УЗБЕКИСТАН

16 - 29 октября 2002 Континент (Алма-Ата) №20(82)

Наследники Тимура

Владимир Сергиенко

Говорить о геополитике Республики Узбекистан и просто, и сложно. Просто – потому что, как и все остальные центральноазиатские государства, Узбекистан лишь используется подлинными геополитическими игроками в их "центральноазиатской игре". Сложно – потому что он является единственным государством региона, которое за прошедшее десятилетие несколько раз меняло свою внешнеполитическую ориентацию

Мы ни в коей мере не хотим осуждать Узбекистан за это. Напротив, как опытный политик, Ислам Каримов действовал в строгом соответствии с тезисом, согласно которому в политике нет постоянных друзей, постоянны лишь национальные интересы. А интересы эти сформулированы в его программной работе "Узбекистан. Свой путь обновления и прогресса". Их сущность в установлении двусторонних взаимоотношений с ведущими странами мирового сообщества с целью привлечения иностранных инвестиций для скорейшего преодоления экономического кризиса, а также обеспечение мира и стабильности в регионе, то есть провозглашение приоритета экономики над политикой.

Этими целями и объясняются все крены во внешней политике Узбекистана, который в зависимости от ситуации ориентируется то на Турцию, то на Китай, то на Германию или Южную Корею и Пакистан, то на США, то на Россию.

Есть и еще один элемент, отличающий Узбекистан от всех остальных государств региона. Ряд внешнеполитических идей президента Ислама Каримова аргументируется традициями узбекской государственности. Главный приоритет внешней политики Республики Узбекистан – соседние страны. Ключевая региональная идея – "Туркестан – наш общий дом". Он обосновывает претензии республики на региональное лидерство рядом факторов, в том числе и при помощи исторических аргументов (наличие "великой истории и великого духовного наследия", "великой культуры"), а также определением границ и названия геополитического региона, в котором находится Узбекистан. Как подчеркивает президент Каримов: "Мы далеки от желания принизить других. Однако в ту пору, когда население некоторых нынешних стран жило еще племенами, на нашей священной земле процветали науки и искусства".

Сегодня образовавшийся после развала СССР идеологический вакуум в Узбекистане заполнен новой государственной идеологией, в основе которой лежит провозглашение эмира Тимура идеологическим и историко-культурным символом нации. Узбекскому народу как наследнику Тимуридов отводится ведущая роль в Центрально-Азиатском регионе. А это – прямая заявка как на строительство великого узбекского государства, так и на политическое, экономическое и военное лидерство в Центральной Азии. Именно таким образом в Узбекистане прочитывается наследие Тимура, и чтобы понять данную особенность, не нужно обладать специальным историческим образованием, достаточно лишь посетить Государственный музей истории Тимуридов в Ташкенте и взглянуть на имеющуюся среди его экспонатов карту империи Тимура.

Идентификация современного Узбекистана с империй Тимуридов, а эмира Тимура – с этническими узбеками, наряду с объективными факторами, связанными с численностью населения Узбекистана, его экономическим и военным потенциалом, географическим расположением и т. д., и порождают миф о "стержневой" роли Узбекистана в Центральной Азии и его способности проводить независимую внешнюю политику.

Возможно, для "внутреннего потребления" этот миф не так уж и плох. Нельзя отобрать у народа веру, ничего не дав ему взамен. Апелляция к наследию Тимура не только способствует национальной самоидентификации узбеков, Тимур в глазах узбекских политиков воплощает величие, силу и могущество. Символизируя великое прошлое, он делает более убедительным новый мобилизующий лозунг узбекской элиты "Узбекистан – государство с большим будущим".

Кроме того, в условиях построения нового государственного порядка Тимур олицетворяет определенную форму власти, тип правления. В этой связи несомненный политический подтекст несет надпись на цоколе памятника Тимуру в Ташкенте, которая гласит: "В силе справедливость". Именно так "железный эмир" перевернул знаменитую строчку из эпоса "Шахнамэ" Фирдоуси "в справедливости сила". Ислам Каримов пошел еще дальше, его девиз: "Сильная власть – сильное государство". И в этом есть своя логика, но к внешнеполитическим амбициям она не имеет ни малейшего отношения. Напротив, знакомство с внешней политикой суверенного Узбекистана показывает, что ее основа – попытка использования чужих моделей и игра на противоречиях между великими державами с целью получения как можно больших политических и экономических дивидендов. По-другому, по-видимому, не только не может, но и быть не должно. Другой вопрос, как долго великие державы позволят находиться в состоянии неопределенности. И не окажется ли Узбекистан, как в известной притче, в ситуации, когда в его очередной зов о помощи никто просто-напросто не поверит.

В поисках модели для подражания

Как уже говорилось выше, в основе внешнеполитической концепции Узбекистана лежит экономика. Именно этим обстоятельством объясняется его довольно прохладное отношение к выходящим за экономические рамки интеграционным инициативам в СНГ. Узбекистан в течение всех десяти лет рассматривал эту структуру только как объединение, способствующее формированию рынка на постсоветском пространстве и возрождению кооперационных и межхозяйственных связей между предприятиями на новой основе.

Более того, стремительные политические и экономические реформы в России и Казахстане, взявших курс на демократическую модернизацию и рыночные преобразования, пугали Ислама Каримова, отдававшего себе отчет в том, что они могут "взорвать" Узбекистан. Еще на заре своей президентской карьеры в декабре 1991 года он имел возможность убедиться на собственном примере, сколь велика в Узбекистане мобилизующая сила ислама, и искушать судьбу еще раз у него не было ни малейшего желания. Попытки США повлиять на характер и темпы преобразований встретили резкий отпор со стороны Ислама Каримова, который в августе 1992-го резко критиковал американских дипломатов за контакты с оппозицией и сбор недостоверной и тенденциозной информации.

Ориентиром была выбрана в меру светская и в меру демократическая Турция. "Моя страна будет идти по турецкому пути" – эти слова произнес президент Ислам Каримов во время своего первого визита в Турцию в декабре 1991 года.

Однако идиллия продолжалась недолго, уже с 1993-го в Узбекистане активно заговорили о применимости для него "китайской модели развития". Такой крен объясняется тем, что у Ислама Каримова не встретила понимания идея Тургута Озала об интеграции тюркских народов под эгидой Турции. Как он подчеркивал позднее, "Турция хочет, чтобы мы стали турками. Мы – узбеки, а не турки". Определенное влияние на охлаждение отношений с Турцией сыграла и победа на выборах 1996-го исламской партии Эрбакана, лишившая Каримова аргументов в пользу светского пути развития Узбекистана. Накануне очередного визита в Анкару в ноябре 1997-го Ислам Каримов не только подверг резкой критике политику Турции в Центральной Азии, но и посчитал нужным подчеркнуть, что "Узбекистан придерживается узбекской модели".

Однако это не означало, что "турецкий фактор" снимался с повестки дня. Напротив, он достаточно активно использовался, когда возникала необходимость обозначить свою исключительность во взаимоотношениях в рамках СНГ. Подписывая 9 мая 1996 года Договор о вечной дружбе, Ислам Каримов и Сулейман Демирель высказали тревогу в отношении того, что они рассматривали как сигналы имперской политики России. По словам Ислама Каримова, визит президента Демиреля в Ташкент и подписание договора "пришлись на самое подходящее время". Напомним, что накануне, 29 марта и 2 апреля, на территории СНГ возникло два новых межгосударственных объединения, закрепленных Договором об углубленной интеграции между Белоруссией, Казахстаном, Киргизией и Россией и Договором о создании Сообщества Белоруссии и России. Оба объединения были оценены президентом Каримовым как "завеса, за которой Москва сможет грабить южные государства и навсегда оставить их в бедности". Столь резкие оценки по отношению к России не позволял себе ни о дин из политических лидеров государств СНГ.

Странное сотрудничество

Нельзя сказать, что Узбекистан не поддерживает отношения с Россией. Более того, Ислам Каримов даже подверг критике российских журналистов за такие оценки. Во время своего официального визита в мае 2001-го в Москву он подчеркнул: "Разговоры о том, что Узбекистан дистанцируется от России, ведет тот, кто не вникает в ситуацию. У Москвы и Ташкента нет позиций, по которым они бы расходились, но есть вопросы, по которым Узбекистан выступает с самостоятельных позиций, при этом они не противоречат стратегическим интересам России".

По-видимому, в этой "самостоятельной позиции" и заключается вся суть. Когда и где ему выгодно, Узбекистан готов "дружить домами", но там, где речь идет о необходимости поступиться принципами в интересах коллективной безопасности, дружба заканчивается. Вряд ли имеет смысл осуждать Узбекистан за такую политику. В конце концов, он всего лишь следует своим национальным интересам, и если эти интересы вступают в противоречие с интересами других государств, в том не его вина. В большей степени виновато само российское руководство, у которого до настоящего времени отсутствует сколь-нибудь целостная центральноазиатская политика.

В период 1992–1994 годов, когда, собственно говоря, формировался новый для региона расклад геополитических сил, и происходило становление новых независимых государств Центральной Азии, Россия играла в регионе присутствующую роль. И Узбекистан, взявший на вооружение идеологию Тимуридов и объективно менее подверженный русскому влиянию, не мог не воспользоваться этим благоприятным моментом. В отличие от других постсоветских государств Центральной Азии, "катапультирование в независимость" было воспринято им не только не со страхом, но с определенной долей оптимизма.

Только одно обстоятельство омрачало жизнь Ташкенту – угроза исламского экстремизма. И когда эта угроза становилась реальностью, отношения Ташкента и Москвы моментально приобретали иные оттенки. Достаточно вспомнить, что первыми свои подписи под Договором о коллективной безопасности поставили в мае 1992-го. Узбекистан и Россия. Правда, до этого в 1991-м имели место события в Намангане.

Второй "звонок" прозвенел осенью 1996-го, когда движение "Талибан" захватило Кабул и отбросило правительственные войска Раббани за перевал Саланг. Ташкент, понимая, что в случае прорыва талибами границы без поддержки России он не справится, принял участие в формировании антиталибской коалиции, хотя уже в то время у него была "самостоятельная позиция".

Почему эта позиция появилась, понятно. Апрель 1995-го стал переломным для отношений между Узбекистаном и США. Узбекистан посетил министр обороны США У. Перри, выразивший поддержку процессу демократизации и стабильности и назвавший эту страну "островом стабильности". Не остались не замеченными в Вашингтоне и другие факты, сигнализирующие о стремлении Ислама Каримова установить с США основанные на сотрудничестве отношения. Так, при голосовании резолюции ООН, осуждающей введенное США экономическое эмбарго в отношении Кубы (12 ноября 1996-го), среди трех стран, поддержавших это эмбарго, наряду с США и Израилем оказался и Узбекистан. Годом позже президент Узбекистана единственный из руководителей стран Центральной Азии публично одобрил инициированное Вашингтоном эмбарго против Ирана. Тон официальных заявлений американской администрации по отношению к Узбекистану изменился, она начала выражать большее беспокойство по поводу "стабильности", чем по поводу "демократии" в этой стране. Америка признал а Узбекистан региональной державой, и это должно было сигнализировать России, что в скором времени Узбекистан не преминет воспользоваться "самостоятельной позицией".

Так оно и произошло двумя годами позже. Капитуляция подразделений генерала Дустума перед движением "Талибан" в августе-сентябре 1998-го привела к краху всей существовавшей на тот момент региональной системы безопасности. Отряды движения "Талибан" вышли на узбекский участок бывшей советско-афганской границы в районе города Термез. Одновременно, в результате так называемого Ошского инцидента, произошедшего в самый разгар наступления талибов, было прервано снабжение отрядов Ахмад Шаха Масуда в Северном Афганистане.

30 ноября 1998-го на пресс-конференции, посвященной визиту президента Аскара Акаева, Ислам Каримов выступил с резкими заявлениями в адрес российских спецслужб и Таджикистана, обвинив их в организации мятежа полковника Махмуда Худойбердыева. Весной 1999-го Ташкент вышел из Договора о коллективной безопасности и стал новым членом ГУАМ, добавив к названию этой организации еще одно "У". Тем самым Узбекистан давал понять, что в помощи России он больше не нуждается.

Но тут прозвенел третий "звонок". Летом 1999-го произошли так называемые Баткенские события. Группы боевиков из Исламского движения Узбекистана под руководством Джумы Намангани атаковали с территории Таджикистана горные районы Кыргызстана и захватили несколько сел. Боевики стремились прорваться в узбекскую часть Ферганской долины и поднять там восстание против режима Каримова. Угроза была настолько реальной, что, по-видимому, нужен был лишь удобный повод, чтобы, "сохранив лицо", возобновить военно-техническое сотрудничество с Россией.

И такой повод появился в лице нового президента России Владимира Путина. И хотя контакты между Москвой и Ташкентом особо не афишировались, уже в начале 2000-го в российской прессе начали появляться сообщения, намекающие на некое "стратегическое партнерство" двух стран. В мае Владимир Путин нанес свой первый официальный визит в Центральную Азию, и нанес он его в Ташкент. На пресс-конференции в Ташкенте Путин заявил, что любая угроза Узбекистану – это угроза России. Ислам Каримов ответил, что его страна обращается к России за помощью, поскольку Узбекистан не может самостоятельно противостоять враждебным силам. Казалось, отношения между государствами входят в нормальное русло, но вмешались объективные обстоятельства, заставившие Ташкент вновь вспомнить о своей "самостоятельной позиции".

Лето и осень 2000-го выдались жаркими. В августе боевики ИДУ атаковали территорию Узбекистана в Сурхандарьинской области, а в сентябре талибы предприняли массированное наступление на позиции Северного альянса и практически вышли к южным границам СНГ. Ташкент, отвергнув идею России о создании коллективных региональных вооруженных сил, пошел на прямой диалог с талибами. 5 октября новый министр обороны Узбекистана Кодыр Гуломов объявил о сокращении войсковой группировки на границе с той частью Афганистана, которая контролируется талибами, а глава МИД Абдулазиз Комилов признался: "Я сам за последнее время неоднократно встречался с главой талибов муллой Омаром и его министром иностранных дел муллой Муттавакилем". Сам Ислам Каримов пришел к выводу, что тотальная победа талибов "не означает того, что они намерены нарушить южные границы СНГ", а после визита в Ашхабад выступил с заявлением, в котором призвал Россию не пугать Узбекистан и другие страны этого региона талибами. "Сама талибанская угроза , как и "опасность внутреннего исламизма" сильно преувеличена, – сказал он, – фактически просто-напросто выдумана Москвой, которая преследует исключительно свои цели – сохранить военно-политический контроль над Средней Азией".

В декабре руководство Узбекистана выступило против американских и российских планов нанесения по Афганистану военных ударов и вышло с предложением о подключении к диалогу с талибами всех государств СНГ. Ислам Каримов заявил, что его стране "не нужна вялотекущая война с талибами, которые стали реально существующей силой в Афганистане".

Однако новый год не принес ожидаемой стабилизации в регионе. Напротив, большинством экспертов ситуация в нем оценивалась как нестабильная. Оказалась несостоятельной и ставка на талибов. Весной Северный альянс начал контрнаступление и не только вернул себе утраченные позиции, но и серьезно потеснил движение "Талибан". Более того, международное сообщество пообещало поддержку Северному альянсу, в то время как в отношении талибов еще в декабре Советом Безопасности ООН были введены санкции. Как опытный политик, Ислам Каримов не мог не почувствовать, что попутные ветры дуют в паруса российской политики в регионе.

Опыт прошлого года, да и имеющая место вероятность повторения вторжения боевиков подсказали Исламу Каримову единственно возможный выход из создавшейся пиковой для него ситуации: не теряя лица, попытаться использовать потенциал членов ЦАЭС, входящих в систему ДКБ, и через них урегулировать несколько подпорченные отношения с Россией. На саммите ЦАЭС, прошедшем в рождественские дни 2000-го в Алматы, он делает очередной реверанс в сторону России. "Стабильность и процветание нашей страны мы тесно увязываем с безопасностью Таджикистана, Казахстана и Киргизии, – заявляет Ислам Каримов на пресс-конференции по итогам саммита. С нами великая Россия с огромным потенциалом и доверием, которое мы выражаем ей, а также ее 201-й дивизии, российским пограничникам, охраняющим границы Таджикистана с Афганистаном".

В марте 2001-го Ташкент посетила представительная военная делегация России, с которой достигается договоренность о поставках в Узбекистан военной техники. В это же время огласке придается факт переговоров Узбекистана с представителями Северного альянса. 15 марта Ташкент посетил министр иностранных дел Афганистана доктор Абдулла, который провел переговоры с Абдулазизом Камиловым. Стороны открытым текстом заговорили о координации усилий по борьбе с ИДУ. Доктор Абдулла заверил узбекскую сторону, что Северный альянс предпримет все меры для пресечения деятельности исламских боевиков на контролируемой им территории.

В начале мая с государственным визитом Москву посещает Ислам Каримов. В обращенных к Владимиру Путину словах он подчеркнул: "Центральноазиатский регион является южным рубежом России, которая заинтересована в мире и согласии в этом районе. Активность, которую вы проявляете там, полностью поддерживается Ташкентом... В лице России мы имеем не только гаранта безопасности, но и стратегического партнера".

Более того, было решено, что Узбекистан присоединится к "Шанхайской пятерке", которая к этому времени уже существовала как механизм регионального военно-политического сотрудничества. Через месяц президенты России, Китая, Казахстана, Киргизии, Таджикистана и Узбекистана подписали соответствующие документы, и "Шанхайская пятерка" превратилась в Шанхайскую организацию сотрудничества. И хотя по отмечаемой узбекской делегацией уже в ходе юбилейного саммита "Шанхайской пятерки" "стержневой" роли Узбекистана в этой организации было ясно, что "самостоятельной позиции" Ташкента не избежать, тем не менее включение Узбекистана шестым членом ШОС было чрезвычайно значимым событием для системы коллективной безопасности в регионе. Возможно, грядущей конфронтации и удалось бы избежать, но опять вмешались объективные обстоятельства.

Не было ни гроша, да вдруг алтын

События 11 сентября 2001 года и начатая США военная операция в Афганистане внесли существенные коррективы в позицию Узбекистана. Он вновь почувствовал свою значимость для США, а следовательно – возможность использовать их усиливающееся влияние в регионе в собственных интересах.

Во имя укрепления своих отношений с США Ислам Каримов пошел на беспрецедентный для его внешней политики шаг: дал согласие на размещение на территории Узбекистана иностранных воинских формирований. По-видимому, игра стоила свеч, обещая как политические, так и экономические дивиденды.

Изменение отношения к себе Ташкента Москва почувствовала уже в январе: главу российского МИД приняли там подчеркнуто прохладно. В ответ на предложения дружбы российский министр услышал примерно следующее: "Вечную дружбу в банк не положишь, и проценты по ней не набегают".

В марте 2002-го во время визита Ислама Каримова в США две страны подписали Декларацию о стратегическом партнерстве, в которой Узбекистан был назван основным стратегическим партнером США в Центральной Азии. Буквально сразу по возвращении в Ташкент Ислам Каримов сделал любопытное признание. По его словам, Узбекистан и его народ последние пять лет жили под угрозой вооруженного вторжения талибов, и "решающую роль в снятии напряженности на южных рубежах Узбекистана сыграли исключительно США, их решимость и хорошо подготовленные вооруженные силы, а не участники Договора о коллективной безопасности в рамках СНГ".

Другими словами, Узбекистан окончательно разочаровался в структурах, обеспечивающих коллективную безопасность в регионе. О ДКБ речи нет, Узбекистан вышел из Договора еще в 1999-м. Другое дело – ШОС. Из шести заседаний представителей государств – членов ШОС, проведенных в апреле-мае в рамках подготовки к Санкт-Петербургскому саммиту, представители Узбекистана приняли участие только в двух, касающихся согласования позиций по экономическому сотрудничеству и по проекту хартии ШОС. Вопросы региональной безопасности, обсуждаемые на остальных четырех совещаниях, Узбекистан оставил без внимания.

"Самостоятельная позиция" Узбекистана проявилась и во время Санкт-Петербургского саммита, когда остальные члены ШОС готовы были пойти на беспрецедентный шаг – подписать документы без Узбекистана. Совсем не случайно в тексте хартии ШОС оказались и слова о "недопущении любых противоправных действий, направленных против интересов ШОС", а также положение о принятии соответствующих мер воздействия в отношении государства – члена организации, систематически нарушающего требования принятых ею к исполнению документов.

Следующий любопытный шаг был сделан Узбекистаном в отношении ГУУАМ. 14 июня Узбекистан заявил о своем выходе из этой организации в виду "отсутствия прогресса в ее деятельности". Через неделю Узбекистан вновь продемонстрировал "самостоятельную позицию", заявив, что лишь приостанавливает членство в этой организации. Однако последнее решение, по всей видимости, было принято под диктовку Белого дома. Уже 16 июня Госдепартамент США завил: "Мы... считаем, что членство в ГУУАМ поможет укрепить позиции Узбекистана как регионального лидера, и мы надеемся, что правительство Узбекистана пересмотрит это решение". С мнением своего "стратегического партнера" Узбекистан не мог не посчитаться. Такая вот "самостоятельная позиция".

16 - 29 октября 2002 Континент (Алма-Ата) №20(82)

Трудный хлеб Узбекистана

Султан Акимбеков

Оценить, что происходит в узбекской экономике, не то что очень трудно, а скорее, практически невозможно. И дело, собственно, в том, что современный Узбекистан и остальной мир живут в совершенно разных экономических системах координат

Узбекский парадокс

Любой, кто попытается взглянуть на узбекскую экономику со стороны, столкнется с практически неразрешимой дилеммой. С одной стороны, в Узбекистане за последние 10 лет были "лучшие", если можно так выразиться, среди стран СНГ показатели падения уровня ВВП и промышленного производства по сравнению с советским периодом. В переводе на обычный язык это означает, что Ташкент смог не допустить того падения промышленного производства, которое произошло в других странах СНГ, например, у нас, в Казахстане. То есть в Узбекистане, в отличие от нас, работают все или почти все заводы, занятость сохранена на советском уровне, строятся новые предприятия, сохранены социальные гарантии населения. С другой стороны, Узбекистан – это чрезвычайно бедная страна с очень низким уровнем жизни. Здесь, в Казахстане, мы можем воочию наблюдать массы граждан Узбекистана, которые идут на самую низкооплачиваемую работу, практически на любую. Такая вот получается противоречивая картина.

После распада СССР у каждого из вновь образованных на его обломках государств были в экономике свои плюсы и свои минусы. Были они и у Узбекистана. С одной стороны, это многочисленное трудолюбивое население (20,7 млн. на 1991 год), неплохой уровень развития промышленности, а также серьезный экспортный потенциал. Это в первую очередь хлопок, который в 1997 году дал стране 75 процентов всех ее валютных поступлений, газ с месторождений в Газли, а также резерв на все случаи жизни – Зеравшанский горно-металлургический комбинат, который один обеспечивал до половины всего производства золота в СССР (63 тонны в 1992 году). С другой стороны, многочисленное население было серьезной проблемой для экономики Узбекистана. Прирост населения в стране достигал 2,5 проц. в год. Для примера, если в 1976 году в Узбекистане жило 14,1 млн. человек, то к 1991-му оно выросло на 68 проц. и достигло 20,7 млн. человек. Президент Каримов в своей книге указывал, что ежегодный прирост трудоспособного населения Узбекистан а в девяностые годы составлял 450 тыс. человек в год, которых надо было обеспечивать работой. Кроме того, в силу специфики узбекской экономики в советские времена Узбекистан, являясь монополистом по хлопку, серьезно зависел от поставок из других районов СССР продовольственного зерна (до 75 проц. от потребности), нефтепродуктов, машин и оборудования.

Однако в любом случае после 1991 года Узбекистан обладал одной из самых мощных экономик среди бывших советских республик. И вопрос – что со всем этим делать? – в начале 1990-х остро встал перед Ташкентом. Надо отметить, что хотя и небольшой, но выбор у узбекского руководства был. После начала экономической либерализации в СССР, особенно после сентября 1990 года, Узбекистан так же, как и другие советские республики, захлестнула стихия мелкого предпринимательства. Первые кооперативы, спирт "Ройял", товарно-сырьевые биржи росли как грибы после дождя. Потом в России, Казахстане, Украине были ваучеры, купоны, приватизация и далее без остановок, рыночная либерализация взяла свое. Казалось, что для Узбекистана, где и в советские времена всегда было очень много рынка, вопрос с направлением дальнейшего развития был совершенно ясен. Узбекскому руководству нужно было только организовать процесс либерализации и возглавить, так как это произошло в большинстве других стран СНГ. Если кто и был в бывшем СС СР готов к рынку, так это, наверное, именно Узбекистан.

Однако ничего такого не произошло. Медленно, постепенно, но верно, стихия рынка в Узбекистане начала уступать место государственному регулированию. Нет, с нормальными узбекскими рынками, вроде Алайского, все было в порядке. Однако официальный Ташкент в начале своего независимого пути первым делом начал сворачивать рыночную либерализацию экономической системы в целом. Что же произошло? Почему всемогущий рынок и шоковая терапия, которые без всяких препятствий бурно развивались в других странах СНГ, вдруг дали сбой в Узбекистане?

Все дело, скорее всего, в той самой субъективной роли личности в истории. Президент Узбекистана Ислам Каримов оказался хорошим хозяйственником советской закалки. Причем весьма ответственным. Наверняка он отчетливо видел все риски для Узбекистана в случае продолжения процессов "дикой либерализации". А все эти риски мы по своему опыту хорошо знаем. Это обнищание населения, тотальная коррупция, часто грабительская приватизация. Был еще один чисто восточный риск. Это угроза деиндустриализации страны. Потеря контроля над экономикой могла привести к тому, что Узбекистан мог лишиться того уровня модернизации, который был достигнут за годы советского правления. Для европейски ориентированного восточного политика это была серьезная проблема. Для него километры железных и автодорог, телефонные линии, и т. д. были не просто экономическими показателями. Это была прямая альтернатива прошлой сугубо восточной жизни с ишаками, мотыгами и прочей экзотикой. И, что характерно, с другой элитой и с другими обще ственными ценностями.

Курс на автаркию

Так или иначе, но официальный Ташкент в первой половине 1990-х взял курс на сохранение достигнутых во времена СССР ценностей. А сделать это можно было только с помощью сохранения прежней роли государства в экономике и политике. Только так можно было сохранить производство, навести порядок в обществе и экономике, обеспечить более или менее справедливое распределение ценностей. Под этими словами в первой половине девяностых подписались бы 80–90 проц. граждан бывшего СССР. Социальные гарантии, отсутствие преступности, сохранение имевшихся и создание новых рабочих мест, благодаря целенаправленной государственной политике, и никаких там "новых русских" или "новых казахских". О чем еще можно мечтать? И именно поэтому, кстати, вплоть до самого последнего времени у казахстанской интеллигенции Узбекистан и его политика вызывали такую острую ностальгию.

Надо признать, что результаты, которых добился Ташкент на общем печальном фоне распада советской экономики, были весьма впечатляющими. Например, в 1997 году ВВП Узбекистана по отношению к 1990-му составил 90 проц., тогда как в России – 59, а в Казахстане 62 проц., а объем промышленного производства по отношению к тому же 1990 году в Узбекистане – 112,7 проц., в России – 51, в Грузии – 23 проц. И это при том, что примерно за этот же период времени в Узбекистане в ряде отраслей произошло серьезное снижение производства. Например, производство минеральных удобрений упало с 1,7 млн. тонн до 0,9 млн. тонн, цемента – с 6,9 млн. до 3,5 млн. тонн, производство металлорежущих станков сократилось в 10 раз, химических волокон и нитей – с 49,3 до 6,9 тыс. тонн, и это при общем росте объемов промышленного производства.

Почему же такая ситуация стала возможной? А потому что руководство Узбекистана сосредоточило усилия на повышении уровня самообеспеченности экономики и ее сбалансированности. Более того, Узбекистан фактически шел к экономической автаркии. Например, Ташкент стремился избавиться от импорта продовольствия, а это в первую очередь продовольственное зерно. В начале 1990-х Ташкент тратил от 0,7 до 1 млрд. долларов в год на импорт продовольствия. Другая проблема – импорт нефтепродуктов. Ташкенту удалось ее решить путем расширения добычи нефти с 2,8 млн. в 1991 году до 7,6 млн. тонн уже в 1995-м. Для этого был модернизирован Ферганский нефтеперерабатывающий завод и построен с нуля Бухарский нефтеперерабатывающий. И, наконец, главная задача – это развитие новых производств, своего рода узбекская промышленная политика. Ее символом стал завод "УзавтоДэу", который по лицензии производит корейские автомобили. И он же стал основным имиджевым символом страны.

Цена вопроса

Надо отдать должное узбекскому руководству, Ташкент смог реализовать целый ряд крупных проектов и решить несколько острых проблем. Однако нельзя не сказать о цене вопроса. Проблема, в общем-то, не в количестве проектов и не в масштабах строительства и даже не в количестве произведенной продукции. В нормальной экономике речь всегда идет о качестве проектов. А так получается, что ускоренная индустриализация делалась ради самой индустриализации.

Например, построили узбеки автомобильный завод – хорошо, но какой ценой и самое главное – зачем? Строительство завода финансировалось за счет ресурсов, полученных от экспорта хлопка. А для того чтобы получить возможность направить эти ресурсы на строительство завода, узбекское правительство обеспечивало принудительное изъятие хлопка у дехкан за символические деньги. В 1996 году государственные закупочные цены на хлопок-сырец были на 26,6 проц. ниже себестоимости его производства. Имеются данные о том, что государство в Узбекистане покупало килограмм хлопка у дехкан за 2 цента. Честно говоря, это очень напоминает сталинскую индустриализацию, проведенную, в том числе, за счет раскулачивания крестьянства. Для примера скажем, что наши хлопкоробы в Мактааральском районе в этом году продают хлопок-сырец на заводы по 49–50 тыс. тенге за тонну, а в прошлом продавали по 33 тыс. тенге. Но здесь нет ничего личного, это рынок.

Однако, построив завод, узбеки столкнулись с проблемой сбыта готовой продукции. В условиях государственной модели советского образца просто не может быть нормального потребительского спроса. В то же время, покупая машинокомплекты у корейцев за валюту или в обмен на поставки сырья, узбекское правительство вынуждено было создавать искусственный спрос внутри страны. То есть фактически само покупать у себя свои же машины. Поэтому так сложно оценить реальную себестоимость и качество узбекских автомобилей, а также цену их производства для экономики страны. В 1997 году в Узбекистане было собрано 64,9 тыс. автомобилей, в 1998 – 54,4 тыс., в 1999 – 58,3 тыс., а в 2000 – всего 31,3 тыс. Тенденция, как говорится, налицо. Получается, что огромные ресурсы были потрачены просто на имидж государства. Помните рекламный ролик, предлагающий узбекские "Нексии" на российский рынок – "а я узбеков люблю".

Не все просто и с эффективностью политики импортозамещения. Например, большой вопрос о себестоимости производства и реальных запасах нефти в Узбекистане. В 2000 году узбекские нефтяники добыли около 7,5 млн. тонн, в 2001-м объем добычи составил уже 7 млн. Более того, крупнейшее узбекское месторождение Кокдумалак вообще находится на грани остановки из-за падения давления в пластах и сильной обводненности.

Добрые соседи

Нельзя не отметить, что все попытки создания новых производств в Узбекистане не могут решить проблему излишней рабочей силы. За прошедшие десять лет в стране добавилось 4,5 млн. новых рабочих рук. Никакая промышленная политика не способна обеспечить адекватный прирост новых рабочих мест. Отсюда масштабная скрытая безработица, совсем так, как это было в СССР. А ведь единственной альтернативой промышленной политики советского образца является только рынок. Вместо того чтобы бороться за создание рабочих мест в госсекторе, где ты заведомо проиграешь природе, всегда лучше создать условия для частной инициативы, например, в сфере услуг. Это позволит резко изменить структуру занятости населения и, по крайней мере, снять социальную напряженность в обществе.

В таких обществах, как казахстанское или, скажем, российское, достаточно тех, кто недоволен ситуацией. Однако рыночные принципы экономики позволяют активной части населения получать неплохую прибыль и обеспечивать доходы зависимых от нее людей. Поэтому недовольство не носит критического характера. В Узбекистане же недовольны почти все. В первую очередь это угнетенная деревня, за счет которой финансируются все затратные проекты государства, а во вторую – это город с его неудовлетворенным потребительским спросом. А спрос вдвойне не удовлетворен, потому что у обычного узбекистанца есть с чем сравнивать. Чтобы лучше понять ситуацию, представьте себе ГДР или СССР в последний год их существования и абсолютно свободный въезд в ФРГ или любую другую капиталистическую страну с полностью удовлетворенными потребностями для любого советского гражданина. Так вот роль ФРГ для Узбекистана сегодня играют Казахстан и Россия, куда стремятся узбекские граждане на заработки.

В общем, сохранив все преимущества советской системы организации экономики и общества, Ташкент также сохранил и все ее недостатки. Современный Узбекистан это своего рода плохая маленькая копия Советского Союза только без коммунистической идеологии. Сегодня Узбекистан напоминает поздний СССР почти во всем. И самое главное, в абсолютной ответственности государства за его экономическую политику. Государство здесь за все в ответе, но сделать ничего не может и не хочет, и это будет пострашнее боевиков Джумы Намангани. Слишком памятны для нас годы распада СССР. А начиналось-то все с экономики и страстного желания людей освободиться от навязчивой опеки государства.

Нельзя сказать, что узбекское руководство не отдает себе отчет в критичности положения своей экономики. Однако сделать уже ничего не может. Ведь упущено самое главное – время. Ташкент попытался плыть против течения, когда все остальные барахтались в жестких условиях становления рыночной экономики. Однако логику исторического процесса обмануть трудно. То, что не удалось СССР, никак не могло получиться у одного из его осколков. За то время, пока Узбекистан занимался консервацией общественных и экономических отношений, остальные государства СНГ прошли сложнейший и неприятнейший процесс адаптации к современной рыночной экономике. За это время подросло целое поколение людей, свободных от комплексов советских лет, волков от рынка, готовых адаптироваться практически к любой ситуации.

Лишний раз в этом можно было убедиться в период с апреля 2002 года, когда Ташкент объявлял начало процессов валютной либерализации. Манипулирование обменным курсом валюты было одним из методов проведения экономической политики и одновременно способом ее защиты от внешнего влияния. Из-за разницы в курсах валют было практически невозможно оценить эффективность инвестиционных проектов, дать оценку состоянию экономики страны в целом. В то же время это позволяло, не обращая внимания на потребительские интересы населения, концентрировать усилия для реализации важных, с точки зрения государства, проектов. Однако либерализация валютной политики была одним из главных условий МВФ, одного из основных кредиторов Узбекистана. И вот в апреле было объявлено о либерализации.

В обменных пунктах можно было свободно продать доллары по курсу, близкому к курсу черного рынка, но купить доллары было практически невозможно. Причем черный рынок все равно предлагал лучшие условия и, кроме того, там можно было купить доллары. Помните разницу между курсами покупки и продажи в начале 90-х. Однако либерализация резко снизила эффективность запретительных мер, а кто бывал в Ташкенте, знает, что менять доллары на черном рынке раньше было непросто.

В то же время либерализацию напряженно ждали десятки тысяч мелких предпринимателей по обе стороны границы Узбекистана с Казахстаном и Киргизией. И получилось так же, как в свое время на границе СССР с Восточной Европой, где польские, болгарские и другие предприниматели, как пылесосом, высасывали валюту, удовлетворяя самые разнообразные потребности советских граждан. Наверняка для Узбекистана ситуация приобрела критический характер, потому что сразу открылись валютные ручейки, которые в обмен на товары текли за границу в Казахстан, Киргизию и далее – в Россию. Точных цифр никто не знает, но, судя по всему, в итоге Ташкент начал сворачивать либерализацию валютной политики. Но тут ведь как – один раз открыл шлюз, а дальше удержаться будет трудно. Следовательно, гражданам Узбекистана придется пройти через катастрофическое снижение уровня жизни, разорение и массовое закрытие неэффективных предприятий, далее все по сценарию, тому, который мы все прошли в девяностых годах прошлого века.

Есть такая постсоветская мудрость: хотели, как лучше – получилось, как всегда. К сожалению, это в полной мере относится к узбекскому руководству. Имея изначально огромный потенциал, Узбекистану, увы, придется все начинать с начала. Они в Ташкенте пытались обмануть историю и придумать свой собственный путь развития, но, увы. И еще им придется пройти через страшное унижение. Потому что у узбеков будут строгие экзаменаторы, вполне рыночные соседи из Казахстана, Киргизии, которые явно не постесняются воспользоваться ситуацией и заработать копейку-другую на беде своего соседа. А для страны, которую называли лидером Центральной Азии, это очень обидно.

А пока узбекские граждане голосуют ногами. И впервые за всю тысячелетнюю историю Средней (Центральной) Азии главный финансовый центр региона находится не в Ташкенте, не в Самарканде или Бухаре, он находится в Алматы, и кто знает, сколько узбекских денег каждый год уходит за пределы Узбекистана через казахстанскую финансовую систему. Ничего не поделаешь – закон сообщающихся сосудов. Более организованное общество всегда перекачивает ресурсы из такого же общества, расположенного по соседству, но значительно менее организованного.