«Корректная» русофобия: мифологизация постсоветской истории в странах ЦА продолжает совершенствоваться Тема образа России в современных учебниках по истории постсоветских стран чрезвычайно сложный и, вместе с тем, актуальный сюжет. Сложность заключается в том, что нет точных критериев оценки – что мы собственно называем правильным или неправильным в описании тех сложных процессов, из которых и состоит вся история 20 столетия.

Особое значение этот вопрос имеет по отношению к странам Центральной Азии, поскольку в первые годы существования независимых государств, и это ни для кого не секрет, учебники по истории и для школ, и для ВУЗов в странах этого региона зачастую были основаны на концепции этноцентризма, которую многие воспринимали, как неизбежную болезнь роста, связанную с необходимостью заменить коммунистическую модель интерпретации истории моделью национально-исторической концепции.

Действительно, целый ряд аспектов, связанных, например, с историей пребывания центрально-азиатских республик в составе Российской империи, а затем Советского Союза вызывал широкую общественную полемику. И трудно требовать от историков научной объективности, если государство прямо или косвенно оформляет социальный заказ на правильную трактовку «исторических образов». Прежде всего, это касалось проблем так называемого «колониального периода», который начинался с момента вхождения центрально-азиатских государств в состав Российской империи и продолжался вплоть до распада СССР.

Концепция этноцентризма, по словам таджикского ученого д.и.н. Олимова, - «это исследовательский подход, для которого характерны сочувственная фиксация черт своей этнической группы, вплоть до выделения этнонационального фактора в качестве основного критерия исторического познания».

В 90-е годы учебники по истории Казахстана или Узбекистана были наполнены такими формулировками, как «геноцид царизма по отношению к местному населению», «военно-комунистические методы в разрешении национального вопроса», «противопоставление национальной и так называемой советской культуры».

Нет сомнений в том, что подобная точка зрения имеет право на существование, но всё дело в том, что она была представлена, как единственно возможная интерпретация без каких-либо альтернативных подходов. И, как справедливо отмечал казахстанский историк Нурбулат Масанов: «При знакомстве с такими учебниками создавалось впечатление, что «центр» действовал таким образом не потому, что желал установить новый тип социальных отношений, и потому допускал подобные ошибки и просчёты, а только лишь потому, что желал причинить Казахстану как можно больше бед и несчастий».

Но часто приходится слышать, что все эти проблемы остались в прошлом, и «новое поколение» учебников истории в Казахстане, Узбекистане и других странах региона содержит гораздо более выверенные, взвешенные формулировки, в которых нет места этноцентрическим моделям и противопоставлению центра национальным регионам и республикам.

Во-первых, необходимо признать, что и сам президент Казахстана Нурсултан Назарбаев ставит проблему качества учебников как первостепенную задачу. В одном из выступлений годичной давности он подверг довольно жёсткой критике учебники, которые были написаны на казахском языке и содержали, по мнению президента, «массу благоглупостей».

Но и в новых учебниках истории Казахстана видим знакомые фразы. Позволю себе цитату: «В этнической истории казахов 20-80-х годов 20 столетия есть знаковые вехи, связанные с печальными страницами истории: утрата этнического генофонда, исторического самосознания, уничтожение этноэкономической среды. Казахстан, как и все республики Союза не имел реального суверенитета, а «помощь отсталому народу» со стороны центра привела к тому, что казахи на своей территории были притеснены, унижены и оказались в меньшинстве. В дальнейшем под флагом интернационализации образа жизни проводились меры по русификации территории, населённой казахами». Дискуссия с авторами учебника во многом бессмысленна, поскольку формально эту позицию можно представить, как авторское видение той роли, которую сыграла Россия и Советский Союз в истории центрально-азиатских государств. Примечательно ещё одна фраза из заключительного раздела этого учебника, в которой декларируется, что «советская власть стремилась выжить из памяти казахского народа его героическую историю, и в течение 70 лет постоянно уничтожались лучшие представители свободолюбивого народа, репрессии производились каждые 20 лет, чтобы ликвидировать гордость нации в последних поколениях. И, когда казахский народ начал превращаться в манкуртов наступил 1991 год».

1991 год, как условная граница между трагическим прошлым и светлым будущим – идеальная возможность закрепить в сознании школьников один из ключевых исторических мифов, которыми наполнены учебники по истории в постсоветских странах. Исходя из этой логики, распад Советского Союза стал благом для национальных республик, поскольку в условиях коммунистического режима происходило тотальное подавление этничности, а с момента обретения независимости возникли условия для «гармоничного» развития казахов и других национальностей, проживающих на территории Казахстана. Линия взаимосвязи Российская империя – СССР – Россия, на первый взгляд, не столь очевидна. Однако целый ряд положений учебных пособий вызывает определённую тревогу. Например. «Сущность советской системы в Казахстане проявилась в особо уродливых формах. Все силы идеологической системы КПСС были направлены на формирование безликой массы – общности советских людей.

Вместе с тем, под видом советских обычаев преподносилась и абсолютизировалась роль русской культуры и языка. При отсутствии демократических традиций в общественной жизни России подобный патриотизм превращался по отношению к другим в настоящий геноцид».

Таким образом, очевидно, что модернизация и искажение истории по-прежнему просматривается, хотя и не с такой очевидностью, как в начале 90-х годов. По-прежнему этнический компонент идентичности значительно более важен, чем все прочие составляющие понятия идентичности. Формируются новые, более «корректные» мифологемы, исходя из приоритета национальных идей и национальной идеологии. Радикальный вариант реализации подобной модели мы наблюдаем на примере Украины.

[Версия для печати]