16 - 29 октября 2002 Континент (Алма-Ата) №20(82)

Трудный хлеб Узбекистана

Султан Акимбеков

Оценить, что происходит в узбекской экономике, не то что очень трудно, а скорее, практически невозможно. И дело, собственно, в том, что современный Узбекистан и остальной мир живут в совершенно разных экономических системах координат

Узбекский парадокс

Любой, кто попытается взглянуть на узбекскую экономику со стороны, столкнется с практически неразрешимой дилеммой. С одной стороны, в Узбекистане за последние 10 лет были "лучшие", если можно так выразиться, среди стран СНГ показатели падения уровня ВВП и промышленного производства по сравнению с советским периодом. В переводе на обычный язык это означает, что Ташкент смог не допустить того падения промышленного производства, которое произошло в других странах СНГ, например, у нас, в Казахстане. То есть в Узбекистане, в отличие от нас, работают все или почти все заводы, занятость сохранена на советском уровне, строятся новые предприятия, сохранены социальные гарантии населения. С другой стороны, Узбекистан – это чрезвычайно бедная страна с очень низким уровнем жизни. Здесь, в Казахстане, мы можем воочию наблюдать массы граждан Узбекистана, которые идут на самую низкооплачиваемую работу, практически на любую. Такая вот получается противоречивая картина.

После распада СССР у каждого из вновь образованных на его обломках государств были в экономике свои плюсы и свои минусы. Были они и у Узбекистана. С одной стороны, это многочисленное трудолюбивое население (20,7 млн. на 1991 год), неплохой уровень развития промышленности, а также серьезный экспортный потенциал. Это в первую очередь хлопок, который в 1997 году дал стране 75 процентов всех ее валютных поступлений, газ с месторождений в Газли, а также резерв на все случаи жизни – Зеравшанский горно-металлургический комбинат, который один обеспечивал до половины всего производства золота в СССР (63 тонны в 1992 году). С другой стороны, многочисленное население было серьезной проблемой для экономики Узбекистана. Прирост населения в стране достигал 2,5 проц. в год. Для примера, если в 1976 году в Узбекистане жило 14,1 млн. человек, то к 1991-му оно выросло на 68 проц. и достигло 20,7 млн. человек. Президент Каримов в своей книге указывал, что ежегодный прирост трудоспособного населения Узбекистан а в девяностые годы составлял 450 тыс. человек в год, которых надо было обеспечивать работой. Кроме того, в силу специфики узбекской экономики в советские времена Узбекистан, являясь монополистом по хлопку, серьезно зависел от поставок из других районов СССР продовольственного зерна (до 75 проц. от потребности), нефтепродуктов, машин и оборудования.

Однако в любом случае после 1991 года Узбекистан обладал одной из самых мощных экономик среди бывших советских республик. И вопрос – что со всем этим делать? – в начале 1990-х остро встал перед Ташкентом. Надо отметить, что хотя и небольшой, но выбор у узбекского руководства был. После начала экономической либерализации в СССР, особенно после сентября 1990 года, Узбекистан так же, как и другие советские республики, захлестнула стихия мелкого предпринимательства. Первые кооперативы, спирт "Ройял", товарно-сырьевые биржи росли как грибы после дождя. Потом в России, Казахстане, Украине были ваучеры, купоны, приватизация и далее без остановок, рыночная либерализация взяла свое. Казалось, что для Узбекистана, где и в советские времена всегда было очень много рынка, вопрос с направлением дальнейшего развития был совершенно ясен. Узбекскому руководству нужно было только организовать процесс либерализации и возглавить, так как это произошло в большинстве других стран СНГ. Если кто и был в бывшем СС СР готов к рынку, так это, наверное, именно Узбекистан.

Однако ничего такого не произошло. Медленно, постепенно, но верно, стихия рынка в Узбекистане начала уступать место государственному регулированию. Нет, с нормальными узбекскими рынками, вроде Алайского, все было в порядке. Однако официальный Ташкент в начале своего независимого пути первым делом начал сворачивать рыночную либерализацию экономической системы в целом. Что же произошло? Почему всемогущий рынок и шоковая терапия, которые без всяких препятствий бурно развивались в других странах СНГ, вдруг дали сбой в Узбекистане?

Все дело, скорее всего, в той самой субъективной роли личности в истории. Президент Узбекистана Ислам Каримов оказался хорошим хозяйственником советской закалки. Причем весьма ответственным. Наверняка он отчетливо видел все риски для Узбекистана в случае продолжения процессов "дикой либерализации". А все эти риски мы по своему опыту хорошо знаем. Это обнищание населения, тотальная коррупция, часто грабительская приватизация. Был еще один чисто восточный риск. Это угроза деиндустриализации страны. Потеря контроля над экономикой могла привести к тому, что Узбекистан мог лишиться того уровня модернизации, который был достигнут за годы советского правления. Для европейски ориентированного восточного политика это была серьезная проблема. Для него километры железных и автодорог, телефонные линии, и т. д. были не просто экономическими показателями. Это была прямая альтернатива прошлой сугубо восточной жизни с ишаками, мотыгами и прочей экзотикой. И, что характерно, с другой элитой и с другими обще ственными ценностями.

Курс на автаркию

Так или иначе, но официальный Ташкент в первой половине 1990-х взял курс на сохранение достигнутых во времена СССР ценностей. А сделать это можно было только с помощью сохранения прежней роли государства в экономике и политике. Только так можно было сохранить производство, навести порядок в обществе и экономике, обеспечить более или менее справедливое распределение ценностей. Под этими словами в первой половине девяностых подписались бы 80–90 проц. граждан бывшего СССР. Социальные гарантии, отсутствие преступности, сохранение имевшихся и создание новых рабочих мест, благодаря целенаправленной государственной политике, и никаких там "новых русских" или "новых казахских". О чем еще можно мечтать? И именно поэтому, кстати, вплоть до самого последнего времени у казахстанской интеллигенции Узбекистан и его политика вызывали такую острую ностальгию.

Надо признать, что результаты, которых добился Ташкент на общем печальном фоне распада советской экономики, были весьма впечатляющими. Например, в 1997 году ВВП Узбекистана по отношению к 1990-му составил 90 проц., тогда как в России – 59, а в Казахстане 62 проц., а объем промышленного производства по отношению к тому же 1990 году в Узбекистане – 112,7 проц., в России – 51, в Грузии – 23 проц. И это при том, что примерно за этот же период времени в Узбекистане в ряде отраслей произошло серьезное снижение производства. Например, производство минеральных удобрений упало с 1,7 млн. тонн до 0,9 млн. тонн, цемента – с 6,9 млн. до 3,5 млн. тонн, производство металлорежущих станков сократилось в 10 раз, химических волокон и нитей – с 49,3 до 6,9 тыс. тонн, и это при общем росте объемов промышленного производства.

Почему же такая ситуация стала возможной? А потому что руководство Узбекистана сосредоточило усилия на повышении уровня самообеспеченности экономики и ее сбалансированности. Более того, Узбекистан фактически шел к экономической автаркии. Например, Ташкент стремился избавиться от импорта продовольствия, а это в первую очередь продовольственное зерно. В начале 1990-х Ташкент тратил от 0,7 до 1 млрд. долларов в год на импорт продовольствия. Другая проблема – импорт нефтепродуктов. Ташкенту удалось ее решить путем расширения добычи нефти с 2,8 млн. в 1991 году до 7,6 млн. тонн уже в 1995-м. Для этого был модернизирован Ферганский нефтеперерабатывающий завод и построен с нуля Бухарский нефтеперерабатывающий. И, наконец, главная задача – это развитие новых производств, своего рода узбекская промышленная политика. Ее символом стал завод "УзавтоДэу", который по лицензии производит корейские автомобили. И он же стал основным имиджевым символом страны.

Цена вопроса

Надо отдать должное узбекскому руководству, Ташкент смог реализовать целый ряд крупных проектов и решить несколько острых проблем. Однако нельзя не сказать о цене вопроса. Проблема, в общем-то, не в количестве проектов и не в масштабах строительства и даже не в количестве произведенной продукции. В нормальной экономике речь всегда идет о качестве проектов. А так получается, что ускоренная индустриализация делалась ради самой индустриализации.

Например, построили узбеки автомобильный завод – хорошо, но какой ценой и самое главное – зачем? Строительство завода финансировалось за счет ресурсов, полученных от экспорта хлопка. А для того чтобы получить возможность направить эти ресурсы на строительство завода, узбекское правительство обеспечивало принудительное изъятие хлопка у дехкан за символические деньги. В 1996 году государственные закупочные цены на хлопок-сырец были на 26,6 проц. ниже себестоимости его производства. Имеются данные о том, что государство в Узбекистане покупало килограмм хлопка у дехкан за 2 цента. Честно говоря, это очень напоминает сталинскую индустриализацию, проведенную, в том числе, за счет раскулачивания крестьянства. Для примера скажем, что наши хлопкоробы в Мактааральском районе в этом году продают хлопок-сырец на заводы по 49–50 тыс. тенге за тонну, а в прошлом продавали по 33 тыс. тенге. Но здесь нет ничего личного, это рынок.

Однако, построив завод, узбеки столкнулись с проблемой сбыта готовой продукции. В условиях государственной модели советского образца просто не может быть нормального потребительского спроса. В то же время, покупая машинокомплекты у корейцев за валюту или в обмен на поставки сырья, узбекское правительство вынуждено было создавать искусственный спрос внутри страны. То есть фактически само покупать у себя свои же машины. Поэтому так сложно оценить реальную себестоимость и качество узбекских автомобилей, а также цену их производства для экономики страны. В 1997 году в Узбекистане было собрано 64,9 тыс. автомобилей, в 1998 – 54,4 тыс., в 1999 – 58,3 тыс., а в 2000 – всего 31,3 тыс. Тенденция, как говорится, налицо. Получается, что огромные ресурсы были потрачены просто на имидж государства. Помните рекламный ролик, предлагающий узбекские "Нексии" на российский рынок – "а я узбеков люблю".

Не все просто и с эффективностью политики импортозамещения. Например, большой вопрос о себестоимости производства и реальных запасах нефти в Узбекистане. В 2000 году узбекские нефтяники добыли около 7,5 млн. тонн, в 2001-м объем добычи составил уже 7 млн. Более того, крупнейшее узбекское месторождение Кокдумалак вообще находится на грани остановки из-за падения давления в пластах и сильной обводненности.

Добрые соседи

Нельзя не отметить, что все попытки создания новых производств в Узбекистане не могут решить проблему излишней рабочей силы. За прошедшие десять лет в стране добавилось 4,5 млн. новых рабочих рук. Никакая промышленная политика не способна обеспечить адекватный прирост новых рабочих мест. Отсюда масштабная скрытая безработица, совсем так, как это было в СССР. А ведь единственной альтернативой промышленной политики советского образца является только рынок. Вместо того чтобы бороться за создание рабочих мест в госсекторе, где ты заведомо проиграешь природе, всегда лучше создать условия для частной инициативы, например, в сфере услуг. Это позволит резко изменить структуру занятости населения и, по крайней мере, снять социальную напряженность в обществе.

В таких обществах, как казахстанское или, скажем, российское, достаточно тех, кто недоволен ситуацией. Однако рыночные принципы экономики позволяют активной части населения получать неплохую прибыль и обеспечивать доходы зависимых от нее людей. Поэтому недовольство не носит критического характера. В Узбекистане же недовольны почти все. В первую очередь это угнетенная деревня, за счет которой финансируются все затратные проекты государства, а во вторую – это город с его неудовлетворенным потребительским спросом. А спрос вдвойне не удовлетворен, потому что у обычного узбекистанца есть с чем сравнивать. Чтобы лучше понять ситуацию, представьте себе ГДР или СССР в последний год их существования и абсолютно свободный въезд в ФРГ или любую другую капиталистическую страну с полностью удовлетворенными потребностями для любого советского гражданина. Так вот роль ФРГ для Узбекистана сегодня играют Казахстан и Россия, куда стремятся узбекские граждане на заработки.

В общем, сохранив все преимущества советской системы организации экономики и общества, Ташкент также сохранил и все ее недостатки. Современный Узбекистан это своего рода плохая маленькая копия Советского Союза только без коммунистической идеологии. Сегодня Узбекистан напоминает поздний СССР почти во всем. И самое главное, в абсолютной ответственности государства за его экономическую политику. Государство здесь за все в ответе, но сделать ничего не может и не хочет, и это будет пострашнее боевиков Джумы Намангани. Слишком памятны для нас годы распада СССР. А начиналось-то все с экономики и страстного желания людей освободиться от навязчивой опеки государства.

Нельзя сказать, что узбекское руководство не отдает себе отчет в критичности положения своей экономики. Однако сделать уже ничего не может. Ведь упущено самое главное – время. Ташкент попытался плыть против течения, когда все остальные барахтались в жестких условиях становления рыночной экономики. Однако логику исторического процесса обмануть трудно. То, что не удалось СССР, никак не могло получиться у одного из его осколков. За то время, пока Узбекистан занимался консервацией общественных и экономических отношений, остальные государства СНГ прошли сложнейший и неприятнейший процесс адаптации к современной рыночной экономике. За это время подросло целое поколение людей, свободных от комплексов советских лет, волков от рынка, готовых адаптироваться практически к любой ситуации.

Лишний раз в этом можно было убедиться в период с апреля 2002 года, когда Ташкент объявлял начало процессов валютной либерализации. Манипулирование обменным курсом валюты было одним из методов проведения экономической политики и одновременно способом ее защиты от внешнего влияния. Из-за разницы в курсах валют было практически невозможно оценить эффективность инвестиционных проектов, дать оценку состоянию экономики страны в целом. В то же время это позволяло, не обращая внимания на потребительские интересы населения, концентрировать усилия для реализации важных, с точки зрения государства, проектов. Однако либерализация валютной политики была одним из главных условий МВФ, одного из основных кредиторов Узбекистана. И вот в апреле было объявлено о либерализации.

В обменных пунктах можно было свободно продать доллары по курсу, близкому к курсу черного рынка, но купить доллары было практически невозможно. Причем черный рынок все равно предлагал лучшие условия и, кроме того, там можно было купить доллары. Помните разницу между курсами покупки и продажи в начале 90-х. Однако либерализация резко снизила эффективность запретительных мер, а кто бывал в Ташкенте, знает, что менять доллары на черном рынке раньше было непросто.

В то же время либерализацию напряженно ждали десятки тысяч мелких предпринимателей по обе стороны границы Узбекистана с Казахстаном и Киргизией. И получилось так же, как в свое время на границе СССР с Восточной Европой, где польские, болгарские и другие предприниматели, как пылесосом, высасывали валюту, удовлетворяя самые разнообразные потребности советских граждан. Наверняка для Узбекистана ситуация приобрела критический характер, потому что сразу открылись валютные ручейки, которые в обмен на товары текли за границу в Казахстан, Киргизию и далее – в Россию. Точных цифр никто не знает, но, судя по всему, в итоге Ташкент начал сворачивать либерализацию валютной политики. Но тут ведь как – один раз открыл шлюз, а дальше удержаться будет трудно. Следовательно, гражданам Узбекистана придется пройти через катастрофическое снижение уровня жизни, разорение и массовое закрытие неэффективных предприятий, далее все по сценарию, тому, который мы все прошли в девяностых годах прошлого века.

Есть такая постсоветская мудрость: хотели, как лучше – получилось, как всегда. К сожалению, это в полной мере относится к узбекскому руководству. Имея изначально огромный потенциал, Узбекистану, увы, придется все начинать с начала. Они в Ташкенте пытались обмануть историю и придумать свой собственный путь развития, но, увы. И еще им придется пройти через страшное унижение. Потому что у узбеков будут строгие экзаменаторы, вполне рыночные соседи из Казахстана, Киргизии, которые явно не постесняются воспользоваться ситуацией и заработать копейку-другую на беде своего соседа. А для страны, которую называли лидером Центральной Азии, это очень обидно.

А пока узбекские граждане голосуют ногами. И впервые за всю тысячелетнюю историю Средней (Центральной) Азии главный финансовый центр региона находится не в Ташкенте, не в Самарканде или Бухаре, он находится в Алматы, и кто знает, сколько узбекских денег каждый год уходит за пределы Узбекистана через казахстанскую финансовую систему. Ничего не поделаешь – закон сообщающихся сосудов. Более организованное общество всегда перекачивает ресурсы из такого же общества, расположенного по соседству, но значительно менее организованного.