В последнем номере «РГ/РБ» в своем «Комментарии из-за угла» Рудольф Еременко сетовал на то, что переселенцы, несмотря на уже приличные сроки пребывания в Германии, все еще плохо говорят по-немецки. И виной тому-де государство, не сумевшее создать надлежащих условий для изучения языка.

Я общаюсь с читателями нашей газеты уже довольно давно и, наблюдая за их успехами в немецком, вынужден с моим многоуважаемым коллегой не согласиться. То есть, некоторые читатели и даже, что уж греха таить, большинство из них, видимо, немецкого не знают и оттого общаются со мной и другими сотрудниками редакции на чистом русском. Однако есть и те, кого знание языка Гете и Шиллера просто-таки распирает и им не терпится продемонстрировать его другим. Например, вашему покорному слуге.

«Я вам уже звонил в монтаг!» – объявляет мне новый собеседник. «Простите, когда?» – переспрашиваю я. На том конце провода лицо собеседника, наверное, передергивает презрительная гримаса. «Вот он, еще один русак, не желающий интегрироваться», – так и слышится в его голосе, когда он саркастически вопрошает в ответ: «Вы что, не в Германии живете?»

Ну как же после этого можно утверждать, что иностранцы не хотят учить язык? Хотят, да так, что даже в родном «великом и могучем» употребляют больше половины слов из немецкого. И лишний раз демонстрируют истинный патриотизм по отношению к новой родине.

– У меня нет принтера, – говорит мне еще одна наша читательница.

– А вот друкер?

– Дрюкер есть.

Этот диалог напоминает мне борьбу за чистоту русского языка в позапрошлом веке, с легендарными «мокроступами» вместо галош. В самом деле, зачем нам заимствования из английского? Немецкий гораздо более достоин того, чтобы перенимать оттуда названия для современной техники.

Впрочем, не только для нее. Интеграция – процесс постепенный, и нельзя одним махом вдруг взять – и заговорить по-немецки. Эволюция, постепенное вытеснение одного языка другим – вот путь, по которому пошли некоторые мои собеседники

«Мне это никогда не пассировало!» – рассказывает читательница О. И признаюсь, мне потребовалось время, чтобы понять, что сказанное не имеет никакого отношения к, например, пассированным томатам, а есть всего лишь слегка русифицированная версия немецкого «dass hat mir nie passiert».

Тут, конечно, все не так просто. Уехав за границу, эти люди действительно впервые встретились с некоторыми понятиями. «Перевести деньги на конту», – выражение, ставшее уже, кажется, почти нормальным. Еще бы – у кого из уехавших, скажем, в восьмидесятых был в СССР свой счет в банке? «Я вам звоню с хэнди», – предупреждает меня читатель. Конечно, когда он покинул Россию, там еще не было «сотовых телефонов», не говоря о «трубках» и «мобилах». И спутниковых антенн, окрещенных переселенцами «сателлитными», тоже не было, и цифровой техники, именуемой здесь «дигитальной». Многие из эмигрантов просто не знали, как эти предметы называются по-русски, и потому перенимали названия из немецкого.

Однако на прогулки люди ходили испокон веков – этой привилегии не лишают даже арестантов. Одна же из моих собеседниц, по ее утверждению, «вчера шпацировала».

К тому, что договор на квартиру не расторгают, а «кундигуют» (от слова kundigen), все уже давно привыкли. Сама же бумага, отказ, называется, естественно, «откюндиг». Нам не перезванивают, у нас «мельдуются». Платят «миту», получают «арбайтслез», а в магазинах то и дело «попадают под ангебот».

Некоторые читатели также прибегают к немецкому языку как к способу обойти нецензурную лексику. Один из моих собеседников, например, комментируя ливано-израильский конфликт, постоянно упоминал «русские шайс-ракеты». Вероятно, природная воспитанность не позволяла сказать все прямо и по-русски. А на немецком – вроде и не зазорно. Единственное, что мне не совсем понятно – какой смысл вкладывал мой собеседник в этот самый «шайс». Качество ли он имел в виду, или наполнение ракет?

Еще одна читательница рассказывала мне о каком-то важном происшествии, в одном месте запнулась, подбирая слово. «Ах, забыла, как это по-русски», – кокетливо сказала она наконец. Ну и кто после этого скажет, что интеграция не получается? Даже родной язык, русский, уже забыли. А что немецкий при этом еще не выучили – это дело наживное, проходящее.

[Версия для печати]