Репатриация или диаспоризация? (к выстраиванию диаспоральной политики на постсоветском пространстве)

Н.В.Калинина, к.п.н., докторант РАГС при Президенте РФ

Депопуляция населения России, все чаще именуемая демографической катастрофой, подталкивает к самому простому, лежащему на поверхности решению - репатриации соотечественников из ближнего зарубежья (1). Действительно, возвращение этнических россиян уже принесло нашей стране неоспоримую пользу. Если бы не эта массовая вынужденная миграция численность населения России «сократилась бы со времени последней советской переписи не на 1,8 млн человек, а на 7,4 млн и к началу 2003 года не дотягивала бы до 140 млн» (2).

Однако при более пристальном рассмотрении самый короткий путь отнюдь не представляется наиболее рациональным. Представляется, что сегодня репатриацию соотечественников нельзя рассматривать не только как панацею, но даже как один из главных методов восполнения убыли населения. Дело не столько в финансовой стороне вопроса (любые серьезные демографические программы требуют ощутимых финансовых и нематериальных затрат), сколько в факторах внутриполитической и международной коннотации. Прежде всего это ограниченная емкость диаспорального ресурса, которая колеблется от 3,5 до 5 млн чел., а с учетом титульного населения не превышает 7 млн.чел. (3). Очевидно, что даже крайне маловероятная тотальная репатриация не в состоянии выправить нынешний демографический дисбаланс. Зато она способна существенно ослабить влияние России в ближнем зарубежье, одним из значимых ресурсов которого по-прежнему остается многомиллионное русскоязычное сообщество.

Дополнительным аргументом сбалансированного, взвешенного подхода к привлечению соотечественников являются трудности интеграции, обусловленной социокультурными отличиями жителей России и переселенцев (феномен т.н. «других русских»), причем эта дистанция год от года возрастает (4). При этом многие исследователи (5) подчеркивают еще один аспект: необходимость позаботиться в первую очередь о натурализации и адаптации и – причем не только психологической, но и, главное, социально-экономической – не потенциальных, а уже находящихся в нашей стране мигрантов, поскольку нынешние расходы на прием вынужденных переселенцев «составляют такую сумму, что решить их проблемы государство сможет только через 70 лет» (6). Численность последних достигает 5 млн чел., включая 1,5 добровольных и вынужденных переселенцев и порядка 3 млн т.н. трудовых  мигрантов (7).

Следует принимать во внимание и влияние многомиллионных миграционных потоков на внутреннюю ситуацию в нашей стране. «Этнополитическая значимость «русского вопроса» вне России, - полагает С.Савоскул, - может проявляться и в том, что в случае его обострения он может явиться одним из факторов резкого подъема русского националистического движения в самой России» (8). Что характерно: сегодняшний рост числа тяжких преступлений на этно-конфессиональной почве не спровоцирован действиями самих переселенцев. Речь, скорее, идет о конъюнктурном использовании диаспоральной проблематики, нагнетании алармистских, антимиграционных настроений в обществе. Даже на миграционной волны 1993-1995 гг. беженцы, по данным соцопросов, изначально не тяготели к радикально настроенным, деструктивным силам, а их политические преференции формировались по результатам приема на исторической Родине. Не случайно многие эксперты выступали за «очеловечивание» миграционной политики, «поворот лицом к вынужденным мигрантам» с тем, чтобы повысить «симпатии многих из них к действующему правительству» (9).

Это, несомненно, дополнительный аргумент в пользу либерализации миграционной слагаемой отечественной диаспоральной политики. Прошедшее несколько лет назад ужесточение условий трансграничных перемещений и порядка предоставления гражданства не только резко сократили приток переселенцев, но и привели к реэмиграции. Следует, однако, избегать другой крайности. Переход на «модель пылесоса», «прием всех и вся» будет являть собой не просто вызов, а прямую угрозу безопасности России. Думается, сегодня основной упор следует сделать на придании отечественной миграционной политики большей транспарентности, четкого и последовательного характера. Потенциальные переселенцы еще в странах нынешнего проживания должны иметь максимально полную и достоверную информацию об условиях приема на исторической Родине (конкретные регионы, порядок трудоустройства, предоставления/приобретения жилья, наличия соцпакета и т.д.). Задача государства при этом сводилась бы не к стимулированию миграции как таковой, а к избирательному привлечению соотечественников – путем дополнительных социальных гарантий – именно в те отрасли отечественной экономики и в те российские регионы, которые испытывают острую нехватку людских ресурсов. Это позволило бы переломить многие негативные тенденции миграционных потоков (пресловутые «демографическая воронка», «западный тренд» и т.п.).

Существенной модификации требуют и методы реализации репатриационной политики. В ближайшие годы вынужденное переселение не будет носить столь массового и спонтанного характера, как это происходило сразу после распада СССР. С конца 90-х гг. в трансграничных потоках стала преобладать экономическая, или трудовая, миграция, которая – в случае ее грамотного структурирования – позволяет придать процессу переселения соотечественников и других, ментально близких к россиянам граждан новых независимых государств, планомерный, поэтапный характер, существенно облегчает процессы натурализации (получение гражданства, адаптация к российским реалиям).

Думается, именно такой подход полностью корреспондирует с программными установками Президента России В.В.Путина, прозвучавшими в его Послании Федеральному Собранию 10 мая 2006 г., где возвращение соотечественников было названо лишь как одна из мер улучшения демографической ситуации, а основной акцент сделан на изменение ситуации внутри страны, стимулировании рождаемости (10).

Что касается в целом государственной политики в отношении соотечественников в странах СНГ и Балтии, то, как представляется, для нее сегодня в той или иной степени могут оказаться востребованными все три общепризнанные мировые тенденции – репатриационная, патерналистская и прагматическая. Удельный вес каждой из них будет диктоваться приоритетами внутреннего развития России и задачами ее внешнеполитической деятельности, спецификой ситуации в конкретных странах и регионах постсоветского пространства. Но вне зависимости от этой нюансировки и детализации, жизненно важным интересам нашей страны отвечало бы наличие по периметру собственных границ сильной, консолидированной, политически, экономически и социально активной диаспоры. Последняя стала бы весомым фактором ее долговременного присутствия на постсоветском пространстве. Сегодня многочисленное, но неинституализированное, дезынтегрированное, во многом пребывающее в стадии латентной миграции русскоязычное сообщество практически не в состоянии играть эту роль.

Таким образом, создание соотечественникам достойных условий жизни и деятельности в странах нынешнего проживания, содействие их структурному оформлению путем учреждения новых и укрепления существующих диаспоральных институтов (общественных, реже общественно-политических организаций соотечественников, учреждений русской культуры, русскоязычного образования и СМИ, религиозных объединений), становление иных механизмов самоорганизации, поддержания и воспроизводства национальной идентичности, развитие долговременных и разновекторных связей с исторической Родиной, а следовательно предотвращение неконтролируемой, обвальной миграции, входит в число приоритетных для России задач.

Сложности этой работы начинаются с самых азов, с попыток очертить радиус действия отечественной диаспоральной активности и определить круг ее реципиентов. Хотя сразу же после распада СССР соотечественников в ближнем зарубежье стали причислять к диаспорам (11), был даже продолжен соответствующий семантический ряд (12), до сих аргументировано оспаривается и использование указанного термина. Стремление законодательно прописать дефиницию «соотечественник» (13) не только не привело к консенсусу в академическом сообществе и среди многочисленных акторов политической сцены, но и, напротив, поляризировало существовавшие на сей счет мнения. Да и сам этот термин, вполне корректный с российской точки зрения, может оспариваться в странах ближнего зарубежья, призванных стать подлинным отечеством для всех своих граждан. Более нейтральным и политически корректным в этом случае выступают другие определения - «этнические россияне», «национальное меньшинство», «русскоязычное население», использование и трактовка которых, однако, также неоднозначна. Противоречивые оценки получают и другим элементы этого ряда:  «(новое) русское (российское) зарубежье», «русская (российская) цивилизация», «русский материк (архипелаг)», «дети империи» (14), «русский мир» (15), «землячество» (16) и т.п. Поэтому не исключено появление в будущем и новых определений, по аналогии с уже существующими «армянством» или «азербайджанством» (17).

Сложившаяся ситуация требует дальнейшего совершенствования понятийно-терминологического аппарата, причем не только в научном, кросс-дисплинарном измерении, но и в нормативно-правовой плоскости, равно как и общеупотребительном контексте. Однако развитие теоретико-методологической базы, размытость которой серьезно осложняет выстраивание стратегии и тактики отечественной диаспоральной политики не должно становиться тормозом для развития сотрудничества с соотечественниками в ближнем зарубежье. Оно, наряду с миграционной компонентой, включает и патерналистское измерение, главная цель которого сегодня видится в содействии оформлению многомиллионного русскоязычного сообщества в полновесный институт диаспоры (18). Последнее традиционно сводят к удовлетворению культурных, образовательных, информационных потребностей россиян, а также социальной поддержке особо нуждающихся. Не умаляя значения гуманитарной составляющей работы с соотечественниками, следует выделить и такие ее неотъемлемые слагаемые, как защита гражданских и политических, а также социально-экономических прав, стимулирование общественно-политической и хозяйственной деятельности диаспоры. Отсюда - диверсификация диаспоральной активности и внешней культурной политики, обусловленная не только направлениями деятельности, но и реципиентами (этнороссияне и  коренное население соответственно). Эти различия просматриваются в реализации проектов и программ даже гуманитарного профиля: изучение русского языка как родного и его преподавание как иностранного – вещи разные. Следует оговориться: сегодня, несмотря на сложившуюся мировую практику, право России не только влиять на происходящие в диаспоральной среде процессы, но и иметь особое отношение к своим соотечественникам в ближнем зарубежье вообще оспаривается (19).

Могут возразить, что выстраивание новой архитектоники сотрудничества с соотечественниками сродни вмешательству во внутренние дела, что Москва, дескать, пытается сформировать «пятую колонну», что структурирование, организационное оформление российской диаспоры будет представлять угрозу внутриполитической стабильности и национальной безопасности новых независимых государств. Не будет. Сегодня очевиден ущерб, который миграция нанесла новым независимым государствам, причем не только в экономике и социальной сфере (объективной реальностью стали процессы деиндустриализации, переориентация на сельскохозяйственные и сырьевые отрасли, поступательное развитие сдерживается нехваткой квалифицированных специалистов в таких областях, как промышленность, строительство, транспорт, здравоохранение, образование и т.п.). Не менее опасны негативные последствия для обороноспособности и обеспечения национальной безопасности, обусловленные проблемами укомплектования силовых структур, нарушением складывавшегося на протяжении десятилетий межнационального и межконфессионального баланса и, как следствие, этно-клановым делением титульных наций.

Заинтересованность наших соседей в полноценной, самодостаточной российской общине носит не временный (на период подготовки титульных кадров), а долгосрочный характер и отвечает их собственным национальным интересам. Российские соотечественники - носители русского языка, который в качестве одного из мировых языков обеспечивает населению ближнего зарубежья доступ к новейшим достижениям научной и общественной мысли. За ними – колоссальный пласт русского культурного наследия, великих гуманистических традиций, идеалов гражданской ответственности, формирующие такие черты национального характера, как лояльность, дисциплинированность, законопослушность. Осознание пагубности оттока заставляет власти ряда новых независимых государств предпринимать определенные шаги (хотя подчас не протекционистско-стимулирующего, а принудительно-ограничительного и даже репрессивного характера) в целях закрепления нетитульного населения.

Таким образом, есть все объективные предпосылки к тому, чтобы придать диаспоральной активности конструктивный, взаимовыгодной для всех участников – России как страны происхождения, новых независимых государств (стран проживания) и самих соотечественников - характер. Причем эта активность должна стать «улицей с двусторонним движением». Наши ближайшие соседи обладают собственными диаспорами в России и поэтому объективно заинтересованы в развитии диалога, направленного на взаимное поощрение и защиту меньшинств, развитие их этнической самобытности, реализации прав на национально-культурную автономию. Нельзя не солидаризироваться с Т.Полосковой, в одном из интервью образно сравнившей диаспору с «отростками единого клубня, отпочковавшимися по свету. Если умело ухаживать за ним, урожай вырастет всем на пользу» (20).

1.      См., например: Костаков В. Миграция: беда или благо? // Экономист. 2000. № 2. – С. 34-39.

2.      Политика иммиграции и натурализации в России: состояние дел и направления развития. Аналитический доклад / под ред. С.Н.Градировского. М., 2005. – С.46.

3.      Зайончковская Ж. Перед лицом иммиграции // Pro et contra. 2005. Ноябрь – декабрь. – С. 76-77.

4.      Этой тематике посвящены многочисленные исследования в рамках социологических, психологических и других обществоведческих дисциплин, публикации в СМИ. Среди них: Субботина И.А. Русская диаспора: численность, расселение, миграция // Русские в новом зарубежье. Программа этносоциологических исследований. М., 1994; Лебедева Н.М. Социальная психология аккультурации этнических групп. Дис.докт.психол.наук. М., 1997; Гриценко В.В. Влияние культурных различий на адаптацию русских переселенцев из стран ближнего зарубежья в России // Психологический журнал. 2000, том 21, № 1. – С. 79-86; Ротарь И. Чужие русские. Жизнь в лагерях беженцев из стран СНГ в Калужской области // Независимая газета. 2001. 6 июня; Грошков И. Еврорусские // НГ-Дипкурьер. 2006. 24 апреля.

5.      Витковская Г.С. Российские диаспоры в Центральной Азии: миграционный потенциал // Социологические исследования. 1999. № 2. – С. 45-53; Белашева И. Для семьи важнее опираться не на пособия, а на собственные руки // Время новостей. 2005. 11 мая; Опоздавшее гостеприимство // Коммерсант-Daily. 2006. 26 мая; Малева Т. Мигранты в законе // Московские новости. 2006. 9 июня.

6.      Ржевский А. Законотворчество // Парламентская газета. 2006. 13 апреля; Густов В. Диаспора // Парламентская газета. 2005. 12 мая.

7.      Самохин А. Сколько в России мигрантов // Время новостей. 2006. 7 июня.

8.      Савоскул С.С. Русские нового зарубежья: Выбор судьбы. М., 2001. – С. 11.

9.      Витковская Г.С., Петров Н.В. Политические предпочтения вынужденных переселенцев. М., 1997. – С. 21, 128-130.

10.    Материалы электронного сайта президента Российской Федерации (web-address: kremlin.ru)

11.    Лебедева Н.М. Новая русская диаспора. Социально-психологический анализ. М., 1995; Савоскул С.С. Новая русская диаспора и Россия: этнополитический аспект отношений // Этнографическое обозрение. 1996. № 2; Российская диаспора и проблемы недобровольной миграции на постсоветском пространстве / Вестник. М., 1997 и др.

12.    О «диаспорных народах» и «диаспорных проектах» пишет, например, В.Тишков (Тишков В.А. Исторический феномен диаспоры // Этнографическое обозрение. 2000. № 2), о «диаспорных ощущениях» и даже «группах полудиаспорного типа» - С.Арутюнов (Диаспора – это процесс // Этнографическое обозрение. 2000. № 2);  о «диаспоральных технологиях» говорит Т.Полоскова (Информационный сборник по материалам парламентских слушаний на тему «О законодательном обеспечении и практике реализации государственной политики Российской Федерации в отношении соотечественников» 8 декабря 2005 г. М., 2006. Часть II),. А.Вишневский. (Распад СССР: этнические миграции и проблема диаспор// Общественные науки и современность. 2000. № 3) пользуется понятием «диаспоризация», а А.Нысынбаев призывает задействовать теоретический научный багаж «диаспорологии» (Национальная идея как фактор консолидации полиэтнического казахстанского общества в эпоху глобализации // Этнопанорама. 2004. № 1).

13.    О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом: Федеральный закон РФ от 24.05.1999 № 99-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 1999. № 22. Ст. 2670.

14.    Два последних см., например: Панарин С. Безопасность и этническая миграция // Pro et Contra. 1998. Осень. – С. 19-20.

15.    Его использовал Президент России В.В.Путин в своем выступлении на Конгрессе соотечественников, проживающих за рубежом (Конгресс соотечественников, проживающих за рубежом. 11-12 октября 2001 года. Москва. Итоговые материалы. М.: Дрофа, 2001). Он фигурирует в важнейших региональных нормативных актах – постановлениях правительства Москвы «О Комплексной целевой среднесрочной программе поддержки соотечественников за рубежом на 2003-2005 гг.» (Вестник Мэра и Правительства Москвы. Ноябрь 2002. № 50) и «О Комплексной целевой программе осуществления государственной политики в отношении соотечественников за рубежом на 2006-2008 гг.» (Вестник Мэра и правительства Москвы. 2005. № 28). А одна из монографий признанного исследования глобальных диаспоральных процессов Т.Полосковой, написанная в соавторстве с В.Скринником, так и называлась - «Русский мир: мифы и реалии» (М., 2003).

16.    Многообещающим считает  В.Петровский «сотрудничество Росзарубежцентра с российскими землячествами» (Гуманитарное направление постсоветской интеграции // Международная жизнь. 2006. № 3. – С.127).

17.    См., например: Армянство в условиях глобального сообщества: геополитические и цивилизационные аспекты. Сб.ст. М., 2002; Халмухамедов А.М. Армянская диаспора как социокультурный и политический феномен // Социологические исследования. 1999. № 2. – С. 54; А.Гаджизаде. Диаспора должна помогать Азербайджану. Баку стремится укрепить зарубежные общины соотечественников // Независимая газета. 2001. 15 ноября.

18.    Более подробно о предпринимаемых в этом направлении практических шагах см., в частности: Чепурин А. Соотечественники как зарубежный ресурс. Русские диаспоры должны обрести вес и авторитет на местах, сохранив этнокультурную идентичность // Независимая газета. 2006. 13 февраля.

19.    См. например, Брубейкер Р. «Диаспоры катаклизма» в Центральной и Восточной Европе и их отношения с родинами (на примере Веймарской Германии и постсоветской России) // Диаспоры. 2003. № 3.

20.    Полоскова Т. Диаспора: фактор конфликта или сближения? // Дружба народов. 2000. № 3. – С. 167.