Выступление депутата Государственной Думы Российской Федерации, директора Института стран СНГ К.Ф. Затулина на «круглом столе» по теме: «Отношения России и Абхазии: проблемы теории и практики» 19 декабря 2006 г. в Государственной Думе РФ

Сегодня мы обсуждаем вопрос, который в течение всех этих лет является одним из ключевых на Кавказе, да и не только на Кавказе, – об отношении к независимости бывшей Автономной Советской Социалистической Республики Абхазия, которая в результате конфликта и до него обрела фактическую независимость от Республики Грузия. И поставила уже не в первый раз вопрос о признании такой независимости перед Российской Федерацией, как и вопрос об установлении с Российской Федерацией ассоциированных отношений.

Прежде всего, хотя по этому поводу уже состоялись выступления, хочу еще раз подтвердить свою позицию: Абхазия как государственное формирование существует, и непризнание этого факта противоречит не только реальности, но и принципам международного права и международных отношений.

Когда речь заходит о существовании государств, то юристы, насколько мне известно, ссылаются на целый ряд основополагающих международных соглашений, начиная с Вестфальского мира 1648 года.  Я бы хотел упомянуть некоторые из них. Это, например, решение Лиги наций 1921 года об Аландских островах, это Конвенция Монтевидео 1934 года, ратифицированная целой группой американских государств, и Соединенными Штатами в том числе.

Это – в уже более близкие к нам времена, – целый ряд решений, связанных с созданием и возникновением новых государств. Я думаю, что в этом случае не стоит обходить вниманием такой основополагающий документ, как Декларация Организации Объединенных Наций от 14 декабря 1960 года о предоставлении независимости колониальным странам и народам. Я не считаю Абхазию или Грузию колониальной страной, но в этой Декларации содержится очень важное заключение о том, каким образом и на каком основании можно признавать государство, возникшее в результате борьбы за независимость, за самоопределение.

Наконец, продолжу, существует целая группа документов, принятых европейским и международным сообществом в связи с такими важными событиями как распад Югославии. Я имею в виду хотя бы решения Арбитражной комиссии Бадинтера 1991–1992 г., названные так по имени французского юриста, который докладывал Европейскому Союзу. Комиссия была образована в связи с распадом Югославии Европейским Союзом для того, чтобы определить позицию Союза по отношению к независимости бывших союзных югославских республик. И целый ряд других документов.

Если говорить коротко, то что признаётся субъектом международного права в соответствии, например, с Конвенцией Монтевидео? Этот субъект – государство, которое обладает следующими характеристиками: постоянным населением, определённой территорией, правительством и способностью вступать в отношения с другими государствами. Совершенно очевидно, что по крайней мере по трём признакам из четырёх Республика Абхазия, как впрочем и Республика Южная Осетия, Приднестровская Молдавская Республика и Республика Нагорный Карабах отвечают этому критерию.

Что касается способности вступать в сношения с другими государствами, то этот вопрос, конечно же, может быть рассмотрен по-разному, но остаётся фактом, что каждое из этих государственных образований сегодня вовлечено в миротворческий процесс, процесс урегулирования конфликтов. И ни у кого нет сомнения, что эти государства выступают стороной в урегулировании конфликта, то есть фактически их способность входить в сношения с другими государствами хотя бы по этому поводу никем не отрицается.

Хочу сослаться на ещё один важный пункт этой вроде бы далёкой от нас Конвенции Монтевидео. Мне важно её использование хотя бы потому, что членом этой Конвенции являются США. Как мы знаем, к США сейчас очень многие апеллируют, в том числе и Грузия в попытке защитить свою точку зрения на принадлежность Абхазии и Южной Осетии. Так вот статья 3 Конвенции Монтевидео говорит, что «политическое существование государства», я цитирую, "не зависит от признания другими государствами". То есть государство не может считаться несуществующим на том основании, что кто-то его не признаёт.

На сегодня государство Тайвань признано 30 государствами мира и считает себя существующим. На территории Тайваня находятся дипломатические представительства и до 70-х годов Тайвань занимал место великой державы – Китая в Совете Безопасности ООН. Никто на сегодняшний день не берётся отрицать тот факт, что Тайвань, – по крайней мере, де-факто, – является независимым государством. Можно приводить и много других примеров.

Вообще говоря, вопрос о том, признано государство сегодня или нет, – это, безусловно, важный вопрос. Но это не самый главный вопрос, который должен быть принят во внимание при признании или непризнании права этого народа и государства, этим народом созданного, на самоопределение.

Не буду повторять ряд исторических фактов, которые .уже были приведены. Речь идёт об обстоятельствах вхождения Абхазии в Россию, обстоятельствах, связанных с распадом Российской империи и гражданской войной на территории бывшей Российской империи, а затем с образованием социалистических республик, Абхазии и Грузии, вначале равноправных.

Речь идёт затем о процессе распада уже Советского Союза и тех законодательных актах и актах народного волеизъявления, которые были приняты в процессе распада Советского Союза, начиная с того момента, когда Абхазия 17 марта 1991 г. приняла участие в общесоюзном референдуме. 98 процентов проголосовавших на ее территории высказалось за сохранение Союза ССР. В то время как тогдашнее правительство Грузинской ССР, возглавляемое Гамсахурдиа, демонстративно отказалось от проведения общесоюзного референдума, не образовывало комиссий по его проведению, проведя позже, 31 марта 1991 г., свой референдум. В его результате была односторонним образом провозглашена, хотя и не реализована в тот момент, независимость Грузии и заявлено о «восстановлении» ее по образцу «демократической», т.е. меньшевистской Грузии 20-х годов.

Дальше последовали другие акты, в том числе и возвращение уже после распада Советского Союза Верховного Совета Абхазии к Конституции Абхазии 1925 года. В то же самое время Грузия ввела, как известно, в действие Конституцию 21-го года, в соответствии с которой вообще не предусматривалось никаких автономий на территории унитарного грузинского государства.

Всё это реально приводит к очевидному признанию того, что независимая Абхазия не находилась под управлением Грузии ни одного дня с момента распада Советского Союза, а фактически еще до распада СССР в процессе принятия односторонних актов. Не говоря уже о том, что в процессе выхода Грузии из СССР были грубо нарушены, и как раз в отношении автономий, положения перестроечного советского закона о процедуре выхода союзной республики из СССР.

Важно отметить, что Грузия отрицает всё, что связано с советским опытом, отрицает сам советский опыт, и относится сегодня, на уровне официальных властей, крайне негативно к своему прошлому в Советском Союзе. Достаточно сказать об открытии «музея советской оккупации» в Тбилиси. Как вы знаете, этот факт не прошёл мимо внимания нашего Президента, который специально по этому поводу сказал несколько слов.

Так вот, полностью отрицая СССР, Грузия тем не менее самым трогательным образом вычленяет и присваивает из советской эпохи одну вещь – границы Грузинской ССР. Всё остальное выбрасывает, но границы Грузинской ССР – это нечто, что, по мнению грузин, не подвержено никакому изменению даже на фоне распада СССР. Могут разваливаться сверхдержавы, могут образовываться новые страны, но границы Грузии, – те, которые по прихоти Политбюро даже не в 20-е, а в 30-е годы были установлены, – эти границы нерушимы.

Откуда такие амбиции и такая самоуверенность? Все, как известно, не вечно под луной, всё делимо, всё распадается или, наоборот, возникает вновь, когда приходит срок. Поддержать такой избирательный взгляд уже не только в правовом, но и в историческом контексте очень сложно. Я не буду говорить о том, что в общем пространстве, в одном государственном составе, по одним законам, Грузия и Абхазия существовали вместе только в Российской империи и в Советском Союзе, а до этого во времена, предшествующие царице Тамаре, то есть в раннем средневековье. Всё остальное время это были самостоятельные формирования, феодальные царства и княжества. Состав их мог меняться, очертания границ тоже.

На каком основании то, что в советское время и только в советское время было передано в управление секретарям Компартии Грузии, – передоверено, можно сказать, из союзного центра, – нужно считать исконными землями Грузии, на которую та имеет исторические и прочие права?

Всё, что я сказал сейчас, относится к правовой и исторической аргументации. Теперь позвольте посмотреть на этот вопрос конкретно политически. У нас сегодня, как известно, по предложению фракции "Родина" в заголовок этого "круглого стола" вынесен вопрос об отношениях Абхазии и России. Так вот, если говорить об отношении России, то Россия прошла через ряд этапов в осмыслении грузино-абхазского конфликта, притязаний новой Грузии на территориальную целостность в границах ГрузССР, или, допустим, факта независимости Абхазии.

Вначале, – когда усилиями тогдашнего руководства России был внесён решающий вклад в распад Советского Союза и подписание Беловежских соглашений, – очевидно, что  Российская Федерация признала территориальную целостность Грузии, как и других союзных республик, дав себя заморочить разговорами о том, что если это не будет сделано, то сама  Российская Федерация окажется в состоянии распада и полураспада. На самом деле, состояние распада и полураспада, главным образом, проистекало от внутренних проблем Российской Федерации, от неумелого внутреннего и внешнего государственного курса. Мы пережили в связи с этим очень острую трагедию, последствия которой продолжают ощущаться до сих пор. Я имею в виду войну и противостояние в Чечне, которые на сегодняшний день перешли в иную ситуацию.

Может быть, в недавнем прошлом и были какие-то основания для того, чтобы считать, что признание независимости тех автономий, которые в результате распада Советского Союза имели право на независимость (по сути, фактически были в нее вытолкнуты), может повлечь за собой какую-то реакцию внутри России. Этим можно объяснить двойственность тогдашнего российского поведения. С одной стороны, – официальная позиция, которая состояла в признании чужой территориальной целостности и соответствующей официальной линии руководства России. Тех мерах, о которых очень хорошо известно и которые сегодня почему-то предпочитают не вспоминать в Тбилиси, предпочитая другую версию – заговора России против Грузии. Якобы в момент, когда Ельцин спорил с Верховным Советом, а  в стране был хаос, в этот момент российские власти ничем другим не занимались, кроме как злоумышляли против Грузии с тем, чтобы от неё отторгнуть какие-то территории. И выдумали с начала до конца всякие проблемы во взаимоотношениях между грузинами и абхазами.

Нет абсолютно ничего более внеисторического, чем приписывать властям Российской Федерации какие-то заговоры в отношении Грузии, да ещё в такой обстановке. Я хочу напомнить, что Российская Федерация, как ни стыдно об этом говорить, в связи с началом войны в Чечне в 1994 году, приняла горячее участие в блокаде абхазской территории именно по просьбе правительства Грузии. Министр иностранных дел РФ совершенно очевидно  лоббировал эти блокадные меры. Существуют документальные свидетельства того, как господин Козырев планировал принуждение Абхазии к возвращению в Грузию методами экономической блокады. Эта линия нашла  себе продолжение в решении Совета глав государств СНГ о санкциях в отношении Абхазии уже после отставки Козырева.

В то же самое время в российском обществе присутствовала и более реалистическая позиция, которая была выражена в посредничестве России в грузино-абхазском урегулировании, в усилиях России к тому, чтобы усадить стороны за стол переговоров и во время военных действий и после активной фазы конфликта. В конце концов, только этим усилиям мы обязаны какими-то совместными документами 1994 года по урегулированию.

Что произошло затем в Грузии? После того, как в Грузии оправились от военного поражения, понесённого в Абхазии и преодолели с помощью России фактический распад своего государства? Ведь шла речь именно об этом. Все мы помним 1993 год, когда после поражения в Абхазии фактически уже отпали от Грузии Менгрелия, Гурия и др. Отряды Лоти Кобалия подступали к Поти, и только вмешательство Черноморского флота по приказу Президента Российской Федерации Ельцина спасло Грузию от распада. Кто об этом сегодня вспоминает в Грузии? Я уж не буду говорить о том, что лично Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе, на тот момент руководитель Грузии, был спасён в осаждённом Сухуми офицерами Черноморского флота. Некоторые из них работают у меня сегодня в институте и могут рассказать, как это всё происходило.

Так вот, в Грузии после всего этого, вместо того, чтобы найти какой-то оптимальный тон в отношениях с Абхазией и подвергнуть сам конфликт грызущей критике времени, вместо того, чтобы... Как вы знаете, при осаде Парижа будущий король Генрих IV забрасывал осаждённых парижан хлебом, потому что знал, что ему надо будет, если он хочет всё-таки стать королём, войти в столицу и добиться сочувствия и расположения со стороны парижан. Вместо привлечения Абхазии к себе примирительным поведением, Грузия все это время не прекращала пропагандистскую войну против Абхазии.

А затем, по мере того как несколько оправилась в военном отношении, перешла к разного рода провокациям и в отношении Абхазии, и  в отношении тех российских миротворцев, которые по приглашению Грузии, как и Абхазии, вошли в зону конфликта.

Хочу обратить внимание на то, что, конечно, приглашение Грузии имело двойной подтекст. В тот момент, когда приглашали миротворцев, я думаю, что в Тбилиси не меньше были обеспокоены абхазскими возможностями, чем, на самом деле, лелеяли планы возвращения Абхазии. Вхождение миротворцев было нужно для того, чтобы гарантировать, что в результате какой-нибудь стычки или конфликта не повторится кошмар 1993 года, и дальше Грузия не продолжит разваливаться – с участием в данном случае каких-то добровольцев из Абхазии.

Сегодня, десять лет спустя, вояки, которые пришли в руководство Грузии, но не ведали пороха, почему-то не вспоминают о страхах 1994–95 гг. Истины ради, в те времена было и другое желание у г-на Шеварднадзе. Он рассчитывал на то, что его связи здесь в Москве через какое-то время дадут ему  возможность обыграть за столом или под столом переговоров Абхазию, с тем чтобы заставить уже российских миротворцев действовать как жандармов, как полицейских, которые будут принуждать Абхазию к возвращению в Грузию. В конце концов, недаром Шеварднадзе заседал в Политбюро в своё время вместе со своим младшим по званию коллегой Борисом Ельциным. Попытки использовать миротворцев и пограничников в роли жандармов, надо признать,  были в 1995 году. Я, например, помню о вздорном поведении  генерала Кондратьева, а потом генерала Николаева, которые пытались в это время «рулить» Абхазией, но, слава Богу, были отстранены от этой работы.

Мы удержались от непоправимого. От того, чтобы навеки прославиться на Кавказе тем, что предали доверившийся нам народ и по наущению каких-то политиканов, которые преследовали исключительно превратные, корыстные цели, принудили целый народ к тому, чего он не хотел. Ради чего он взялся за оружие, когда его к этому вынудили.

Нынешняя ситуация должна быть качественно по-новому истолкована. За эти 15 лет по вине грузинских властей урегулирования, по сути, не произошло: мы добились, – и не благодаря, а вопреки Грузии, – только невозобновления военных действий. Динамика урегулирования этого конфликта отрицательная. Мы видим, что с приходом нового руководства Грузии даже те проблемы, которые, казалось бы, оказывались замороженными, вроде грузино-осетинского конфликта, сегодня вновь пробудились как вулкан, и привлекают к себе внимание. И не  только внимание: мы в России несём жертвы, как и все стороны этого конфликта, в результате этого неуёмного желания реализовать план восстановления мифической территориальной целостности Грузии.

На мой взгляд, Российская Федерация, безусловно, должна переосмыслить свою позицию и перейти к практическим шагам по признанию Республики Абхазия и Республики Южная Осетия как состоявшихся государственных образований. У народов, проживающих на этих территориях, не было другого выбора, кроме как защитить свои права путём создания своей собственной независимой государственности.

Я считаю, что на этом этапе по целому ряду причин преждевременно обсуждать ассоциированные отношения Абхазии с Российской Федерацией или воссоединение осетинского народа, о чём говорят, скажем, представители Северной и Южной Осетии.

Надо говорить о том, что есть факт, который необходимо признать - независимость существующих государств. Непризнание факта независимости этих государств – это худший из возможных вариантов дальнейшего развития событий. Потому, что уже не раз замечено, что непризнание права народов на самоопределение  превращает их территории в неподконтрольные международному праву, создаёт потенциальную угрозу для международного  развития.

Мы могли бы отнестись к происшедшему как к реальности, которую очень трудно комментировать иначе, кроме как в терминах этой реальности. В конце концов, есть принцип ещё римского права –  «чем ты владеешь». Ни одного дня с момента своей независимости Республика Грузия не владела Абхазией и Южной Осетией. Ни одного дня она не осуществляла полномасштабную юрисдикцию над этими территориями. Это должно быть принято во внимание, как и акты волеизъявления.

Чем чревато для Российской Федерации подобное переосмысление позиций?

Критики этого подхода, как правило, говорят о каких-то страшных последствиях для России, не именуя эти последствия никоим образом. Говорят об осуждении со стороны международного сообщества, каких-то "мутных" санкциях, которыми мы подвергнемся в этом случае. Я пытался неоднократно, в том числе и в публичном споре на телевидении, да где угодно, выяснить у своих оппонентов: что имеется в виду?

Речь идёт об отказе в закупке наших энергоносителей, речь идёт об отказе нам в кредитах, от которых мы, наконец, избавились? Речь идёт о том, что нас подвергнет санкции та самая ООН, в которой мы обладаем правом вето? О чём идёт речь?

Речь, говорят, идёт о том, что в Российской Федерации тоже есть национальные образования, и вот-де, они возбудятся от того, что мы признали Абхазию, и потребуют себе выхода из России.

Но, есть ли что-нибудь более противоестественное, чем думать, что после всего происшедшего на Кавказе, после кровавой войны в Чечне не только Чечня, но и, скажем, Татарстан, видя, что Российская Федерация признаёт Абхазию и Осетию, поставят вопрос о своей независимости и выходе из России?

Предполагать это – абсолютно противоречит всякому здравому смыслу. То есть, мы видим тут, что боимся собственной тени, видим, что уходим от решения. И я хотел бы сказать, что это небезобидно в тот момент, когда вопрос о признании или непризнании достиг такой степени накала.

Мы, в конце концов, продолжая эту линию, рискуем своим авторитетом на Кавказе в целом. Не только в Абхазии, но и на Кавказе, где внимательно наблюдают за исходом всех наших дискуссий на этот счёт.

Я убеждён, что можно еще взять паузу, если речь идёт о том, чтобы мы ещё подождали некоторое время, поскольку не все сегодня в России "созрели" к признанию Абхазии. И хотели бы ещё какого-то международного прецедента, допустим, признания независимости Косова. Если речь идёт о нескольких месяцах, я думаю, это приемлемо. Хотя я не вижу на самом деле оснований всё время кланяться этому примеру с Косово, и считать, что только Косово даёт нам прецедент. У нас прецедентов – пруд пруди, если мы захотим обратить на это внимание.

В конце концов, на наших глазах сейчас разыгрывается вопрос вступления Турции в ЕС, и, как вы знаете, одним из камней преткновения являются отношения Турции с Республикой Кипр.

Подчеркну, отношения Турции с Республикой Кипр, а не отношения Турции с Республикой Северного Кипра. Потому что никто в Европейском союзе на этом этапе, по крайней мере, не требует от Турции отказа от признания Республики Северного Кипра. А требуют всего лишь допустить самолёты кипрских авиакомпаний и кипрские суда в аэропорты и порты Турции, где они запрещены для приёма. Вот всё, что требует Европейский союз.

Но это Турция, которая стремится в Европейский союз. А мы-то куда стремимся? Мы стремимся в Европейский союз? Нет. Поэтому абсолютно нет необходимости здесь, даже не обжегшись на молоке, дуть на воду.

Мы, конечно, должны обсудить нашу роль посредников в урегулировании и нашу роль в миротворческой операции.

Я убеждён, что нам нет необходимости сегодня поддаваться на какие-то авантюры вроде вывода войск для того, чтобы затем снова их ввести, если это потребуется. Мы должны понимать, что наши миротворцы выполняют важную роль по сохранению мира в регионе, который важен не только Абхазии и Грузии, но и, в первую очередь, Российской Федерации.

И, наконец, тот факт, что будет признана независимость Абхазии, Южной Осетии, не означает, что мы отказываемся от роли посредников в грузино-абхазском и в грузино-осетинском урегулировании. Не означает, что невозможно вести переговоры между Абхазией и Грузией, о чём угодно, в том числе, допустим, и о возвращении к Декларации 1994 года о создании общего Союзного государства. Если к этому готовы стороны, пусть договариваются. Но акт признания независимости должен предшествовать этому. Вопрос слишком затянулся, и перспективы его решения без признания независимости Абхазии и Южной Осетии и подтверждения таким образом равноправия сторон в переговорах, к сожалению, нет.