Россия - Восточная Европа: прагматизм или дружба?

31.07.2007.Известия

Прошло уже больше полутора десятков лет после распада СССР и появления на карте Европы новых независимых государств. Но утрата имперского статуса и "неуживчивость" бывших соотечественников и соратников по социалистическому блоку по-прежнему болезненно переживаются многими россиянами. В обществе существуют полярные точки зрения на то, следует ли помнить исторические обиды, может ли прагматизм способствовать добрососедству и возможна ли в принципе дружба народов.

   PRO"

   Денис Драгунский, главный редактор журнала "Космополис"

   В 80-м безоблачном социалистическом году мои болгарские приятели говорили: "За что мы любим русских? За то, что они нас освободили. А за что ненавидим американцев? За то, что не они нас освободили". То есть не успели. Грецию отбили себе, а Болгарию - не сумели.

Дружат люди. Дружба народов, тем более государств - лишь метафора. Хотя бывают исключения: та же Болгария. Некорректные шуточки появились на закате эпохи. Вообще же Болгария любила Россию. Даже прогитлеровское правительство не решилось послать солдат на Восточный фронт. А советских в 1944 г. встречали цветами. Россия хранит об этом благодарную память. Болгары в целом продолжают быть русофилами. Кстати, не тронули памятники нашим воинам. Что не помешало им устремиться в Евросоюз и НАТО. Историческая память отдельно, национальные интересы отдельно...

Истинная дружба процветает в зонах бескорыстия. Там, где никто никому ничем не обязан, никто ни на ком нажиться не может. Так бывает в детстве. Точнее, в наших воспоминаниях о счастливой невозвратимой поре, когда все играли в одной песочнице. Как только появляется интерес - табачок врозь. Это естественно. Хотя обидно, если рассуждать с позиций ребенка.

Но постараемся по-взрослому понять, сколь трудна судьба малых и не очень сильных стран. Формально - суверенные, равноправные субъекты мировой политики. Реально их жизнь и судьба в огромной мере зависят от того, к кому они прислонятся. Между этими полюсами возникают серьезные вопросы. Что делать? Становиться сильными и самодостаточными? Не выходит. Сохранять прежние привязанности? Себе дороже. Платить по счетам сошедших со сцены политических элит? Совсем смешно. Приходится делать выбор. Восточная Европа (вкупе с некоторыми постсоветскими государствами) сделала выбор в пользу ЕС и НАТО. Трудно представить, что в обозримом будущем он изменится. Легче всего сказать, что эти страны - неблагодарные и неблагородные. Возможно, шляхетской доблестью тут не пахнет. Но насчет благодарности - не уверен, что это главный мотив международных отношений. Не худо вспомнить, что Россия начиная с 90-х на западном направлении вела себя ну очень великодержавно. Т.е. общалась и строила серьезные отношения почти исключительно с великими державами: Америкой, Британией, Германией, в крайнем случае с Францией и Италией - и через голову бывших сателлитов. Не было продуманной и настойчиво проводимой восточноевропейской политики. Возможно, сказалось пренебрежение "пуговицами", как называла З. Гиппиус возникшие после Версаля страны. Возможно, сказалось упоение новой мирополитической ролью... Теперь Восточная Европа по другую сторону границ влияния.

России предстоит сделать свой выбор. Не знаю, каким он будет, и полагаю неправильным давать руководству страны советы в области внешней политики. Но насчет психологического аспекта ситуации  есть твердое убеждение: Россия не должна тешить национальное сознание инфантильными эмоциями. Не надо всерьез обижаться, что весь лимитрофный пояс, от финских хладных скал до пламенной Колхиды (она же Варна - по другую сторону Черного моря), нас разлюбил. Он и раньше не обожал. Да и настойчивое буквальное использование метафоры "любовь и дружба" сильно искажает представления о политических мотивациях: мы перестаем видеть реальные интересы (прежде всего собственные!) и погружаемся в фантазии на тему благодарности и благородства. Любовь, особенно в политическом смысле, - это немалые затраты сил и средств. Любишь Восточную Европу, хочешь ответной любви? Модернизируй ее армию, инвестируй в экономику, развивай социальную сферу. Есть у России на это силы и средства? Увы. А скорее, к счастью. Наша страна слишком долго решала внешние проблемы за счет внутренних. Самая распространенная фигура политической речи: "Россия унижена и ослаблена, надо сделать Россию сильной". Первая часть утверждения - прямая неправда. Поэтому вторая звучит как "мы пахали". Россия - ядерная держава, член G-8, крупнейший экспортер энергоносителей и вооружений - страна, безусловно, сильная в мирополитическом понимании. И уже довольно давно. Говорить: мы слабы, нас унизили, предали - выписывать себе и стране бессрочную индульгенцию, ставить крест на реальных интересах родины, ее развитии и процветании.

Говорят, мировая политика - Большая шахматная доска. Не уверен. Но знаю точно: не надо превращать ее в Большую песочницу.

CONTRA"

Константин Затулин, депутат Госдумы РФ,директор Института стран СНГ

Что нужно России от внешней политики после пережитой геополитической катастрофы? Представители национальной элиты не стремятся к оригинальности: России "нужно сосредоточиться" - обеспечить внешние условия и предпосылки для внутреннего, экономического и социального, возрождения страны. Но тут консенсус заканчивается и начинаются споры. Какие прежние позиции, ближние и дальние проблемы международных отношений считать балластом, а какие - средством укрепления международного авторитета, необходимого для возрождения страны? Бороться с вызовами или вести себя тише воды ниже травы? Отгораживаться от хлопотного нового зарубежья или конкурировать за влияние на него?

Я - сторонник активной внешней политики, которая характеризуется общим напряжением сил (и не только дипломатических) ради обеспечения суверенитета, безопасности в новых границах, сохранения сферы применения русского языка и возможностей реинтеграции при благоприятных условиях. Мне небезразлично, придет ли мир в Палестину. Но гораздо важнее, что будет с Украиной, Казахстаном, что произойдет в зоне грузино-абхазского или нагорно-карабахского конфликта. Мне не кажется самодостаточным выбор между кнутом и пряником применительно к бывшим союзникам по СССР и соцлагерю. Активная внешняя политика затратна, но отказавшийся от нее пожнет опасные всходы. Я поддерживаю переход к прозрачным рыночным отношениям в торговле энергоресурсами и отказ от анонимного спонсирования соседских экономик. Не приемлю экономию на адресной помощи странам СНГ, копеечные расходы на поддержку русского языка, фактическое безразличие министерств и ведомств, российского ТВ к борьбе за русское образование в странах СНГ и Восточной Европы, сохранение общего информационного пространства.

В этом же контексте и мое отношение к обиде как к явлению совместной жизни народов и государств. Не приходится спорить с Оруэллом, доказавшим, что только тот, кто дает картину прошлого, в конечном счете формирует перспективу будущего. Отказаться от обид на то, что мы вправе считать неблагодарностью, отступничеством, а тем более предательством истории наших взаимоотношений, - значит расписаться в безразличии к прошлому, а следовательно, и к будущему. Закоснеть в обидах - другая непозволительная крайность.

"Какие вы, русские, дураки: такой предательский народ освобождаете", - будто бы сказал плененный "Плевненский лев" Осман-паша Александру II, освободителю болгар. Забыть его слова - поощрить отказ от совести и памяти у братьев-славян, дважды в мировых войнах выступавших не на стороне России, собиравшихся вступить в СССР и вступивших в НАТО. Полностью исходить в отношении к болгарам из этой филиппики - добровольно отказаться от претензии на особые взаимные чувства, которые одни только и являются надеждой на будущее за горизонтом сегодняшней конъюнктуры.

Мы, как и другие, имеем право на обиду не по всякому поводу и не всяким образом. Имели мы право обидеться на власти Эстонии за надругательство над памятью о войне и Бронзовым солдатом? Безусловно, ибо было задето нечто большее, чем любой практический, суетный интерес: основы самосознания. Как отреагировали? Неумно. Вместо погонь за автомобилем эстонского посла вся Москва должна была выйти и молча пройти по улицам. В Европе бы прикусили язык.

Лучшие умы России не были склонны к самообольщению. "Не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными! /.../ Начнут они непременно с того, что /.../ убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью /.../ будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против нее. /.../ Трубить на весь свет, что они - племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия – страна варварская /.../ гонитель и ненавистник европейской цивилизации". Это предупреждения Достоевского, не сомневавшегося, однако, в особом славянском предназначении. Разве разговор о союзе России, Украины и Белоруссии, склонных пообижаться друг на друга, лишен сегодня для нас всякого прагматического смысла? Чтобы быть эффективной, активная внешняя политика России не должна быть бесстрастной и неэмоциональной. Без эмоций дети не рождаются.