КАЗАХСТАН

Gazeta.kz,
17 октября 2003

Зияющие высоты

Дмитрий Корнеев

Недавно правительство страны торжественно объявило об очередном достижении: в Казахстане в нынешнем году, судя по последним данным, был собран рекордный урожай зерна.

В "закрома родины" его засыпано около 17 млн. тонн, что даже немного превышает прошлогодний, тоже рекордный результат.

Удивляет, что это событие, которое в прежние, советские времена обязательно стало бы поводом для многодневного велеречивого славословия, шумных празднований и серьезного общественного резонанса, в нынешнем году не привлекло практически никакого общественного внимания.

Министр сельского хозяйства сообщил об этой поразительной трудовой победе сельчан на каком-то обыденном рабочем совещании, Президент отметил это обстоятельство в какой-то своей дежурной речи - и все! Ни средства массовой информации, ни общество в целом не уделили этому событию того внимания и пиетета, которое оно, по справедливости, заслуживало.

" Ну, урожай, ну хороший, а жизнь-то по-прежнему остается тяжелой…" - так, пожалуй, можно резюмировать отношение населения к урожайным миллионам. И этот скептицизм вполне понятен и обоснован: несмотря на хронические рекорды в сельском производстве в стране так же неуклонно растут цены на продукты питания, прежде всего на муку и хлеб. Да и при том подавляющем воображение развале, который царит сегодня в сельском хозяйстве и на селе в целом, трудно поверить, что бравурные статистические данные о потоках зерна, обрушивающихся в общественные закрома, точно соответствуют действительности.

Кстати, о статистике и вообще об учете собранного урожая - разговор особый. Даже уважаемые казахстанские ученые - аграрники и целые академические институты сельскохозяйственного направления порой останавливаются в недоумении перед потоком цифр и данных, извергаемых сегодня из разных источников.

В прошлом году, к примеру, статистики свидетельствовали о, примерно, 10 млн. тонн зерна, ушедшего на экспорт, а данные органов таможни говорили лишь о 4 млн. тонн. Пресса же, основываясь на высказываниях различных чиновников, писала о 7 - 8 млн. тонн зерна. И такая "разноголосица" вполне закономерна, поскольку реально действующей системы учета и контроля за движением зерна не существует. Госкомстат основывается на данных, которые поступают к нему из хозяйств и районов, проверить которые он не в состоянии, поскольку не имеет для этого ни людей, ни возможностей. Да и как он смог бы получить точные данные, если почти 60 процентов зерна не сдаются на хлебоприемные предприятия, а хранятся в хозяйствах?

Поэтому все оценки собранного урожая базируются на достаточно зыбкой основе непроверенных данных и справедливо вызывают у людей компетентных законный скептицизм. Миллион-другой тонн зерна, туда-сюда, в ту или иную сторону - такие погрешности в оценке урожая, экспортных возможностей, направлении зерновых потоков и других важных аспектов зернового дела сегодня никем не воспринимаются, как нечто чрезвычайное. Привыкли все. Многие официальным цифрам вообще не верят. Может быть и собрали 17 млн. тонн, а может быть - всего 12 млн. тонн - кто может точно сказать? То, что такая система организованного беспорядка в огромной степени способствует различным грандиозным махинациям с зерном, говорить излишне.

Но да Бог с ними, с этими цифрами. Допустим, что статистические данные чисты, как слеза младенца и в точности соответствуют действительности. И сверкающая вершина в виде 17 млн. тонн собранного в этом году зерна действительно существует. Что откроется, если посмотреть с этой вершины вокруг, и туда - вниз, где живут и трудятся миллионы сельчан? Откроется картина ужасающего развала, бедности, деградации всей системы сельскохозяйственного производства и всей социальной структуры села.

Хорошим примером усиливающегося процесса нравственного одичания может служить недавний случай в Абайском районе Карагандинской области, о котором сообщила одна из телекомпаний. Фермер-предприниматель нанял для работы со скотом несколько мужчин, обещая им кров, стол и небольшую зарплату. А сам отвез их на дальний отгон, поселил в холодном сарае и превратил их, по сути, в рабов, заставляя бесплатно работать по шестнадцать часов в день, кормя два раза в день несъедобной бурдой, которую и свиньи не стали бы есть. За непослушание "виновных" регулярно избивал.

Другой сельский "предприниматель" (в той же Карагандинской области), в такой же ситуации своего батрака (а по сути - бесправного раба) за какую-то провинность подвешивал за связанные за спиной руки к крюку, на которые в сарае вешались мясные туши, а сам в это время лупил его плеткой и прижигал горящей сигаретой ему лицо…

Потом убил и закопал в степи, как бездомную собаку. Преступление вскрылось случайно: другой батрак, напуганный демонстрацией показательного насилия, сообщил о новоявленном убийце-рабовладельце в полицию. Идет следствие.

А сколько еще несчастных сельских рабов, во всех областях безграничной нашей родины мыкают свою горькую долю? Сколько "пропавших без вести", отданных на волю своих возрожденных к жизни хозяев-феодалов, нашли у них страдания и даже смерть под горячим степным солнцем - кто сосчитает? Можно только с уверенностью сказать, что случаи в Абайском районе - далеко не единственный пример прогрессирующего нравственного одичания деревни.

Если же попытаться отрешиться от эмоций и проанализировать эту ситуацию с чисто экономической точки зрения, то, как это ни чудовищно, у фермера-убийцы окажутся свои весомые аргументы, если не моральные, то экономические. По всем расчетам, в сегодняшней ситуации экономически эффективным животноводство может быть только в крупном хозяйстве. Таких, кто держит более 500 голов скота, сегодня в Казахстане среди сельчан только 10 процентов. 90 процентов остальных крестьянских дворов содержат не более 50 голов скота.

Но в крупном животноводческом хозяйстве невозможно управиться с таким количеством животных без соответствующей техники. Однако покупка даже одного трактора, по сегодняшним ценам, неизбежно ввергает фермера в кабалу и грозит реальным разорением. Поэтому остается единственный выход: предельная эксплуатация человеческого труда, благо при сегодняшней повальной безработице на селе (да и в городах), недостатка в этом ресурсе фермер не испытывает. Поистине высокое достижение - рабский труд, по прошествии сотен лет опять стал экономически эффективен! Все буквально по Марксу: возрожденный капитализм опять подобен древнему божку, который пьет нектар только из черепов убитых…

К этому году, обозначенному как "Год села", 52 процента сельскохозяйственных предприятий страны пришли убыточными, 8 процентов свели год "на ноль" и только 40 процентов показали хоть какую-то прибыль. Причем подавляющая часть из этих 40 процентов - крупные и относительно хорошо механизированные товарные зерновые хозяйства.

Что касается животноводства, то оно находится в глубоком упадке. Выражается это как в резком снижении поголовья (с 1991 года поголовье овец в Казахстане снизилось с 36,2 млн. до 12 млн. в 2000 году - в 2, 7 раза), так и в качественном составе оставшегося стада. Практически уничтожено каракулевая порода овец, потребовавшая десятилетий работы по выведению новых пород животных.

Кроме того, 10, 5 млн. овец - 83 процента всего стада - сегодня находятся в личных подсобных хозяйствах сельских жителей. Естественно, что ни о каком качественном зооветеринарном обслуживании животных в такой ситуации говорить не приходится. Растет заболеваемость, как животных, так и людей. Ежегодно медики регистрируют по 300-400 новых случаев заболевания бруцеллезом, тяжелейшей и практически неизлечимой болезни, которой человек заражается от больных коров и овец. Раньше даже на один случай бруцеллеза медицинская система реагировала, как на ЧП, по крайней мере районного масштаба. Сегодня об этом можно только ностальгически вздыхать - 1370 сельских населенных пунктов не имеют даже самых простейших медицинских пунктов…

О техническом состоянии сельскохозяйственного производства нужно говорить особо. Хочется отметить лишь одно: по причине эксплуатации старой, выработавшей все сроки техники на селе грозно растет травматизм. Ежегодно медицинские учреждения регистрируют около 15 тысяч несчастных случаев, около 300 человек погибают, а еще 10-12 тысяч получают травмы разной степени тяжести. Тысячи становятся инвалидами, выпадая навсегда из производства и повышая нагрузку на и так дышащую на ладан систему соцобеспечения.

С учетом того, что из села в город ежегодно убегают ежегодно до 100-150 тысяч человек, в основном молодежи, демографическая ситуация на селе напряжена до предела. Скоро, похоже, там просто некому будет работать. Из-за травм и различных заболеваний, полученных на производстве, в сельском хозяйстве теряется более 9 млн. рабочих дней. Это равносильно тому, как если бы 30 тысяч человек не работали в течение года. Службы охраны труда на селе практически полностью ликвидированы, руководители и владельцы частных сельских предприятий озабочены только прибылью и денег на охрану и улучшение условий труда не выделяют. Государство же, выделявшее в 1995 году на охрану труда 228 млн. тенге, сегодня сократило эту сумму до 24 млн. тенге в год.

Все это, а также еще тысячи красноречивейших фактов свидетельствуют о том, что сельское хозяйство страны, село в целом находится в глубоком системном кризисе. Обескровленное, оно поднимается из глубин десятилетнего забвения перед взорами государственных мужей, решивших, наконец, обратить на него свое внимание. Приняты несколько Государственных программ развития села, оптимизации сельскохозяйственных предприятий и сельских населенных пунктов, только на решение первоочередных нужд села на ближайшие три года решено направить более 1 млрд. долларов.

Однако и намеченные масштабы реформ на селе, и их неспешные темпы, и объемы намеченных инвестиций в сельское производство, по мнению многих специалистов, не соответствуют задаче создания современного, конкурентоспособного сельскохозяйственного производства.

Ставка только на сильных, о чем декларирует правительство, может привести к резкому росту социальной напряженности, люмпенизации миллионов сельчан, которые, потеряв все перспективы дома, хлынут в города, создавая там маргинальные социальные прослойки, со своей враждебной традиционному социуму субкультурой.

Бразилия, запускающая свои космические спутники и безуспешно борющаяся с миллионными пригородами криминальных фавелл; Нигерия, "севшая на иглу" своего нефтяного экспорта и забросившая все остальные сектора экономики, раздираемая смутами и коррупцией - вот яркие примеры, должные заставить задуматься о будущем страны нашу властную элиту.

Еще не поздно, еще есть время и - слава Богу и высоким ценам на нефть! - финансовые возможности. Но время неумолимо идет вперед…

Новое поколение (Казахстан),
17 октября 2003

Вагит Алекперов: Мы верим в Казахстан!

В нефтяном секторе Казахстана российская компания "ЛУКОЙЛ" представлена весьма широко. И, судя по всему, география присутствия этого инвестора в казахстанских проектах имеет уверенную тенденцию к расширению. В свой очередной приезд генерал российского нефтяного бизнеса президент "ЛУКОЙЛа" Вагит Алекперов дал эксклюзивное интервью "НП"

- Только что вы встречались с президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым. Чему была посвящена беседа?

- Я доложил сегодня о ходе реализации текущих проектов. Как известно, наша компания принимает участие в семи крупных казахстанских проектах. Это КТК и месторождения Карачаганак, Кумколь, Тенгиз, Центральное, Хвалынское и Достык. Кроме этого, мы обсудили перспективы начала реализации совместных с компанией "КазМунайГаз" проектов на казахстанской части шельфа Каспийского моря, в частности, по новому проекту "Достык". В этом проекте наша компания и "КазМунайГаз" имеем по 50 процентов.

При обнаружении промышленных запасов нами планируется инвестировать в данный проект порядка трех миллиардов долларов.

Хотел бы сказать вот о чем. Я достаточно часто встречаюсь с лидерами зарубежных стран, но встречи с Нурсултаном Назарбаевым для меня всегда особые. Нурсултан Абишевич всегда в курсе проблем, и разговор с ним - это не только беседа с мудрым и авторитетнейшим лидером динамично развивающейся страны, но и с человеком, до тонкостей знающим непростую специфику нефтегазовой отрасли.

- Недавно звучала критика в адрес российских нефтяных компаний в части того, что они набирают месторождения "про запас" и впоследствии затягивают их освоение, в том числе и в казахстанском нефтяном секторе...

- Вряд ли это высказывание относится к нам. Учитывая деятельность нашей компании в Казахстане и принятые нами достаточно быстрые темпы, нельзя сказать, что мы берем месторождения "про запас". Мы заинтересованы в быстром и эффективном возврате инвестиций. После получения прав на разведку или разработку участка обычно проходит не более 6-7 месяцев до того момента, как мы приступаем к конкретной производственной деятельности.

В частности, я уже говорил о том, что в случае подписания контракта по "Достыку" в ближайшие месяцы мы намерены приступить к работам уже в следующем году.

- Наверняка российские нефтяники внимательно следили за ходом переговоров правительства Казахстана с руководством компании "Тенгизшевройл" по вопросу финансирования проекта. Что вы думаете по этому поводу?

- Я искренне рад, что сторонам удалось прийти к компромиссу. Комментировать больше я счел бы не совсем корректным.

- По своим объемам добычи компания "ЛУКОЙЛ" является одной из крупнейших в мире. В то же время по уровню капитализации она не входит даже в десятку лидеров. Стремитесь ли вы войти в верхнюю часть списка?

- Да, по запасам мы вторые в мире, по добыче - шестые (добываем 2 процента всей нефти на земле), а вот наши активы в силу ряда причин существенно недооценены. Мы сейчас очень активно работаем над проблемой роста капитализации - это для нас сегодня самое главное. Раньше мы как производственники считали главными показателями тонну добытой нефти и метр проходки. Сейчас для нас наиболее важен прирост акционерной стоимости, рентабельность вложенного капитала и обеспечение прозрачности нашего бизнеса для акционеров и инвесторов.

- Как вы оцениваете принятую недавно госпрограмму освоения Каспия?

- В этом целостном и очень серьезном документе есть главное - программа отвечает интересам, взвешена и справедлива как для страны, обладающей гигантскими нефтегазовыми ресурсами, так и для нынешних и будущих инвесторов.

Время новостей,
27 октября 2003

Казахстанская "принцесса" пошла во власть

Аркадий Дубнов

В Казахстане родилась новая политическая партия. И мало кто обратил бы на это внимание, если бы не имя лидера - Дарига Назарбаева. Старшая дочь президента страны Нурсултана Назарбаева и глава национального медиахолдинга "Хабар", 40-летняя Дарига "единодушно" избрана председателем партии "Асар", что в переводе с казахского означает "всем миром".

Программа "Асар" выглядит гуманной - помочь всем нуждающимся в Казахстане. Очевидно, у нее окажется много сторонников. Во-первых, потому, что быть богатым и здоровым лучше, чем бедным и больным. А во-вторых, как откровенно заявил посол Казахстана в России Алтынбек Сарсенбаев, в его стране "партии существуют только потому, что их поддерживает президент, и не будь этой поддержки, они давно бы превратились в клубы по интересам".

Так что административный ресурс обеспечен, что пригодится на предстоящих весной будущего года парламентских выборах. Но что дальше? Собирается ли казахстанская "семья" повторить успех "семьи" азербайджанской и подготовить почву для передачи престолонаследия дочери Назарбаева? Кстати, кроме Дариги у него еще две дочери, но нет сына.

Как утверждает тот же г-н Сарсенбаев, "в условиях Казахстана это неприемлемо". Но президент Назарбаев находится в последние годы в "деликатном положении" в связи с обвинениями в коррупции, которые расследует американское правосудие (скандальное дело "казахгейт"). Поэтому он стремится найти решение, позволяющее гарантировать интересы "семьи" в случае преждевременного ухода в отставку. Политические амбиции Дариги, которая в этом году успела провести на сцене Большого театра в Москве презентацию и своих талантов оперной певицы, могут оказаться кстати. Дочери президента поручили исполнить "новую партию".

Новости недели (Казахстан),
23 октября 2003

Вице-министр МВД Казахстана генерал-майор Иван Отто: "Реформа пройдет в три этапа"

Наталья Буенко

О том, что систему МВД ждут значительные перемены, стало понятно еще в сентябре после расширенного совещания руководителей правоохранительных органов с участием главы государства. Именно тогда президент подверг резкой критике работу силовых ведомств. И вот в недрах министерства появились на свет первые концептуальные штрихи будущей реформы. Чем она вызвана и что будет собой представлять? Не повторится ли печальный опыт создания в недалеком прошлом Государственного следственного комитета (ГСК)? На эти и другие вопросы корреспондента "НН" Натальи БУЕНКО отвечает Иван ОТТО

– Иван Иванович, насколько сегодня назрела необходимость реформирования системы МВД? Чем не устраивает нынешняя структура органов внутренних дел?

– Однозначно ответить на этот вопрос невозможно. Здесь надо рассматривать несколько моментов. Прежде всего, как вы знаете, в парламенте на стадии рассмотрения находится законопроект "О местном самоуправлении", который предусматривает персональную ответственность акимов за обеспечение охраны общественного порядка. В свою очередь это обязывает и нас принять какие-то меры по децентрализации системы органов внутренних дел.

Кроме того, с 1 января 2005 года в силу вступит новый Бюджетный кодекс, согласно которому запрещается финансирование одного ведомства из двух источников одновременно. Сейчас система МВД финансируется и из республиканского, и из местных бюджетов.

Вместе с тем нами был изучен международный опыт, который предполагает передачу вопросов охраны общественного порядка на местный уровень.

И наконец, последним толчком в принятии решения о реформировании системы МВД стало выступление президента 10 сентября на расширенном совещании правоохранительных органов.

Нами за основу реформы был взят опыт Молдовы. Мы полагаем, что отныне низовой уровень (УВД) необходимо разделить на два управления: по обеспечению охраны общественного порядка и по борьбе с организованной преступностью. Оба подразделения будут замыкаться на МВД. Однако управление охраны общественного порядка, или, как одно из возможных наименований, "местная полиция", будет подчиняться акиму. Хотелось бы подчеркнуть, что это один из возможных вариантов структурных изменений, поскольку концепция еще будет дорабатываться.

Вместе с тем нельзя отдавать на откуп региональным акимам вопросы обеспечения безопасности страны, вопросы единообразия толкования закона, единообразие форменной одежды, вопросы выслуги лет. Они должны контролироваться МВД.

– Не повторится ли печальный опыт, когда создавали Государственный следственный комитет? Почему, казалось бы, хорошая идея провалилась?

– В этом и заключается основная задача: учитывая прошлые ошибки, не наступить на те же грабли во второй раз.

В принципе, сама идея ГСК была хорошей и правильной. И если бы в свое время к ней подошли нормально, то эта структура существовала бы по сей день. Однако тогда ГСК, являясь самостоятельным правоохранительным органом, не смог осилить тот объем работы, который свалился на его плечи. Дело в том, что в структуру ГСК перешли все оперативные работники и следователи. Им же предстояло работать по всем статьям Уголовного кодекса. Все остальные службы остались в ведении МВД, в задачу которых входила охрана общественного порядка.

Теперь мы предлагаем провести реформу в три этапа. Первый – подготовительный. На втором будут созданы органы местной полиции и общественного порядка, а также органы дознания. В такой структуре они должны продержаться год. В дальнейшем 70 проц. составов преступлений – небольшой и средней тяжести – отойдет к органам местной полиции. Остальные 30 проц. – тяжких и особо тяжких преступлений – останутся в новой структуре. Впрочем, все цифры пока условны.

За основу такого разделения был взят бюджет. На сегодняшний день 70 проц. финансирования УВД приходится на местные бюджеты. Примерно такая же численность личного состава останется в органах местной полиции. К тому же это позволит нам безболезненно сохранить и управление охраны общественного порядка.

– Как вы считаете, подобные перемены отразятся на качестве работы того же следствия? Повысится ли раскрываемость?

– Думаю, что да. Впрочем, нельзя однозначно говорить о повышении раскрываемости в отношении того блока, куда войдут преступления средней и небольшой тяжести. К примеру, какова будет раскрываемость по кражам, которые на сегодняшний день составляют 44 проц. всех преступлений, сказать очень трудно.

А вот что касается работы второй группы, куда будут отнесены, как я уже говорил, самые сложные составы преступлений, то она, безусловно, должна поднять свой профессиональный уровень. А это, в свою очередь, скажется и на раскрываемости преступлений.

– Как будет решаться кадровый вопрос при разделе УВД на две не зависящие друг от друга структуры?

– На начальном этапе этот вопрос можно решить чисто механически. Например, патрульно-постовые полки автоматически отойдут к местной полиции, туда же войдут и участковые. Если брать второй блок, то здесь останутся 9-е управление, управление по борьбе с организованной преступностью, оперативники и следователи. Однако последних, видимо, придется разделить в процентном соотношении к составам преступлений, которые отойдут к каждой из структур.

– В таком случае какие вопросы останутся в ведении МВД?

– Задача министерства останется прежней: общее руководство обеими новыми структурами. Единственное, что к местной полиции отношение станет более либеральным. За центральным аппаратом останутся организационно-методические вопросы, законотворческая деятельность.

А вот в отношении второй структуры политика МВД ужесточится. Как предполагается, она будет заниматься вопросами организованной преступности, бандитизмом, коррупцией, должностными преступлениями и т.д. Здесь необходимо вывести работу по раскрытию таких преступлений на более качественный уровень. В свое время мы были не готовы к всплеску преступлений именно по этим категориям дел. Сказывалась наша ментальность, уровень подготовки сотрудников. Ведь при Советском Союзе считалось, что коррупции нет, не говоря уж об организованных преступных группировках и заказных убийствах. Понятно, что все это влияло на программы подготовки сотрудников. Теперь жизнь диктует новые условия.

Изначально организованной формой преступности считался разбой. Но сейчас организованная преступность плотно обосновалась и в сфере экономики. И такие составы преступлений сегодня доминируют. Кроме того, в основе каждого заказного убийства лежит экономика, передел собственности. И теперь, чтобы адекватно реагировать на изменившиеся условия, мы должны делать ответные шаги в борьбе с новыми видами преступности.

– Если я правильно поняла, в ведение акима перейдут вопросы охраны общественного порядка, а значит, участковые и дорожные полицейские. А не кажется ли вам, что акимы могут злоупотребить властью, особенно в отношении гаишников?

– Бесспорно, что полностью всю службу дорожной полиции нельзя отдавать в ведение акима. Водительские удостоверения, технические паспорта, единые программы обучения на получение права управления транспортом должны остаться в структуре МВД. К тому же существуют единые базы данных по транспортным средствам. Сегодня при необходимости наши сотрудники могут получить любую информацию. Если все это разрушить, то проколов в будущем нам не избежать.

– И все же. Вы допускаете, что может случиться произвол на местах?

– Мы этого не исключаем и предвидим. Мы снова возвращаемся к вопросу, почему необходимо, чтобы МВД опекало местную полицию. Я полагаю, что если все полномочия в отношении местной полиции отдать акимам, может резко сократиться количество участковых, при том, что возрастет число дорожных полицейских.

– Как же вы собираетесь контролировать деятельность акимов, когда они вам неподотчетны?

– В наших руках останутся действенные рычаги. Такие, как прием на работу, присвоение очередных званий, вопросы увольнения, пенсионного обеспечения. Мы будем работать с акимами, помогать там, где это необходимо. А как вы хотели, чтобы сразу все было идеально?

– Поскольку мы затронули работу дорожной полиции, то как вы относитесь к тому, что регистрацию транспортных средств необходимо передать в ведение Минюста?

– Я считаю, что здесь произошло смешение понятий. Есть понятие "юридическая регистрация прав собственности". А есть – "техническая регистрация автомототранспорта". Это разные вещи. В принципе, мы не возражаем. Другое дело, надо понимать, что первично, а что вторично. Я считаю, когда владелец приобрел машину, он должен прийти в ГАИ, зарегистрировать ее, получить техпаспорт и номерной знак. На основании этих документов он может зарегистрировать свое право собственности на это транспортное средство в Минюсте.

– Но это же усложнит процедуру регистрации! Выходит, придется вместо одного ведомства обивать пороги сразу в двух...

– Я полагаю, что Минюст не осилит такой огромный пласт работы. Дело в том, что за формальным признаком регистрации стоит банк данных по номерам и агрегатам автомашин. Предположим, мы и его передадим в Минюст. А ведь мошенники не выбирают время для своих преступлений. К примеру, разбойное нападение произойдет в два часа ночи. Где мы будем искать работника Минюста, чтобы получить необходимые сведения? Им без разницы, насколько оперативно мы раскроем то или иное преступление.

– Вы допускаете, что может начаться межведомственное противостояние?

– Да, а оно никому не нужно. Я считаю, техническая регистрация должна остаться в МВД.

– Тогда еще один вопрос – о делегировании части полномочий из МВД. Как вы относитесь к тому, что документирование должно находиться в том же Минюсте?

– Любую проблему можно рассматривать с двух сторон: теоретически и практически. Так вот. Теоретически мы не против передачи выдачи паспортов гражданам вместе с РГП, их изготавливающим, под патронаж Минюста. Но если подходить практически, то сразу возникает масса вопросов.

В этой структуре есть спецучет осужденных, а также ведется учет сроков погашения судимости. Как быть с ними? Будет ли Минюст вести еще и эту работу?

Но если мы передаем документирование, то должны автоматически передать и регистрацию граждан. И если сегодня человек в течение месяца получает паспорт, что, он потом еще две недели будет у нас получать регистрацию? Представляете, какая это будет волокита! К тому же Минюсту по большому счету без разницы, где вы живете. Искать людей приходится нам.

Конечно, мы будем прорабатывать всевозможные варианты, искать компромисс.

– И последний вопрос. Институт прописки отменен. Однако практически всегда и везде требуют справку с места жительства, а равно о прописке. Как быть?

– Когда я выступал категорически против отмены института прописки, меня посчитали чуть ли не врагом народа. К сожалению, мы часто слепо копируем чужой опыт. Взять ту же Америку. Там нет института прописки. Однако практически каждый американец имеет счет, машину, землю, другую собственность. Как минимум, по 12 позициям он связан с государством. Соответственно найти такого человека не составляет труда.

Что же происходит у нас? На цементном заводе работает мужик, у которого ни кола ни двора. Его ничего не связывает с государством. Где мы его должны искать? Сейчас куда ни придешь, везде требуют справку о прописке. Отсюда вытекает логичный вопрос: а зачем ее вообще отменяли? Я согласен, что это надо было сделать, но сделать взвешенно и обдуманно.

Даже сегодняшняя регистрация граждан ничего не дает. К примеру, вы зарегистрировались по одному адресу в Астане, а жить можете по другому. Вот мы сейчас и думаем, как правильно поступить. Эта проблема существует, и ее тоже надо решать.

Gazeta.kz,
22 октября 2003

Дела пограничные

Гульмира Кенжегалиева

В российских СМИ появилось сообщение о том, что Минобороны РФ всерьез озабочено проблемой российско-казахстанской границы. Новым поводом для беспокойства послужил доклад контрольного управления представителя президента РФ в Приволжском федеральном округе.

Комиссия, проводившая анализ ситуации на юго-восточном рубеже России, пришла к выводу, что этот участок границы слабо защищен от проникновения наркотиков, оружия и другой контрабанды с территории Казахстана в Россию.

Как отмечают российские издания, в Совете безопасности РФ появился проект обустройства российско-казахстанской границы. Юго-восточные рубежи России - это граница Оренбургской и Челябинской областей с западными областями Казахстана.

Большие претензии у казахстанской и российской сторон друг к другу по ситуации на железнодорожной станции Илецк-1. Так сложилось исторически: станция эта принадлежит Казахстану, но сама территория относится к Оренбургской области. Поезда, следующие с юга на запад Казахстана проезжают по этой дороге. А на узловой станции Соль-Илецк пассажиры и перевозимый груз подвергаются тотальной проверке со стороны российских пограничных и таможенных служб. Зачастую доходит до инцидента, когда российские пограничники снимают с состава целые вагоны с челночным товаром.

Вопрос этот рассматривался уже не один раз таможенниками двух стран, в том числе на региональном уровне таможенными службами Оренбургской и Западно-Казахстанской областей, но до сих не может найти своего разрешения. Россияне ссылаются на многочисленные документы, спускаемые сверху, мол, границу надо охранять и т. д. и т. п. От нерасторопности чиновников страдают казахстанские граждане. Как ни странно, набивший оскомину вопрос не был поставлен руководством ЗКО перед губернатором Оренбургской области во время проведения дней экономики и культуры ЗКО в Оренбуржье. Зато почти все печатные издания Оренбургской области аккурат к этому событию приурочили свои статьи по поводу охраны российской границы от казахстанской контрабанды.

Сам начальник Юго-Восточного регионального пограничного управления ФСБ России генерал-лейтинант Микаел Оганесян считает, что граница не должна быть закрытой глухим забором. Для ее охраны достаточно несколько хорошо обученных мобильных отрядов и малой авиации. Это поможет пресекать контрабанду и в то же время поможет политическому сближению казахского и русского народов.

Российские, да и казахстанские военные солидарны в одном - необходимо политическое сближение двух стран, это позволит сообща охранять границы от потенциальных нарушителей.

В конце сентября на заставе Изобильная Оренбургской области был организован первый совместный с казахстанскими службами рейд по охране границы. По мнению российских военных, совместные действия гораздо эффективнее и экономичнее, нежели работа пограничников по отдельности. На практике это будет выглядеть так: обе стороны держат связь друг с другом. Если нарушитель уйдет от казахстанцев, его на своей территории будут поджидать россияне. И наоборот.

Один из главных на сегодня вопросов - это делимитация и демаркация казахстанско-российской границы. Межправительственная комиссия, в состав которой входят работники МИД обеих стран, работает в этом направлении в течение нескольких лет. На следующий год в первом квартале предполагается подписание главами двух стран окончательного договора по делимитации границы Казахстана и России, после чего начнется процесс демаркации.

По информации пресс-службы МИД Казахстана, требующие разрешения вопросы на границе Казахстана носят больше хозяйственно-административный, чем политический характер. При этом следует отметить, что готовящийся двусторонний договор между Казахстаном и Россией о делимитации российско-казахстанской границы будет уникальным, так как линия границы между республикой Казахстан и Россией составляет 7,5 тыс. км. и является самой протяженной сухопутной границей в мире.

И одной из основных задач ныне работающей комиссии является детализация пунктов этого договора. В рамках осуществления делимитации стороны изучают ранее принятые и новые документы землепользования, архивные материалы, и на основании их прокладывают линию границы на картах и схемах. Процесс по "вычерчиванию" линии границы на карте в первую очередь учитывает межгосударственные интересы и потому не всегда берет во внимание интересы личности.

Это особенно ярко проявляется сегодня на российско-украинской и российско-казахстанской границах. Есть случаи разделения домов и хозпостроек, железнодорожной станции и обслуживающего ее персонала. Для того, чтобы все-таки учесть и судьбы людей, проживающих на этих спорных территориях, члены межправительственной комиссии побывали на спорных участках Западно-Казахстанской и сопредельных российских областей. В одном случае дело касалось железнодорожного разъезда, расположенного на территории ЗКО, но на самом деле относящегося к Приволжской железной дороге РФ.

В другом случае, стороны претендуют на лес, посаженный гражданами двух соседних государств. В третьем, граница проходит буквально через дом, разделяя спальню от кухни. И здесь очень сложно, не ущемив, интересы друг друга договориться. На сегодняшний день 80% участка российско-казахстанской границы уже согласован. Составлено описание границы в пределах Астраханской, Волгоградской, Саратовской и частично Оренбургской областей. Идет кропотливая совместная работа комиссий по делимитации границы. До конца нынешнего года эта работа должна быть завершена.