религиозными и культурными сущностями, внутри же Православия, русского народа и русской культуры «украинство» стремится ко всевозможному обособлению и искусственному культивированию провинциальных особенностей.

Можно ли говорить в этом случае о процессе нового этногенеза, формирования «украинской нации»? [x]

Наиболее вероятным ответом будет отрицательный. Этнографические, культурные или языковые особенности не способны сформировать столь определенную и окончательную «отдельность» для «украинства», которая только и способна пробудить процесс этногенеза. То есть процесса резкого самоопределения себя как самостоятельного действующего лица мировой истории, заряженного на экспансию вовне и культивированию внутри своих идеалов с полной унификацией идейного состава и признания всеми населяющими данное государство этих новых ценностей.

Несмотря на жесточайшую «украинизацию» населения государства «Украйна», несмотря на всестороннюю помощь и «украинской» эмиграции, и заинтересованных стран Запада, отводящих «украинскому» проекту особую роль в давлении на Россию, процесс не дает серьезных успехов. Ни Православию не было нанесено смертельного удара (по всей вероятности, это невозможно метафизически), ни русский язык не был вытеснен «украинской» мовой, ни разные территории государства «Украйна» не стали в одинаковой степени глубоко «украинскими».

Государство «Украйна» и сегодня состоит из нескольких совершенно разных, по настроению населения, территорий. Новороссия (степная территория Северного Причерноморья в составе Крымской области, Херсонщины, Запорожья, Днепропетровской области, Николаевской и Одесской областей) практически не восприняла «украинизацию»; Слободская окраина (Харьковщина, Сумщина, Донбасс и Ворошиловградская область) находится примерно в таком же положении; Левобережная и Правобережная Малороссия вполне индифферентны в этом отношении. Сложно говорить об «украинизации» и православной Буковины, где термин «украинец», «украинский» встречает весьма стойкое неприятие или, по меньшей мере, подозрительность. Выделяется своим «украинством» только Галичина, да и то только потому, что католицизм здесь делает неимоверные усилия, чтобы малороссы своею душою соединились с Западом.

Будучи само по своей сути раскольническим движением, «украинство» не может ничего и соединить под своей эгидой в государстве «Украйна». Отсюда и расколотость общества «Украйны» на большинство, относящееся индифферентно к мифам «украинства», и на фанатичное меньшинство, готовое уничтожить или подчинить себе полмира для торжества «украинского порядка» [xi].

Мы можем констатировать, что в государстве «Украйна» «малый народ» — «украинцы» — навязывают свою идеологию «большому народу» — южнорусскому населению.

Но и при самой благоприятной обстановке, когда Россия переживала сильнейший анархический цивилизационный срыв в 90-е годы, не имея возможности влиять на происходящее рядом, этому «украин­скому» меньшинству не удалось переломить в свою сторону ситуацию на русском юге. Именно поэтому все помыслы и надежды «профессиональных украинцев» возлагаются на слабость или, что еще желательнее для них, на территориальную раздробленность России.

«Украйна» как анти-Россия, «украинство» как антирусизм

Сегодняшнее химерическое образование «Украйна» самоутверждается именно как анти-Россия. Ее экс-президент Леонид Кучма публикует книгу с характерным названием «Украина — не Россия». Причем печатается она в России, на русском языке, что можно расценить только как экспансионистский жест и идеологический выпад с расчетом повлиять на умонастроения русских граждан, в том числе и малорусского происхождения. Эта идеологическая интервенция, да еще не кого-нибудь, а президента соседнего государственного образования в отношении России имеет большой смысл, так как украинский миф может закрепиться в исторической действительности, только агрессивно противопоставляя себя всему общерусскому, всячески претендуя на замещение России в мировой истории своим «украинством». В книге Л.Кучмы сквозит дух экстренности, опасения не успеть переломить формирующееся в России отношение к «Украйне» в свою пользу.

Нам же нужен ответный культурный империализм, воздействующий на идеологические мифы «украинской» стороны. «Украинские» идеологи чувствуют себя вольготно на территории государственного образования под названием «Украйна» только потому, что работают в атмосфере постсоветского идейного вакуума, который они насыщают своими фантомами.

Россия находилась после развала СССР в таком удручающем состоянии, что не могла задумываться ни над одной из стоящих перед ней проблем в новой исторической реальности. Сейчас мы начинаем возвращать утраченные позиции и стремимся занять естественное господствующее геополитическое положение на севере Евразии. И если в ближайшие годы ситуация не будет переломлена, не только на «Украйне», но и в России, в которой эта проблема почти не осознана как крайне серьезная, мы можем столкнуться с дополнительным препятствием для восстановления своих естественных геополитических границ.

Уже сегодня мы должны жестко встать на позицию, что южнорусские, малороссийские земли — неотъемлемая часть Русского государства, что нет ни «украинского» народа, ни «украинского» языка, что все это идеологические фантомы. Таких образований, как «Украйна», современная история знала несколько. Пожалуй, самым ярким примером может служить ГДР — этот искусственный проект советского немецкого народа и советской немецкой культуры. После своего поражения во Второй мировой войне единая Германия была разделена и на разных ее территориях начали реализовываться различные идеологические проекты. Но немцы нашли в себе духовные силы долгие годы идти к объединению не признавая ни ГДР, ни советского немецкого проекта.

СССР, потерпев поражение в «холодной войне», попал в примерно такое же положение. Большая Россия была разделена (не без подсказок и посредничества Запада) на различные искусственные государственные образования, в большинстве из которых сепаратисты повели жесточайшую травлю русской нации.

 «Украйна» вполне подходит под государственный статус ГДР — та же номинальная самостоятельность, те же попытки оградить своих южнорусов от влияния основной части русской нации, пребывающей в границах Российской Федерации. Та же агрессивность меньшинства по отношению к спокойному большинству, как это было в ГДР по отношению к ФРГ, и т.д. То же выстраивание «Берлинских стен» между одним и тем же народом, разделенным волею победивших его врагов.

Но наряду со схожими чертами для таких искусственных образований, как ГДР и «Украйна», будет и громадная разница в их геополитическом и статусном положении. Если положение ГДР в советском блоке было выгодным для ее экономики и политического статуса второй по силе в Варшавском блоке, то место «Украйны» в блоке НАТО (куда так стремятся «профессиональные украинцы») будет весьма разительно отличаться от советско-немецкого. Современная роль «Украйны» в военном блоке НАТО представляется только одна — это роль мальчиков-казачков на побегушках, достающих из огня каштаны своему геополитическому господину.

Понятно, что сейчас «украинской элите» мечтается, что они войдут в европейский дом и гостеприимные хозяева выделят (из уважения к пришедшим) лучшее помещение и т.д. Но чем далее развиваются события, тем становится более понятно, что Европейский союз вряд ли пойдет на такое чрезмерное расширение за счет бедных стран Восточной Европы. Удивительно, как не понимают на «Украйне», что их судьба вне России предрешена. Или политиканствующие «украинцы» боятся себе признаться в том, что они будут использованы американцами и европейцами лишь как плацдарм против России? И это желание уйти подальше от России и культурно, и экономически, и политически обратится в результате только в то, что отношения с Россией выстроятся в стиле Польши. То есть тысячелетняя вражда, бесконечные войны, выгода от которых уходит третьим странам (все тем же европейцам и американцам).

О, конечно, «украинцам» будет и уже сказано немало слов о том, что они «настоящие европейцы», поздравлениям в адрес «выбравших свободу» от варвар­ской России не будет конца. Но что будет в сухом остатке, какова будет прибыль ухода из России? Только утоленные амбиции нескольких тысяч «профессиональных украинцев», а в остальном будут лишь потери: кровь, разруха Православия на юге, культурное одичание, экономическое обнищание населения, развал промышленности и государственной инфраструктуры.

Постоянное педалирование того, что «Украйна» — самое большое государство Европы, никого в самой Европе не радует, поскольку это очередная претензия, с которой хочет войти «Украйна» в новый для нее государственный организм. В Европе не могут переварить Испанию и Польшу, встроив их как второсортные государства в Европейский союз, а каким сортом пойдет сама «Украйна»? Думаю, что вхождение в ЕС третьим сортом будет теоретически возможно, если только «Украйна» возьмет на себя какие-нибудь невыносимо невыгодные для себя обязательства или, скажем, пообещает спасти мир от московской «Империи зла» и загнать татаро-монгольских москалей за Урал. Но последнее при слабой подвижности южнорусского населения и его индифферентности к внешнеполитическим затеям «украинства» видится совершенно невозможным, и потому вряд ли европейцы захотят расширить до «Украйны» границы европейского благополучия. Это будет для них неподъемно дорого, да и ничего не даст политически.

Таким образом, временность и химеричность проекта «Украйна» очевидны, и нам, русским, надо не упустить время для защиты своего исторического наследия от окончательного разграбления «украинством».

Православная Русь и «мазепинский» реванш Степи

Особую роль в проекте «Украйна» играет Галиция, или Прикарпатская Русь. Ее принято считать оплотом стопроцентного «украинства». Но таковой она стала только после оголтелого многолетнего геноцида над сознанием своего населения. В XX столетии Галиция пережила и ужас Талергофа во время Первой мировой войны (не менее 80 тысяч повешенных, расстрелянных и замученных «русофилов»), польские репрессии, несколько волн католической религиозной экспансии, советскую политику «украинизации» Прикарпатья после Второй мировой войны и т.д. [xii]

Столь из ряда вон выходящее давление Запада на регион во многом было вы­звано тем, что в Прикарпатской Руси в конце XIX — первой половине XX столетия население, русские люди стали массово переходить из унии в Православие.

Как пишет весьма осведомленный в этой теме юрисконсульт православной Варшавской митрополии К.Н. Николаев, «во время войны в декабре 1914 года в Галиции было около 50 приходов, перешедших из унии в Православие, в феврале 1915 года — 152, а перед русским отступлением — 200. При отступлении в Россию ушло 60 униатских священников. В Прикарпатской Руси с 1920 по 1923 год из унии в Православие перешло, опираясь на сербскую церковь, 100 000 человек при 68 приходах. В самой Польше, на Лемковщине и в Галиции в православие с 1923 года по 1929 год перешло около 30 000 человек при отсутствии свободы и средств у Православной Церкви. Из унии ушло 11%. К 1933 году перешло 60 тысяч» [xiii].

Долгие годы «мазепинцы» всеми способами пытались и до сих пор пытаются скомпрометировать движение в сторону Православия западнорусских людей, временно пребывавших в унии с Римом. Самостийная историография навязывает нам мнение, что все массовые переходы из унии в Православие (особенно поминается 1946 год) были делом вмешательства государства. При этом всячески замалчивается исторический опыт весьма многочисленных переходов из унии во времена жесточайшего католического режима первой половины XX столетия в Австро-Венгрии, а затем в Польском государстве, который и привел к естественному воссоединению русских униатов с Православной Церковью на Львовском соборе 1946 года, хотя и при «содействии» советской власти, но по доброй воле бывших униатов. (Ведь не загоняло же советское государство литовцев-католиков или белорусов-католиков в Православную Церковь.)

Таким образом, русское население Галиции, несмотря на все гонения, которые ему довелось пережить в годы торжества Брестской унии, находясь под властью иностранных правителей, внутренне всегда стремилось вернуться в Православие, воссоединиться с Россией. Особенно явственен был этот порыв в период между подавлением русскими войсками Венгерского восстания (1848), когда начались первые личные контакты подъяремной Руси с русскими людьми Российской Империи, и до Львовского собора в 1946 году, который реализовал церковное единство русского народа, ликвидировав Брестскую унию (1596). Некогда отторженное было собрано воедино, хотя и в годы, когда в России властвовало безбожие и советский интернационализм. Однако антирусские силы при благожелательной поддержке коммунистической партии продолжали неутомимо вести свою борьбу против единства Руси, против ее души, раздирая на куски ее национальное тело. Мало того, что самостийничество активно участвовало в разрушении единства нашего государства в конце 80-х и начале 90-х годов XX столетия, оно довело и Прикарпатские земли до материального обнищания и даже вымирания.

Это признается даже и самой «украинской» прессой: «Галиция вышла на первое место по безработице в 2000 году»15, а «в Ивано-Франковской, Львовской и Тернопольской [областях] соотношение рождаемости и смертности ухудшается быстрее, чем в других регионах Украины».

В связи с этим интересно признание бывшего «украинского» националиста Дмитрия Корчинского о том, что «практически все идеологи, теоретики и вожди украинского национализма — выходцы с востока и с юга Украины. Из Харьковской, Херсонской областей, Полтавщины. В то время как все девятнадцатое столетие именно Западная Украина была средоточием русофильских настроений» [xiv].

Положение на этой «передовой» западной окраине «Украйны» стало гораздо хуже, чем в других регионах и без того слаборазвитого «украинского» государственного образования. Сами «мазепинцы» своей политикой загоняют население Прикарпатья на «ридну канадчину», «ридну австралийщину» и «ридну европейщину», где им не находится никакого другого места, как только среди подсобных разнорабочих. Огромные массы галичан продолжают по милости своих доморощенных «визволенцев Украини» работать на иностранных панщинах, как и столетия назад. Борьба за украинские «постуляты» этих «свiдомих украiньцiв» доведет западнорусское население до полного духовного и материального истощения. Видимо, «мазепинцы» готовят западнорусскому населению судьбу плодородного гумуса для развития панских культур Германии, Польши и других европейских государств.

Внимание, которое оказывается этому региону западными странами и их спецслужбами, говорит об особом значении «Украйны» в деле давления на Россию, в силу того, что население и России, и «Украйны» этнически однородно [xv].

Западные политики видят возможность противопоставить «украинцев» — русским, «Украйну» — России, так же, как они противопоставляли западных немцев ФРГ — восточным ГДР. Мы же должны противопоставить этой экспансии старинную и проверенную временем идею единства русской нации и не дать возможности Западу сыграть на местечковых амбициях «украинства». Не надо забывать, что «Украйна» образовалась на древних, исконных русских землях, что Киевщина и Львовщина столь же значимые центры русской жизни, как и Косово для сербов. Современная «Украйна» — это юго-западная Русь, подъяремная «украинцам».

 «Украинство» — это духовное одичание. И здесь очень важно заметить, что оно как политическое движение появилось на свет именно в период массового отступления от веры, в конце XIX — начале XX столетия. Вселенская истина Православия, ассимилировавшая в единый русский народ множество племенных остатков степных племен, сдерживала их родо-племенные пристрастия до тех пор, пока имела на них духовное влияние. Но при ослаблении этого влияния во времена торжества секулярного сознания, приведшего к великой революционной смуте XX столетия, все эти дремавшие этнические предпочтения стали воплощаться в потомках покоренной Степи.

 «Население Южной России, — утверждает один из крупнейших исследователей “украинского” движения, — в расовом отношении представляется смешанным. Русское в своей основе, оно впитало в себя кровь целого ряда племен, преимущественно тюркского происхождения. Хазары, печенеги, такие мелкие народцы, как торки, берендеи, ковцы, известные под именем черных клобуков (каратулей), половцы, татары, черкесы — все эти племена преемственно скрещивались с русскими и оставили свой след в физических и психических особенностях южнорусского населения. Наблюдения над смешением рас показывают, что в последующих поколениях, когда скрещивание происходит уже только в пределах одного народа, тем не менее могут рождаться особи, воспроизводящие в чистом виде предка чужой крови. Знакомясь с деятелями украинского движения, начиная с 1875 года, не по книгам, а в живых образах, мы вынесли впечатление, что “украинцы” — это именно особи, уклонившиеся от общерусского типа в сторону воспроизведения предков чужой тюркской крови, стоявших в культурном отношении значительно ниже русской расы» [xvi].

С этим можно только согласиться. Действительно, так называемое «украинское возрождение» никоим образом не имеет отношения к национальному возрождению наследников Киевской Руси, а совсем напротив, является реваншем степняков. Как только влияние Православия на эти ассимилированные элементы русской нации ослабло, они дали реакцию недовольства и стремление к разрушению. Характерно, что избранный в качестве герба «Украйны» тризуб является таким же поруганным символом Рюриковичей, как и орел Керенского, есть позорное изображение герба Российской Империи. В «украинском» тризубе отсутствует главная и центральная деталь герба Рюриковичей — крест, а у орла Керенского отняты и кресты, и короны. Параллель между революционными февралистами и их окраинными товарищами «украинцами», состоявшими зачастую в одних и тех же масонских ложах, напрашивается сама собой. Их объединяет борьба с христианской традицией России.

Активные «украинцы» прошлого и настоящего в немалом количестве представляют собой бессознательных степных реваншистов, реализующих свое отрицательное отношение к русским через возможные для них формы «украинства» — радикальной антирусской идеологии.

Чем еще можно объяснить совершенно иррациональную ненависть ко всему русскому у малорусских людей, еще каких-нибудь 90 лет назад и не подозревавших, что они «украинцы»?

Для Галиции этот «степной реванш» украинства осложняется еще и привнесением в него и других этнических составляющих: польских, еврейских, армянских, татарских [xvii] и прочих издавна поселившихся на этих землях народов. Но несмотря на то, что сегодняшняя ситуация в Галиции неблагоприятна для интеграционных процессов, земля эта никогда не станет в наших глазах «украинской». У «мазепинцев» нет земли на Святой Руси. Отступники и предатели своих религиозных и национальных корней не имеют Родины, она их изгоняет.

На земле Прикарпатской Руси, обильно политой русской кровью, начиная со времен Киевской Руси и кончая двумя мировыми войнами XX столетия, не должно быть пристанища для людей, которые желают уничтожения Православия и русского единства. «Мазепинство» должно быть осуждено в русской истории точно так же, как любая другая смута, любой другой раскол, на вечное проклятие, как и был анафематствован Православной Церковью и сам их отец — гетман Мазепа, которого, по одному из преданий, живьем сожрали блохи в собственной кровати…

Не следует унывать и опускать руки при виде сегодняшнего положения дел. И апостол Павел был в свое время Савлом и гнал Христа. Сонм мучеников за Православие и русское дело в Галиции — верная надежда на возрождение самосо­знания западнорусского населения Карпатской Руси. Галиция была и останется в сознании русских людей частью русского мира, и кто бы и когда бы ни пытался ее отторгнуть от России, она всякий раз, как капельки ртути, будет стараться собираться воедино, преодолевая разделение.

Несмотря на столетия иностранной неволи, Карпатская Русь все же воссоединилась в 1939–1945 годах с Россией под видом СССР. Но беда была в том, что советская идеология видела свой интерес в развитии «украинства». И эти взращенные коммунистами «украинские» товарищи в трудную минуту для КПСС внесли немалую лепту в развал Большой России.

Сегодня Россия освободилась от советских догм и должна занять непримиримую позицию в отношении «мазепинства» в своем вековом собирании русских земель.

 «Да не будет больше подъяремной Руси!» — вот путь лечения «украинской» болезни русской нации, который указал нам еще сам Государь Император Николай II, произнеся эти слова в 1914 году во взятом русскими войсками Львове [xviii].

--------------------------------------------------------------------------------

 [i] Мончаловский О.А. Главные основы русской народности. Львов, 1904.

 [ii] Обыденными на «Украйне» стали высказывания в стиле: «Следует уяснить, что существование России как государства несет в себе смертельную опасность для Украины и необходимость ее ликвидировать, прилагая усилия к распаду не только империи, а собственно России» (Напрям. 1991. № 9. С. 18); «Самый лучший москаль — это мертвый москаль» (Высокий замок. 1993. 13 мая).

 [iii] Донцов Д. Об’еднання чи роз’еднання // Хрестом i мечем. Твори. Торонто, 1967. С. 123, 129–130.

 [iv] Линниченко И.А. Малорусская культура // Украинский сепаратизм в России. Идеология национального раскола. М., 1998. С. 326.

 [v] Chamberlain H.S. Die Grundlagen des XIX Jahrhunderts. Munchen, 1906. S. 369.

 [vi] Марков Дмитрий Андреевич (1868–1938) — русский публицист и политический деятель Галиции. Окончил юридический факультет Инс­брукского университета. Получил степень доктора юриспруденции. Активный борец с «украинством». Руководил русским движением в Галиции. По венскому процессу 1915 года осужден за государственную измену Австрии.

 [vii] Марков Д.А. Письма публициста. Львов, 1905. С. 100.

 [viii] В связи с этим идеи так называемого «Русского ислама», проповедуемые всевозможными еврейскими политтехнологами и дугин­ско-джемалевскими идеологами, есть попытка найти в русском обществе «русских косоваров», чтобы открыть наш этнический и цивилизационный фронт еще и для южной мусульманской экспансии.

 [ix] . Муретов Д.Д. О понятии народности // Нация и Империя в русской мысли начала XX столетия. М., 2004. С. 196.

 [x] Надо сказать, что и перед современными деятелями «украинства» на повестке дня все еще стоит вопрос лишь о формировании «украинской нации». О нем говорили и М.С. Грушевский, и И.Франко, и наш современник Л.Кучма. (См. наше предисловие «Украинский туман должен рассеяться, и русское солнце взойдет» к сборнику «Украинский сепаратизм в России. Идеология национального раскола». М., 1998.) Бесспорно, такой процесс столь же сложен и плодотворен, как и труд легендарного Сизифа.

 [xi] «Украинская нация требует государства, которое влияло бы на политику всего мира, которое бы не приспосабливалось к условиям других, а само диктовало условия миру, руководило им, направляло в русло своих интересов, господствовало и наказывало; государства, которое смогло бы обеспечить для развития нации достаточное жизненное пространство» (Напрям. 1991. № 7. С. 18). «Необходимо подчинить их (белорусский, литовский, латышский и эстонский народы. — М.С.) влиянию украинской культуры, имея в виду, что они в будущем должны стать членами украинского государства и полностью ассимилироваться с украинским народом. Ассимиляция рассматривается как нормальный процесс регенерации…» (Цит. по Римаренко Ю.I. Буржуазний нацiоналiзм та його «теорiя» нацii. К., 1974. С. 301).

 [xii] Подробнее см. об этом подготовленную мною большую книгу «Русская Галиция и “мазепинство”». М., 2005.

 [xiii] Николаев К.Н. Восточный обряд. Париж, 1950. С. 169.

 [xiv] Корчинский Д. Ющенко — это подстава // Завтра. 2004. № 47. С. 3.

 [xv] См. книгу профессора И.А. Сикорского «Русские и украинцы». Киев, 1913.

 [xvi] Царинный А. Украинское движение. Краткий исторический очерк, преимущественно по личным воспоминаниям // Украинский сепаратизм в России. Идеология национального раскола. М., 1998. С. 250–251.

 [xvii] В связи с этим небезынтересно обратить внимание на то, что в новейшие времена мэром Львова побывал некто господин Боняк (окончание его фамилии «як» говорит о тюркских корнях). Не имеет ли он хотя бы отдаленного родственного отношения к тому половецкому хану Боняку, который разорил окрестности Киева в 1096 году и затем был несколько раз разбит русскими князьями? Он же сжег и русский Галич.

 [xviii] . Более подродно с проблемой «украинства» можно ознакомится по изданным нами книгам: «Украинский сепаратизм в России. Идеология национального раскола» (М., 1998); Щеголев С.Н. История «украинского» сепаратизма (М., 2004); «Украинская болезнь русской нации» (М., 2004) и «Русская Галиция и “мазепинство”» (М., 2005).