Радикальный ислам в Центральной Азии

28.06.2006. cainfo.ru

Андрей Грозин

Исламские экстремисты и в этом году не оставили в покое Центрально-Азиатский регион. В мае киргизские пограничники несколько дней вели бои с боевиками, пытавшимися прорваться в Баткентскую область из сопредельного Таджикистана. Это вновь заставило вспомнить о тех грозных проявлениях вооруженного исламизма, которые всерьез заставили говорить об «исламской угрозе» стабильности в Центральной Азии. В 1999 году именно в Баткент вторглись крупные отряды Исламского движения Узбекистана (ИДУ).

Впрочем, даже сейчас, когда крупных столкновений нет, по всей Средней Азии регулярно происходят задержания лиц, обвиняющихся в причастности к религиозным экстремистским группировкам. Так что задаться вопросом о влиянии радикального исламизма на ситуацию в Центральной Азии и о проблеме сохранения стабильной ситуации в регионе в свете геополитических трансформаций, переживаемых миром, вполне уместно.

Можно сказать, что до лета 1999 г. (первое вторжение экстремистов в Баткент) исламский фундаментализм с его призывами к тотальному джихаду, к войне с неверными для подавляющего большинства жителей постсоветской Азии был чем-то абстрактным, отвлеченным, относящимся, скорее, к соседнему Афганистану или Чечне. В открытой форме джихад в его понимании как вооруженной борьбы против "неверных" или светских властей мусульманских государств стал реалией именно со времен «Баткентских войн» и первых террористических актов в Узбекистане. Именно после этого существование Исламского движения Узбекистана (ИДУ) стало невозможно не замечать.

Тогда военными методами проблема была снята, однако и сегодня многие не уверены, что военный аспект тогдашних баткенских баталий являлся основным. Куда важнее представляется тот факт, что у значительной части населения региона действия боевиков ИДУ не вызывали сколько-нибудь яркого отторжения.

Но и это не новость: еще в середине 1990-х гг. более 80% населения Киргизии было уверено, что роль ислама в общественной жизни республики будет и должна возрастать. Примерно те же цифры фиксировались в Таджикистане, а меньшие – в Узбекистане и Казахстане. Это представляется вполне закономерным: если отдельные граждане, социальные или этнические группы, целые регионы лишаются привычного статуса и образа жизни, теряют уверенность в завтрашнем дне, то возрождаются религиозные ценности.

Ислам, как и всякая религия в традиционных, патриархальных обществах, выступает в форме единственной понятной каждому идеологии. Определенные политические силы апеллируют  к «чистому» исламу как источнику «хорошей» идеи равенства и социальной справедливости, стремясь канализировать социальное недовольство против «плохого» светского государства.

В постсоветской Азии наибольшую активность в области исламской миссионерской деятельности с начала 90-х гг. проявляли организации и граждане арабских стран, Турции и Пакистана. В той же Киргизии на «островке демократии» в последние годы нелегально работали эмиссары целого ряда религиозно-политических группировок: «Джамиат-уль-Ислами» и «Джамиат-уль-Улема», «Даават-уль-иршат», «Сунни-Техриб» и «Хара Катур-ансар», «Ислами Джамиат-уль Туляба» и ряд других.

Религиозное мировоззрение названных и многих других действовавших и продолжающих действовать в Ферганской долине группировок воинствующего ислама разнообразно. Однако в практике органов национальной безопасности, других госструктур, а с их подачи и в СМИ за всем этим многообразием закрепилось понятие «ваххабизма». Но с начала нового века ваххабизм – это уже скорее политический ярлык; есть другие, более реальные угрозы.

Опыт последних лет указывает на то, что острота ситуации в Центральной Азии в связи с «исламистской угрозой» становится привычной. Несостоятельность звучавших всю вторую половину 90-х гг. благостных прогнозов, что религиозный радикализм не имеет в регионе политического будущего, лишний раз подтвердила, сколь опасно выдавать желаемое за действительное.

Впрочем, необходимо учитывать один лишь на первый взгляд парадоксальный закон: любые экстремистские течения – хоть исламистские, хоть христианские, хоть языческие – всегда действуют на острие глобализационных процессов. Отчасти это реакция сохраняющих традиционализм обществ на происходящие изменения. Однако лишь отчасти. Именно жесткость и агрессивность этой реакции порой превращает экстремистов в важный инструмент, которым весьма сподручно орудовать на глобализационном «фронтире», преследуя свои весьма отдаленно связанные с идеалами экстремистов цели. Ведь одной из удобных стратегий глобализации является распространение своего влияния – в обход национальной государственности – на местные территориальные общности и структуры самоуправления. В этих условиях – местничество и сепаратизм становятся питательной средой для влияния на государства внешних игроков, а радикальные движения, не признающие государства в его нынешнем виде – одним из орудий этого влияния. Стоит признаться, что в свое время  Запад считал вполне допустимым подобную тактику. Особенности же отношения  американских спецслужб с радикальными исламистами во время вторжения СССР в Афганистан уже слишком известны, чтобы еще раз останавливаться на этом подробно. Неудивительно, что США, много лет официально осуждая Талибан за поддержку международного терроризма, сами при этом считали  тех же «учащихся медресе» прекрасным средством давления на Узбекистан. Возможно, после 11 сентября Запад осознал чудовищность рисков при подобных играх. Впрочем, это уже не столь важно. Инструмент радикализма всегда может подхватить кто-нибудь другой.

Стоит заметить, что наиболее уязвимым для действий исламских радикалов в Центральной Азии  всегда считался Узбекистан.  Президенту Узбекистана Каримову досталось куда более худшее наследство, чем его ближайшим соседям – Назарбаеву и Ниязову: углеводородных ресурсов у Узбекистана меньше, имеются серьезные водные и земельные проблемы, явный избыток населения. Вдобавок традиционный набор родоплеменных пережитков, не менее прочных, чем в соседних государствах. Все это теоретически создает идеальную питательную среду для радикального ислама. В этих условиях критически важной оказалась та твердость, с которой Ислам Каримов начал выстраивать светское централизованное государство – то есть создавать именно те условия, которые наиболее неудобны для исламистов. Важна при этом именно жесткость и бескомпромиссность. Узбекский лидер занял твердую позицию в отношении многочисленных, как обычно на Востоке, родственников и пытается проводить политику, отражающую интересы не только родственного клана и ближайшего окружения.

Можно как угодно относиться к личности Ислама Каримова, критиковать его за «недемократизм» и «жесткие меры», однако, его «недемократизм» распространяется на всю политическую элиту в равной степени: нет привилегированной «Семьи», которой априори прощается все, нет регионального сепаратизма областных хокимов, нет борьбы с коррупцией как формы передела собственности. Кроме того, имея прямо «под боком» пример раздавленного гражданской войной Таджикистана, Каримов занял бескомпромиссную позицию по отношению к «политизированному исламу».

Собственно, именно Узбекистан является, по сути, главным препятствием для радикальной исламистской экспансии в регионе. Победа исламистов в стране, где расположены такие святыни ислама, как Бухара и Самарканд, или образование подконтрольного боевикам района в узбекской части Ферганской долины может иметь непредсказуемые последствия для всего региона. В том числе и этим объясняется жесткая позиция властей Узбекистана по отношению к радикальным исламским группировкам.

Узбекистан выстоял после коллективного удара в Андижане, нанесенного «политизированными исламистами» и активно поддержавшими их (информационными ресурсами в первую очередь) «некоторыми внерегиональными силами». Поэтому есть основания полагать, что следующая «проба пера» будет сделана в другом районе Ферганской долины. Почти убежден, что это будет юг Киргизии, где, кстати, «Хизбут-Тахрир» – наиболее опасная для постсоветских режимов радикальная исламская группировка – давно действует совершенно ни от кого не скрываясь.

При этом не следует думать, что «политический ислам» возникает исключительно от внутренних проблем государства, социальной неустроенности и т.п. Наглядный пример – наиболее благополучный в регионе в материальном плане Казахстан. В республике на каком только уровне ни было сказано, что казахи и исламский экстремизм – понятия несовместимые. Ссылались при этом на исторические факты: кочевники-казахи и ислам-то приняли позже других, причем, как это ни странно, не с юга (со стороны Аравии), а с российского севера – царское правительство насаждало ислам в степи посредством татарских мулл, стремясь привести свободолюбивый народ к большей покорности.

Однако начиная с конца 90-х годов прошлого века в казахстанских СМИ сначала робко и на региональном уровне, затем в центральных и официальных газетах (таких как «Казахстанская правда»), стали появляться статьи и репортажи с удивлением отмечающие: в различных регионах страны появились и активно разворачивают работу подозрительные религиозные исламистские организации. Сначала «ваххабитские» и иные «религиозно-экстремистские» организации КНБ раскрывало на юге – в Южно-Казахстанской, Кзыл-ординской, Жамбылской и других областях. Летом 2001 г. впервые листовки «Хизбут-Тахрир» появились в Алма-Ате. В последние годы тот же «Хизб» начал активно работать на западе и севере Казахстана.

Так что противостояние исламистам не является закрытой темой ни для одного из государств региона. Какие именно методы будут применены в борьбе с исламистами в каждом из государств, зависит от очень многих факторов, в том числе и от степени существующей угрозы, а также от имеющихся в наличии у государства ресурсов. Можно лишь подчеркнуть, что самым опасным стали бы попытки со стороны центральноазиатских государств как-либо использовать подобные силы ради своих политических целей, например для борьбы с соседями. Странные игры таджикских спецслужб в районе таджико-узбекской границы (в настоящее время Узбекистан обвиняет Таджикистан в попытке организовать серию провокаций на границе) возможно, являются одним из примеров подобного рода. И уж здесь напоминание о том, что в стеклянном доме не следует швыряться камнями, вряд  ли будет лишним.