Собирание через разрушение

 ИА Регнум, 10.09.08

Владимир Зотов

Агрессия против России и регионализация постсоветского пространства

Государственность Абхазии и Южной Осетии состоялась - на этот раз уже де-юре. Вне зависимости от того, к каким последствиям приведёт принятое российским руководством решение, какие конкретные события и реакции принесёт нам самое ближайшее будущее, представляется очевидным, что история межгосударственных отношений на постсоветском пространстве выходит на некий новый, пока что малопонятный и непредсказуемый путь. Эта непредсказуемость и неясность, в свою очередь, значительно затрудняет возможность определённых выводов; тем не менее, уже сейчас можно сказать, что стало первым и наиболее явным результатом суверенизации Южной Осетии и Абхазии.

Обретённая независимость обеих республик по-новому, и гораздо более остро, чем раньше, поставила вопрос о целесообразности и адекватности нашей нынешней политики на постсоветском пространстве. В связи с произошедшим, возьму на себя смелость сделать несколько простейших заключений по поводу того, как именно конфликт в Закавказье может (и должен) повлиять на действия России на пространстве бывшего Советского Союза.

Неожиданно выяснилось, что распространённый взгляд на государства ближнего зарубежья как на страны, которые, прежде всего, стремятся "уйти" из сферы влияния России в зону интересов Запада, является не совсем корректным. Тот, кто хочет уйти, обычно уходит, а не остаётся на старом месте для того, чтобы продолжать из раза в раз гадить и пакостить бывшему хозяину. Украина, Грузия, Прибалтика и иже с ними никуда не уходят: и в политическом, и в экономическом плане они остаются враждебными насельниками, приживалами, чьё основное предназначение заключается в том, чтобы максимально испортить жизнь бывшему собственнику "дома народов". Это приводит нас к первому заключению - война в Южной Осетии обозначила необходимость скорейшего прорыва и уничтожения "санитарного кордона", выстроенного вдоль наших границ.

Кавказские события показали, что "санитарный кордон" особенно эффективен тогда, когда все его части демонстрируют чёткое, слаженное взаимодействие. Саакашвили, идя на абсолютную авантюру, прекрасно знал - не понимал, а точно знал заранее - как именно Украина поддержит его на Чёрном море, каким будет поведение Прибалтики и Польши на дипломатических фронтах. Мало утверждать, что грузинское руководство никогда не решилось бы на подобное "восстановление территориальной целостности", если бы Украина и Прибалтика не являлись частями той же структуры. "Санитарный кордон", как вещь, созданная и управляемая извне, способен работать только как система, действия различных механизмов которой тщательно скоординированы между собой. Агрессия против России (ибо нападение Грузии на Южную Осетию в политическом плане ничем иным считать нельзя), как и любое другое военное мероприятие, осуществлялось силами разных фронтов. В этом отношении Украина и Прибалтика выполняли одну боевую задачу с Грузией и, соответственно, также являлись стороной конфликта.

Если в предыдущие годы Россия ощущала "санитарный кордон" как неприятную, но практически неизбежную реальность, то в августе 2008 года мы увидели его в прямом действии. А некоторые - к примеру, жители Южной Осетии и находящиеся там российские миротворцы - недвусмысленно ощутили это действие на себе. Непосредственным результатом коллективной деятельности системы, созданной на постсоветском пространстве американскими стратегами, стала гибель около двух тысяч наших сограждан. И ответственность за это несут не только грузинские власти и их вашингтонские патроны, но и другие региональные адепты "демократии".

Повешенное на стену ружьё выстрелило - "санитарный кордон" сработал. Сейчас трудно предугадать, на каком направлении он сработает в следующий раз, однако очевидность той военной опасности, которую он представляет, как показали августовские события, на время затмила даже известные политические и экономические издержки, неразрывно связанные с его существованием. При таких условиях Россия не может позволить себе вести прежнюю "политику реагирования", как охарактеризовал все действия Москвы на пространстве бывшего СССР депутат Государственной Думы Владимир Мединский. Необходимо начинать реализовывать собственные сценарии, ибо война в Южной Осетии показала, что на карту поставлены не только абстрактные "геополитические интересы", само понятие о которых для большинства обывателей остаётся пропагандистским штампом. Речь идёт о конкретных человеческих жизнях и о возможности защитить людей до того, как на их головы полетят снаряды из установок "Град". Ведь, если быть честными до конца, именно пассивная и неадекватная российская политика в первой половине 2000-х привела к тому, что на Украине пришли к власти "оранжевые", в Грузии - "розовые", и в результате всё это обернулось вполне конкретным красным - кровью погибших в Цхинвале людей.

К сожалению, расхожее словосочетание "интеграционные процессы на постсоветском пространстве" на данный момент не имеет политического значения. Сегодня много говорится о выработке каких-то интеграционных проектов, которые якобы могут устроить все стороны, но это, похоже, лишь мифология, ибо никакие выдвигаемые Москвой идеи не помогут ей собрать то, что собрать невозможно. Собственно, эта невозможность была заложена в самой конфигурации пост-СССР, и наивен был тот, кто в начале 1990-х на полном серьёзе утверждал, что "они никуда от нас не денутся". Ибо интегрировать "санитарный кордон", в который, по сути, в той или иной степени входят все постсоветские государства, включая "дружественные" нам страны - задача, которая не представляется выполнимой.

Как уже говорилось, сама конструкция постсоветского пространства неудобна и враждебна для России. Для того, чтобы чувствовать себя на этом пространстве свободно, необходимо предпринять прямые шаги для демонтажа всей его структуры. Речь идёт не о пересмотре статуса или суверенитета отдельных стран - сутью вопроса является полная переделка всей схемы, сложившейся в результате распада Советского Союза. Ситуация диктует свои условия - мы не сможем собрать под свои знамёна друзей, не уничтожив полностью существующий порядок. Для того, чтобы осуществить реинтеграцию, сперва необходима полная дезинтеграция.

Российский историк и политолог Олег Неменский утверждает, что с признанием Абхазии и Южной Осетии Россия сделал огромный шаг по слому всего постсоветского конструкта. Неменский достаточно пессимистичен, когда говорит о последствиях этого процесса. Однако начавшееся разрушение необходимо во имя будущего созидания, ибо разрушаться будет то, что изначально нам враждебно и что существует лишь для нашего ослабления и уничтожения.

После того, как в Южной Осетии и Абхазии был по факту пересмотрен фундаментальный постулат постсоветской политики о нерушимости границ, придётся, похоже, обратить внимание и на другие известные догмы. Практически все правила внешнеполитических отношений на постсоветском пространстве, которые образовались в годы крушения СССР, работают против России. Конфигурация распада советской империи изначально носила крайне невыгодный для Москвы характер. Если бы тогдашнее российское руководство хоть сколько-нибудь задумывалось о национальных интересах, карта постсоветского мира была бы совсем иной, и отношения внутри него тоже были бы совсем иными. Однако Кремль словно намеренно сделал всё для того, чтобы превратить территорию республик бывшего СССР в обширный плацдарм для реализации дальнейших сценариев "сдерживания". И все последующие годы Москва послушно придерживалась созданных для её ущемления правил игры, побуждая соседние этнократии всё более громко говорить с ней языком требований и претензий.

В августе 2008 года было нарушено одно из таких правил - постулат, легализовавший малообъяснимые с юридической точки зрения территориальные приобретения постсоветских государств. Теперь пересмотру должна подвергнуться другая догма, говорящая о якобы необходимой в соседних государствах "стабильности".

Собственно, не очень понятно, чего больше в постоянных фразах о том, что России вдоль её границ необходимы, прежде всего, "стабильные" страны - дипломатического такта или искренней убеждённости. Формирование антироссийских режимов в сопредельных государствах всегда сопровождалось именно стабилизацией. Центральная власть в Грузии при Шеварднадзе редко распространялась за пределы Тбилиси. А Саакашвили ещё полтора месяца назад был полновластным хозяином всей страны, включая некогда мятежную Аджарию, и за появившуюся "стабильность" грузины были готовы простить ему и расправы над оппозицией, и испорченные отношения с Россией. Алиев-младший также принёс Азербайджану "стабильность". А ещё он в десятки раз увеличил военный бюджет, рискуя поставить регион на грань новой катастрофы, и пошёл на беспрецедентно плотное энергетическое сотрудничество с Западом. "Оранжевая" Украина, в свою очередь, несмотря на усугубляющийся раскол, всё же больше похожа на государство, чем то, что было на этой территории при Кравчуке и Кучме. В 1990-е годы Россия прекратила идущую в Таджикистане гражданскую войну. Это действительно было необходимо, однако стабилизация не снизила риски в должной мере: героин оттуда как шёл, так и идёт, а поток мигрантов демонстрирует тенденцию к постоянному увеличению. В любом случае, история показала, что "стабильные" режимы приносят намного больше проблем, чем "нестабильные", которые, к тому же, гораздо легче поддаются контролю.

Разумеется, России не стоит стремиться к реализации на постсоветском пространстве модных ныне теорий "контролируемого хаоса", так как контролируемым он может выглядеть лишь в головах разработчиков. Вряд ли стоит ввязываться и в полные издержек проекты по смене режимов: реальных союзников среди оппозиции в сопредельных странах у России на данный момент нет, идеологии "на экспорт" у неё также не наблюдается. К тому же, в условиях явного усиления противостояния с западным миром "союзничество" отдельных лидеров СНГ будет становиться всё менее надёжным, переходя в сферу чистой политической торговли. Это абсолютно не исключает необходимости как можно более плотной работы со всем "пророссийским", что есть в сопредельных государствах, однако главный акцент должен быть сделан не на смену "окраски" этих стран, а на пересмотр их государственно-административного устройства.

В перспективе Москве следует стремиться к тому, чтобы среди тех бывших советских республик, которые граничат с Россией, осталось как можно меньше унитарных государств. Исключением может служить Белоруссия, дальнейшие отношения с которой должны стать предметом очень тщательного планирования и расчёта. Авторитарный унитаризм также должен сохраниться в бывших среднеазиатских республиках, которые не имеют общих границ с Россией, но граничат с зоной распространения агрессивного исламизма. В целом же, Россия должна всемерно поощрять любой федерализм, автономизм и регионализм на приграничном пространстве, оказывая максимально возможное содействие тем локальным силам, которые к этому стремятся.

Постсоветские лидеры не зря противятся федерализму и держатся за унитаризм. Во-первых, государство, обладающее ярко выраженными федералистскими чертами, очень трудно целиком вовлечь в какое-либо однородно окрашенное военно-политическое пространство типа НАТО. Во-вторых, постсоветская унитарность имеет своей целью максимально закрепить возможность беспрепятственной перекачки средств из регионов в столицы. Не секрет, что отнюдь не всех региональных лидеров устраивает такое положение дел, и при соответствующих финансовых, информационных и идеологических вливаниях в условиях нестабильной власти, держащейся на хрупком консенсусе различных политических и финансовых элит, федералистские и/или автономистские тенденции могут получить серьёзное развитие. В связи с этим России следует активизировать прямое сотрудничество как с официальными региональными властями сопредельных государств, так и с оппозиционными политиками и представителями местной олигархии. На примере ряда сопредельных стран можно рассмотреть перспективы федерализации и регионализации отдельных субъектов постсоветского пространства.

Молдавия. Начало запуска федералистских и автономистских процессов на пространстве бывшего СССР легче всего будет начать именно с этого государства. Общих границ у России с Молдавией нет, однако здесь перспектива (более того, необходимость) федерализации просматривается очень ярко. Молдавский президент Воронин упорно настаивает на решении приднестровского конфликта в рамках унитарного государства в основном затем, чтобы получить возможность прибрать к рукам активы промышленных предприятий ПМР, что будет крайне затруднительно сделать в формате федерации или конфедерации - и это несмотря на то, что вариант федеративного государства является чуть ли не единственным способом объединения, который мог бы устроить обе стороны. Россия стремится объединить Молдавию и Приднестровье; Евросоюз, официально декларируя поддержку территориальной целостности Молдавии, на деле будет стараться симметрично "европеизировать" оба региона, не особенно заботясь восстановлением единой Молдавии в её советских границах. В перспективе это, скорее всего, обернётся вхождением нынешнего молдавского правобережья в состав Румынии, и, возможно, признанием независимости Приднестровья со стороны западных стран. В связи с этим, Россия, настаивая на скорейшем поиске решения конфликта, должна вести дело к созданию даже не двух-, а трёхчастной федерации в составе Молдавии, Приднестровья и Гагаузии, с последующей возможной автономизацией Тараклийского района. Гарантами целостности и безопасности нового государства станут Россия, Евросоюз и Турция.

С экономической точки зрения такой вариант мог бы вполне устроить нынешние приднестровские элиты, равно как и руководство Гагаузии, находящейся под сильным политическим и экономическим прессингом со стороны Кишинёва. Глава Гагаузской автономии Михаил Формузал неоднократно заявлял о том, что в случае получения Приднестровьем особого статуса Гагаузия будет добиваться такого же положения. В составе унитарного молдавского государства этот вполне перспективный регион теряет большую часть возможностей для динамичного развития. Экономический гнёт, осуществляемый молдавским руководством, сопровождается сильным политическим давлением, которое, впрочем, всё чаще вызывает ответную реакцию. К примеру, когда правящая коммунистическая партия не смогла смириться с поражением на выборах в местный законодательный орган и попыталась "продавить" своего человека на должность председателя Народного Собрания, на улицы гагаузской столицы, Комрата, вышли тысячи людей.

Перспектива быть равноправным субъектом в составе федеральной Молдавии стопроцентно устроило бы гагаузскую элиту и общественность. "Трёхчастный" вариант наверняка нашёл бы отклик и в Приднестровье. Он, по понятным причинам, не вдохновил бы правобережную Молдавию в лице президента Воронина и её западных союзников. Однако положение Воронина достаточно шатко - приближаются выборы, а никаких особенных успехов коммунистическое руководство представить избирателю не может. Несмотря на усиливающуюся роль Запада, Россия по-прежнему остаётся основной силой в урегулировании конфликта. Если Москва начнёт настаивать на описанном выше сценарии, предварительно договорившись с региональными элитами, Кишинёв рискует столкнуться с организованным давлением как извне, так и изнутри. Новая конфронтация с Россией гарантированно обнулит шансы коммунистов на сохранение власти, особенно если принять во внимание постоянно усиливающуюся внешнеполитическую активность Румынии и прорумынских сил внутри страны. В другом случае, согласившись на решение, которое устроит всех, и, таким образом, приведя многолетний конфликт к окончанию, коммунистическое руководство может заработать массу политических очков.

Если Молдавия и Приднестровье будут сведены в федеративное государство из двух субъектов, то дальнейшая перспектива такого образования может оказаться достаточно туманной. Вполне возможна реализация сценария с отделением Молдавии в пользу Румынии и суверенизацией Приднестровья с последующим его уходом в сферу влияния Запада. Однако в отношении трёхчастной федерации такое совершить не удастся, возможность её "европеизации" представляется весьма проблематичной. Такая Молдавия может стать "буфером", "мостом", чем угодно, но только не частью "санитарного кордона". В этом случае Россия, скорее всего, сможет не только сохранить, но и преумножить своё влияние в данном регионе.

Украина. В отличие от Молдавии, на нынешней украинской территории замороженных конфликтов (пока) нет. Однако само государство является нестабильным и раздираемым различными противоречиями, не только политическими и культурно-цивилизационными, но и (что, кажется, в данном случае важнее) экономическими. О перспективах федерализации Украины говорилось очень много, в основном в среде российского политического класса и среди отдельных представителей украинской политики и экспертного сообщества. Украинское руководство, в свою очередь, полностью отрицает такую возможность, видя в этом прелюдию к распаду государства. Тем не менее, украинский федерализм экономически оправдан, особенно при условии того, что все различные по культуре регионы Украины имеют разный экономический базис и уровень экономического развития.

По большому счёту, среди потенциальных субъектов украинской федерации - русского Крыма, пророссийского Востока, собственно украинского Центра, галицийского Запада, русинского Закарпатья, и, возможно, румынской Северной Буковины, в сохранении унитарного административного деления заинтересованы лишь центральные и западные регионы, причём последние обильно дотируются за счёт восточной промышленности. Ситуация, при которой бедные регионы диктуют условия богатым, не является уникальной, однако система власти на Украине, представляющая собой постоянно меняющийся баланс политических и финансовых элит, лишает дальнейшее развитие предсказуемости. Донецкая олигархия, вопреки подозрениям украинских националистов, не имеет отношения к пророссийскому сепаратизму, наоборот, она во многом является гарантом украинской государственности. Но, как представляется, превращение наиболее промышленно развитых районов в субъект федерации соответствует её интересам. Изымаемые из региона средства идут на обслуживание дотационных районов и в огромных объёмах перекачиваются в столицу. Сейчас много говорится о различии в уровне жизни в Москве и в российской провинции, но на Украине эта проблема стоит намного более остро. К тому же, очень низкий рейтинг Виктора Ющенко, а также страхи центрального руководства по поводу возможности повторения осетинского сценария в Крыму, способны привести к закручиванию гаек по всей стране и попыткам выдавить с политического поля отдельных влиятельных игроков, в результате чего могут быть затронуты и интересы ряда восточных промышленников. С другой стороны, федерализация может дать им прочные гарантии неприкосновенности активов и дальнейшего развития бизнеса.

Регион, находящийся на другом конце страны, Закарпатье, является бедным и дотационным. Эта местность населена этническими русинами, которые подвергаются плотной национальной дискриминации. Киев изо всех сил старается ассимилировать русинов, не только отказывая этому народу в праве на развитие собственной культуры, но и отрицая сам факт его существования. Эта политика, помимо культурного аспекта, имеет выраженный репрессивный компонент - украинское государство преследует русинских активистов, на них заводятся уголовные дела. Сами русины, не будучи сепаратистами, стремятся к обретению национальной автономии в составе Украины. При этом по территории Закарпатья проходят важнейшие линии транспортировки сырья, именно в районе Ужгорода нефтепровод "Дружба" разделяется на две ветки, по которым российская нефть идёт в Венгрию, Чехию, Словакию и Хорватию. В результате русинский регион при условии автономизации - не номинальной, а реальной - мог бы не только развивать собственную культуру, но и получать доход с транзита, в то время как на данный момент Закарпатье практически лишено этой возможности. Этот регион мог бы превратиться в самостоятельную европейскую экономическую единицу, развивающуюся за счёт эксплуатации транзита российского газа и приграничных связей с соседними странами ЕС. Социальный заказ на это имеется, соответственно, внешнее поощрение русинского автономизма может принести реальный результат уже в близкой перспективе. Несомненно, федерализация не может решить экономические проблемы Украины как государства. Тем не менее, отдельным регионам она даст сильный импульс для устойчивого, динамичного развития. В политическом плане, Россия, напрямую работая с регионами как с самодостаточными экономическими образованиями, сможет, наконец, добиться должной степени эффективности своей политики на данном направлении. Втягивание такой Украины в НАТО станет невозможным, и "санитарный кордон" здесь также будет ликвидирован.

Грузия. Следует понять, что военная опасность, исходящая от этого государства, даже после его поражения в недавней войне, в ближайшей перспективе будет увеличиваться. И предполагаемым вхождением Грузии в состав НАТО это связано далеко не в первую очередь. Можно сделать предположение, что Грузия, в дальнейшем отказавшись от варианта прямой конфронтации с Россией, сделает своей главной задачей дестабилизацию обстановки на Северном Кавказе путём расширения взаимодействия с исламистским подпольем и определёнными националистическими кругами в северокавказских республиках. Не исключено, что деньги, выделяемые США на перевооружение и модернизацию грузинской армии, будут израсходованы и на другие цели, связанные, прежде всего, с потребностями спецслужб. В Тбилиси, надо полагать, понимают, что даже по-новому обученные и перевооружённые грузинские вооружённые силы имеют мало шансов на какой-либо успех при столкновении с российской армией, да и нынешняя политическая конъюнктура не слишком способствует развязыванию новой войны. Соответственно, логичнее было бы сделать упор на создание масштабных террористических сетей и на совершение терактов как своими силами, так и силами северокавказских исламистов. В свою очередь, США, заинтересованные прежде всего в дестабилизации обстановки в регионе, тоже должны понимать, что этой цели сейчас легче всего добиться не через прямую грузинскую агрессию против России и её союзников - Абхазии и Южной Осетии, а через превращение Грузии в большой плацдарм террора при серьёзной активизации её связей с дагестанскими ваххабитами и ингушскими национал-радикалами. В перспективе поддерживаемая США Грузия может превратиться в откровенно террористическое государство, и эту опасность не стоит недооценивать.

Когда война, начавшаяся в Южной Осетии, перешла на территорию Грузии, в городе Зугдиди, неподалёку от абхазской границы, прошла масштабная манифестация с участием нескольких тысяч этнических мингрел, требования которых сводились и сводятся к получению автономии. Эксперты отмечают, что ещё в советское время в Грузинской ССР, имевшей ряд известных привилегий, наблюдался чудовищный разрыв в уровне жизни в Тбилиси и на всей остальной территорией республики, и в Мингрелии это вызывало особенное беспокойство. Сегодня этот разрыв едва ли стал уже, чем в те годы.

На данный момент Грузия (даже при условии масштабной политической поддержки Запада и помощи США) по факту является государством, проигравшим войну, а такое государство всегда очень уязвимо. Россия напрямую заинтересована в ликвидации грузинского авторитарного унитаризма. Если перспективы распада Грузии пока не очень понятны, то её федерализация вполне возможна, особенно при условии внешнего прессинга. Сейчас, когда боевые действия прекращены, даже в условиях присутствия в зоне конфликта ВМС США и других стран НАТО России необходимо постоянно поддерживать должную степень финансового, политического и военного давления на Грузию. Отдельные регионы здесь вполне могут выделиться в самостоятельные экономические зоны: это и Аджария с её транзитной территории и традиционными связями с Турцией, и недовольная экономическим и политическим доминированием Тбилиси Мингрелия, а в перспективе - Сванетия и другие. Москве, опять же, нужна качественная политика на местах.

На данный момент грузинское общество и государство, как это обычно бывает в условиях прямой внешней опасности, сплотилось вокруг власти, налицо полная централизация. Однако уже в самое ближайшее время оппозиционеры различного толка попытаются использовать ситуацию в своих целях, и сможет ли режим, полностью похоронивший надежду на реинтеграцию Абхазии и Южной Осетии, ответить на этот вызов, непонятно. Возможно, лозунг о превращении Грузии в "кавказскую Швейцарию" окажется неожиданно актуальным. Да, сейчас трудно представить существование реально автономной Мингрелии, однако вспомним, кто в конце 1980-х годов, когда многим было уже ясно, что дни СССР сочтены, верил в возможность существования независимой Киргизии или Таджикистана?

При всей кажущейся прочности авторитарного унитаризма, в большинстве постсоветских государств не сложилось стабильных политических систем. Понятно, что там, где была создана "вертикаль" (например, в Казахстане, который, кстати, в ближайшей перспективе может стать одним из самых опасных соперников России на пространстве бывшего СССР), федерализм и автономизм не имеют перспективы. Однако здесь (равно как и в Прибалтике) могут быть использованы другие средства, например, русский фактор, который также способен претендовать на статус эффективнейшего способа дезинтеграции враждебного постсоветского статус-кво. Но это уже тема для отдельного исследования.

Автономизация постсоветского пространства в будущем может привести к увеличению самостоятельности вновь сформированных политических образований. Возможно, позднее - это случится не завтра, и даже не через год, - Россию будут окружать малоразмерные квазигосударственные регионы. Некоторые из них возьмут курс на сотрудничество с Западом, другие предпочтут получить политические и военные гарантии от России, третьи будут смотреть в сторону других региональных центров силы, таких, как Турция и Китай. Однако арбитром и модератором их отношений в любом случае будет выступать Москва. Она также сможет утвердить себя в качестве главной движущей силы для всего, что происходит на пространстве бывшего СССР. И тогда процесс складывания новых, постсоветских границ, ныне далёкий от завершения, подойдёт к своему концу. Но это будет уже совсем другая история.

Российское чиновничество «валит» программу переселения. Необходимо срочное вмешательство федеральных властей