У наших соседей – в государстве Российском – разворачиваются свои, весьма любопытные события. Не успели россияне объявить дату предстоящих выборов в Государственную Думу Российской Федерации, как неожиданно ушло в отставку старое правительство, а новый премьер оказался совсем не тем, кого прочило в преемники Путину экспертное сообщество. В общем, есть над чем поломать голову.

Но нам-то в этой истории интересно совсем другое. Считается, что Казахстан и Россия движутся по сходным политическим траекториям – от полудемократии к авторитаризму, замаскированному под «управляемую демократию». Однако если Нурсултан НАЗАРБАЕВ держится за власть обеими руками, даже на миллиметр не подпуская к ней других, то Владимир ПУТИН готовится на следующий год сдать президентские полномочия.

Почему? Что позволяет ему так рисковать? И почему в России у главы государства могут быть преемники, а в Казахстане – нет? Давайте поразмышляем.

Не человек, а проект

Итак, Путин назначил дату предстоящих выборов в Госдуму. Как и в Казахстане, они пройдут по партийным спискам, но на этом совпадения заканчиваются. Выборы будут плановыми, а российское выборное законодательство предусматривает специальный механизм, по которому даже если семипроцентный барьер поддержки избирателей преодолеет только «Единая Россия», однопартийного парламента не получится – пройдет другая, получившая меньшее число голосов партия.

Кроме того, уже очевидно, что Владимир Владимирович не последует дружескому совету Нурсултана Абишевича изменить Конституцию страны и разрешить себе переизбраться на третий срок. Во-первых, времени на подобные законодательные реверсы не осталось, во-вторых, несмотря на предложения видных представителей российской элиты пойти казахстанским путем, Путин не реагирует на них, видимо, ставя незыблемость Основного Закона страны выше текущей политической необходимости и личной заинтересованности во власти.

Возникает закономерный вопрос – почему? Судя по всему, при всей схожести политических процессов в России и Казахстане движущие их силы отличаются, и принципиально.

Сразу приходят на ум исторические различия. Борис ЕЛЬЦИН стал президентом РФ благодаря поддержке населения, демократически настроенных кругов элиты, Запада и вопреки партийной верхушке КПСС и президенту СССР. Проведя Россию через тяжкие испытания и удержав ее от распада, он добровольно отрекся от власти и передал бразды правления Путину. Очевидно, что это прошлое морально закрывает для второго президента РФ возможность потребовать для себя третьего срока, поскольку будет выглядеть вызывающе на фоне действий предшественника. Но не это, похоже, главное.

Путин – не просто человек, он проект той части российской элиты, которая охвачена патриотическими и государственническими настроениями и нацелена на восстановление России как первоклассной державы с самостоятельной политикой и ролью в мире. При этом принципиальное значение имеет то, что эти настроения получили широкое распространение среди российского населения, в первую очередь интеллигенции, сотрудников силовых ведомств, предпринимателей, значительной части обывателей. Конечно, их можно назвать постимперскими, реваншистскими, но, с другой стороны, они являются мощной объединительной и движущей идеей, той самой, что становится материальной силой.

В результате происходит любопытный феномен: значительная часть российского общества и государственный аппарат объединяются не вокруг человека, а вокруг идеи, в результате качественно меняется не только характер отношений государства и общества, но и само содержание политических процессов в стране. Становится непринципиальным, кто будет возглавлять Россию, лишь бы это был человек из той части элиты, которая находится сегодня у власти.

Именно это позволяет Владимиру Путину отказаться от продления своих президентских полномочий на третий срок и спокойно относиться к тому, что имена его возможных преемников открыто и свободно обсуждаются в обществе и прессе. Более того, похоже, это делается специально, чтобы подобным публичным обсуждением познакомить избирателей с возможным третьим президентом РФ, «обкатать» кандидатов общественным мнением, дать им возможность проявить себя, продемонстрировать свои положительные качества.

Все дело в идее

Другими словами, в России на рубеже третьего тысячелетия появилась новая национальная идея, которая легла в основу преобразования и развития государства. А что же в Казахстане?

Увы, национальной идеи, несмотря на все потуги президента Назарбаева, его администрации и советников, у нас не было и нет. Идея вхождения в число пятидесяти самых развитых государств мира заманчива для узкого круга элиты, которая понимает, о чем идет речь, но она мало трогает подавляющее большинство граждан.

Единственная получившая распространение идея, хотя и не способная объединить народ и государство, звучит просто: обогащайся любой ценой. Но она скорее является разрушительной, нежели движущей силой. Идея эта появилась не сама по себе. Ее внедрила в общество правящая элита своим поведением во времена массовой приватизации. А как известно, пример людей, находящихся у власти, особенно заразителен. Поэтому когда люди видят существование прямой зависимости между количеством власти в руках и количеством денег в собственности, их трудно переубедить, что времена первоначального накопления капитала прошли и наступила пора жить честно.

Тем более что каждый день казахстанцы слышат, чем владеют члены семьи президента, чиновники из его ближайшего окружения, акимы, полицейские начальники. Бедных людей там нет, все – миллионеры или даже миллиардеры. Плюс назойливая демонстрация благополучия женами, любовницами, детьми, которые ездят на дорогостоящих машинах, тратят немереные деньги в дорогих бутиках и ресторанах, ничуть не скрывая в разговорах источники благосостояния своих родственников.

Таким образом, политические процессы в России и Казахстане при всей схожести в основе своей принципиально отличаются. В России налицо всплеск национального самосознания, увлечение патриотизмом и государственничеством, персонифицированным воплощением которого на посту президента стал Владимир Путин. В Казахстане нет ничего подобного, Нурсултан Назарбаев перебрался в кресло президента страны с поста первого секретаря ЦК Компартии Казахстана и, несмотря на проведенные под его руководством достаточно эффективные экономические реформы, не смог предложить стране национальной идеи, способной объединить страну.

Избирательная апатия не случайна

Думается, именно отсутствие национальной идеи, цели, которую ставит перед собой народ Казахстана в XXI веке, и заставляет Нурсултана Абишевича так жестко держаться за тезис «сначала экономика, а потом политика». Потому что в области экономики цель была сформулирована – «либеральная рыночная экономика», и сегодня мы видим, как президент и правительство не без успеха пытаются ее достичь. В области же политики им кроме тезисов о межнациональной стабильности и внутриполитической устойчивости предложить нечего. Вот и вешают нам на уши лапшу о том, что стабильность и спокойствие в стране превыше всего, а Нурсултан Абишевич – гарант того и другого.

Как следствие, в России политические процессы имеют в качестве основы системный союз различных слоев населения, объединенных национальной идеей, даже если она ошибочна и не нравится кому-то. В Казахстане политический процесс определяется концентрацией власти в руках Нурсултана Назарбаева и узкого круга его ближайших сподвижников из числа чиновников и олигархов.

Поэтому результат минувших выборов в Мажилис – это закономерность, а не случайность. Граждане просто отстранены от реального участия в управлении страной, и рост их апатии неизбежен. Ведь даже по официальным данным число избирателей, пришедших на участки 18 августа, меньше, чем на предыдущих президентских выборах, почти на миллион человек, а если убрать приписки, падение электоральной активности окажется еще более значительным.

Сегодня практически все сферы общественной деятельности в Казахстане, ну разве за исключением кружков любителей плести макраме и обливаться ледяной водой, почти на сто процентов контролируются государством в рамках концепции «управляемой демократии». При этом за пределы правового поля выталкиваются не только не принимающие правил игры политические партии, но и различные нетрадиционные религиозные секты, неудобные работники науки, искусства и культуры. И основным инструментом обеспечения общественного спокойствия, национальной безопасности и стабильности стало государство как инструмент насилия элитного подавляющего меньшинства над неэлитным подавляющим большинством.

Уйдет – и все посыплется

Получается, что в Казахстане вместо национальной идеи, объединяющей большую часть населения, соединяющей государство и общество, есть несменяемый президент, сконцентрировавший всю власть в своих руках и этой властью пытающийся объединить страну вокруг себя. И пирамида власти у нас перевернута с ног на голову – все держится на Нурсултане Назарбаеве.

Уйдет он, и все посыплется. И народно-демократическая партия «Нур Отан», потому что она создана под лидера и ради лидера. И нынешняя политическая система – она одноразовая и сшита под фигуру Нуреке. И общественные спокойствие и стабильность, потому что они не от согласия элиты и самосознания масс, а от ощущения ими своей вторичности и бессилия...

Если бы дело происходило тысячу лет назад, можно было бы сделать национальной идеей самого Нурсултана Абишевича, ведь титул «царь» родом от имени первого полноценного римского императора – Цезаря. Но, увы, глобализация и информатизация не дают таких шансов. В результате то, что движет большими массами людей в Казахстане, – жажда заработать большие деньги небольшими усилиями, – ослабляет, а не укрепляет государство.

[Версия для печати]

Колос на косолапых ногах

14.09.2007. Новое поколение (Казахстан)

Юлиана Жихорь

Мировой зерновой кризис и Казахстан

Ажиотаж вокруг хлеба и всего, что с ним связано, продолжается уже несколько месяцев. Низкий урожай пшеницы в мире вызвал тотальный рост цен на нее, что не могло не отразиться и на казахстанском рынке. За последние три месяца отечественная пшеница подорожала на 67 процентов. И, как говорят аграрии, это не предел

Мировые прогнозы на урожай-2007, с начала года сулившие ухудшение ситуации на рынке зерна, кажется, достигли апогея. По данным Международного совета по зерну, потребление пшеницы превысит уровень ее производства на 7 миллиардов тонн: 614 против 607 миллиардов. Мировые переходящие запасы в этом сезоне (конец 2007 - начало 2008 года) окажутся на самом низком за последние 26 лет уровне - 111 миллионов тонн.

Запас зерна в первой пятерке основных экспортеров (Аргентина, Австралия, ЕС-27, Канада, США) опустится до 29 миллионов тонн против 36 миллионов к концу сезона. Понятно, что сложившаяся ситуация вызвала резкий скачок цен на мировых зерновых рынках. Уже сейчас на парижской бирже MATIFF ноябрьские контракты на мукомольную продукцию поднялись и составили 327,71 доллара за тонну.

Среди основных причин столь резкого скачка цен (на 6-10 долларов за месяц) эксперты называют прирост потребления при низком урожае и развитие альтернативных углеводородных видов топлива.

Подобная конъюнктура не могла не отразиться и на казахстанском рынке (известно, что Казахстан входит в десятку мировых экспортеров зерна). Рост цен на муку 1-го сорта с начала года составил 40,5 процента (с 39 тенге до 55 тенге), на хлеб пшеничный - на 16,9 процента (с 51 до 60 тенге). Согласно данным Минсельхоза, максимальный рост цен на муку 1-го сорта наблюдается в Шымкенте (+42 тенге), Астане (+28), Алматы, Таразе (+26), Атырау (+12). Цена на хлеб же больше всего выросла в Шымкенте (+18), Таразе (+16), Алматы (+16), Атырау (+12 тенге). Сейчас цена на булку хлеба из муки 1-го сорта (0,6 кг) в среднем по стране составляет 40 тенге (от 34 до 50 тенге).

"Для предотвращения роста цен на хлеб, - говорится в аналитической записке по росту цен, поступившей в мажилис, - необходимо прежде всего урегулировать стоимость производства муки, снизить цены на электроэнергию, сахар, транспортировку, наценки розничной торговли и так далее".

Одновременно Минсельхоз опровергает слухи о том, что хлебный ажиотаж был вызван дефицитом зерна для внутреннего потребления. "Прошлогодних запасов в республике достаточно для того, чтобы не ссылаться на цены на мировых рынках". Последнее утверждение довольно странно, особенно учитывая дальнейшие заявления Минсельхоза о том, что цена на хлеб в Казахстане будет расти "в зависимости от мировых цен". То есть фактически правительство расписывается в собственном бессилии сдержать рост цен на важный продукт в рационе казахстанцев.

Тем не менее попытки все же предпринимаются. Поправками в Закон по вопросам государственного регулирования агропромышленного комплекса, деятельность по экспорту зерна теперь лицензируются. Порядок лицензирования был утвержден 8 сентября и вступает в силу лишь 28 сентября. Именно с этого момента зерновые компании обязаны получить разрешение на экспортную торговлю. Пока же экспорт ведется в свободном режиме.

Минсельхоз также предложил для урегулирования цен на хлеб использовать механизм коммерческого закупа и создание в регионах стабилизационных фондов. В частности, обеспечить закуп зерна в госресурс в объеме 500 тысяч тонн. Вместе со стабилизационными фондами решено осуществить закуп в объеме 3 миллионов тонн при потребности страны в 3,2 миллиона тонн в год. (Из расчета 86-104 килограмма хлеба на одного жителя в год.)

При этом было решено, что коммерческий закуп будет осуществляться Продкорпорацией по рыночной цене. Министр обозначил эту сумму в 200-215 долларов за тонну, Продкорпорация уточнила - 205 долларов. В стабилизационные фонды же закуп будет произведен по цене 180-190 долларов, в зависимости от качества. "Я просил бы, чтобы на местах отследили цены, по которым будут сельхозтоваропроизводители реализовывать зерно, - заявил в понедельник на селекторном совещании глава Минсельхоза Ахмеджан Есимов. - Когда очень высокие цены, есть очень большой соблазн на этом заработать руководителю хозяйства, а бедный тракторист или комбайнер понятия не имеет, по какой цене руководитель хозяйства продал. Государство имеет моральное право требовать, чтобы цены были не ниже тех, которые рекомендует Продкорпорация".

Стабилизационные фонды - дело хорошее. Однако во многих регионах страны местные власти не торопятся с их созданием. На сегодня стабфонды созданы лишь в ВКО, СКО, Павлодарской и Актюбинской областях. В остальных областях фонды, по словам Есимова, только создаются или эта работа еще не начиналась.

Учитывая высокую экспортную привлекательность казахстанского зерна, с их созданием стоит поспешить. Ведь даже несмотря на необходимость лицензирования зерновых компаний, Казахстан все равно может остаться на грани зернового голода - экспорт муки не лицензируется.

Сейчас все усилия правительства реализуются по двум направлениям: обеспечить продовольственную безопасность страны и стабилизировать цены на хлеб. Если в первом случае действия Продкорпорации могут помочь, то вот со стабилизацией ситуация вряд ли исправится. Высокие цены на зерно и муку, рост цен на энергоносители - все это лишь стимулирует рост цен на конечный продукт.

Отчасти оправдывает данную ситуацию возможность дать сельчанам заработать. Ожидается, что чистая прибыль села за счет экспорта зерна составит порядка 120 миллиардов тенге. Это позволит зернопроизводителям не только рассчитаться с весенними кредитами (в этом году в сельское хозяйство было субсидировано около 21 миллиарда тенге), но и обновить технику, расширить производство, закупить семена и удобрения.

Что касается социально незащищенных слоев населения, в среду мажилисмены рекомендовали правительству разработать специальные меры их соцзащиты. В стране порядка трех миллионов человек живет ниже минимального прожиточного уровня. Соответственно сумма дотаций на рост цен может составить порядка трех миллиардов тенге. Эти суммы депутаты предлагают изъять из доходов, полученных государством за счет продажи зерна по высоким ценам.

[Версия для печати]

Финансовый кризис сменился хлебным и электрическим

17.09.2007. "МК" в Казахстане"

Сагит Оспанов

Экономику страны лихорадит, н первый симптом - высокая ценовая температура. Правительство пытается снизить ее, но не собирается лечить причину. А это заставляет вынести диагноз самим "докторам".

Газовики без газа

Завершились выборы, на которых "оглушительно" победила партия "Нур Отан". И на смену политическим баталиям пришли экономические. Назло программе партии власти, цены на товары и услуги рванули вверх, будто наперегонки. Во многих регионах подорожал проезд на общественном транспорте. Увеличилась стоимость основных продуктов. Но больнее всего по населению ударил рост цен на хлеб. Тем временем стало известно, что в пяти южных регионах страны подорожают электроэнергия и вода - из-за трехкратного роста тарифов на Жамбылской ГРЭС. Но это еще только начало.

Нынешнее подорожание связано с тем, что Жамбылская ГРЭС отправится "в самостоятельное плавание". Дело в том, что она работает на газе и мазуте, а в нашей стране - богатой нефтью и газом! - именно эти два вида топлива являются самыми дорогими. Раньше правительство либо помогало станции найти дешевый газ, либо выплачивало дотации. Отныне этих механизмов не будет, и мазутно-газовая дороговизна ляжет на потребителей. Но хоть рост тарифов и отразится на пяти густонаселенных регионах, это все равно частный случай. А вскоре предстоит тотальное повышение цен на электроэнергию. По словам министра энергетики и минеральных ресурсов Сауата Мынбаева, электричество неизбежно подорожает до 7-11 тенге, потому как в ином случае ни один инвестор не будет вкладывать в модернизацию и строительство электростанций. Кроме того, уже с нового года подскочит абонентская плата за телефон - сразу на треть.

Зрелища вместо хлеба

"Казахстан в полной мере осознает свою ответственность в поставках углеводородов на мировой рынок", - заявил министр иностранных дел Марат Тажин. Но как можно гарантировать глобальную энергетическую безопасность, если мы не в состоянии наполнить свой крохотный, по мировым меркам, рынок банальным мазутом?

Ценовое обострение сопровождается обострением эмоций наших чиновников, которые как будто обитают в ином измерении.

"По экспорту муки Казахстан вышел на первое место в мире", - поведал министр сельского хозяйства Ахметжан Есимов. А какая радость от этого пенсионерам, для которых даже буханка хлеба становится роскошным яством?

Правительство не устает трубить на весь мир о снижении тарифов на Интернет. Но ведь этим видом телекоммуникационных услуг пользуется лишь 4% (!) населения. Разве не важнее сдерживание тарифов на телефон - средство связи для подавляющего большинства простых казахстанцев?

Припарка для рынка

Правительство пытается подавить рост цен в каждой отдельно взятой сфере. Но все это заведомо бесполезно. Потому что на этот раз мы имеем дело с системным кризисом цен. Идет подорожание товаров и услуг, социально значимых для населения и системообразующих для экономики. А это, в свою очередь, вызвано системным кризисом государственного регулирования рынка. Точнее, отсутствием такового.

Главным завоеванием рыночных реформ принято считать отказ от установления государственных цен. А вместе с ним похоронили и регулирование ценообразования. Теперь этот стратегический просчет и выползает. Ведь только зная схему, как складывается цена на товар, можно найти места, где навешиваются необоснованные накрутки. Это главная наука рынка, которую наше правительство до сих пор не постигло. А времени у него осталось в обрез. Объем казахстанской экономики сильно увеличился. Соответственно, всякое повышение цен в своей массе намного больше, и экономика может просто не выдержать его давления. И тогда мы вернемся в 1990 год, когда принимался закон Казахской ССР о ценах и ценообразовании.

[Версия для печати]

Назарбаеву - имидж, Рахмону – инвестиции

15.09.2007. Фергана.Ру

Записала Ф.Джани

Как "Фергана.Ру" ранее сообщала, 13 сентября в ходе официального визита президента Казахстана Нурсултана Назарбаева в Душанбе президент Таджикистана Эмомали Рахмон выразил поддержку идее создания Союза центральноазиатских государств. С просьбой прокомментировать заявление таджикского лидера "Фергана.Ру" обратилась к эксперту Российского института стратегических исследований Аждару Куртову.

А.Куртов: - Нурсултан Абишевич Назарбаев уже не в первый раз выступает с яркими внешнеполитическими инициативами. Однако не все они реализуются на практике, ни в регионе Центральной Азии, ни в большем масштабе. Я напомню, что Назарбаев в 1994 году инициировал создание Евразийского союза, но эта идея не была поддержана. Полагаю, что в тот период времени эта идея появилась потому, что лидер Казахстана испытывал серьезные трудности: 1994-й год был одним из самых провальных для экономики страны. Да и в политической сфере год был очень и очень напряженным: в марте состоялись парламентские выборы, которые прошли с массовыми нарушениями, в том же году наблюдался самый массовый отток из Казахстана не титульных этносов, в частности, тех, которых называют русскоязычным населением. Тогда, если мне не изменяет память, за год из страны выехало более трехсот тысяч человек. И поэтому Назарбаеву для поддержания своего имиджа нужны были яркие внешнеполитические инициативы, с которыми он и выступил.

Можно вспомнить и другие моменты. Так, несколько лет спустя Назарбаев выступил с идеей "Десяти простых шагов навстречу простым людям", которая не была реализована, равно как и не была реализована идея Нурсултана Абишевича по поводу создания Союза центральноазиатских государств. Точнее, номинально это союз был создан, его начало надо искать в договоре 1994 года между Казахстаном и Узбекистаном о дружбе и сотрудничестве. Позднее к этому договору присоединилась Киргизия, затем – Таджикистан. Эта организация, которая первоначально называлась Центральноазиатским Союзом, четыре раза меняла свое название. То есть вместо каких-то успехов, которые не были продемонстрированы, бюрократия центральноазиатских государств предпочитала демонстрировать изменения названий, таким образом организация вроде как начинала свою деятельность с чистого листа.

С моей точки зрения, тогда этот союз не мог быть продуктивным по причине экономического характера, а не политического. Поскольку это было время сложных экономических реформ перехода от плановой к рыночной экономике, то все государства Центральной Азии в этом смысле выступали конкурентами друг другу, борясь за хоть какие-то средства, привлеченные извне, за увеличение своей экспортной выручки. Но государства Центральной Азии предлагают на внешний рынок примерно однотипные товары, и это - сырьевые сегменты товарной группы. Узбекистан, Казахстан и Туркменистан предлагают природный газ и нефть, Таджикистан, Казахстан, Киргизия – отчасти металлы, Киргизия и Таджикистан - еще и электроэнергию. Таким образом, схожесть товарных групп выявляла тот факт, что эти государства являются на внешнем рынке скорее не партнерами, а конкурентами друг другу. И эта конкуренция действительно имела место. Никаких соглашений, которые позволили бы уладить вопросы этого соперничества, то есть то, что считается первичным в формировании экономических союзов государств, так и не было сделано (Под первичным я имею в виду опыт Европейского союза, где как раз началось решение вопросов по углю и стали. - прим. авт.).

Видя неперспективность этого союза, к нему попытались привлечь Россию в качестве наблюдателя, а еще лучше - в качестве постоянного члена, к чему предпринимались большие попытки. Российская Федерация, разобравшись в ситуации, выдвинула идею о прекращении деятельности этой организации и слиянии ее с европейским экономическим сообществом, что, собственно говоря, и произошло.

Конечно, были и политические аспекты в данном вопросе. Это давняя конкуренция за лидерство между Узбекистаном и Казахстаном. И совершенно не случайно Нурсултан Абишевич реанимировал эту идею в настоящее время. Я полагаю, что за этим стоит стремление Казахстана стать лидером, прежде всего – экономическим, используя свой накопленный жирок в виде больших средств от поступлений за продажу углеводородов в связи с возросшими на мировом рынке ценами на нефть. Вопрос о том, насколько это выгодно государствам Центральной Азии, и это очень большая и серьезная проблема. В конце концов, эту идею более или менее однозначно поддержали только два государства – Таджикистан и Киргизия. Эти два государства – самые бедные в регионе Центральной Азии и, естественно, они заинтересованы в том, чтобы привлечь любые иностранные инвестиции. Если эти инвестиции согласен предоставить Казахстан, то в Душанбе и Бишкеке, я полагаю, рассуждают так: "А почему бы и нет? Можно же получать эти инвестиции точно так же, как мы получаем их от России, Китая, Европейского союза, исламского мира, США и других государств".

Еще один вопрос в том, сможет ли Казахстан эффективно распорядиться этими инвестициями. Практика показывает, что, действительно, в Казахстане большое развитие получил банковский сектор. Казахстанские источники очень часто с большим самомнением утверждают, что по банковской реформе они находятся на первом месте среди государств СНГ, равно как и по всем прочим экономическим показателям, что, на самом деле, уже давно не соответствует действительности. Так, например, по росту ВВП Азербайджан существенно превышает показатели Казахстана, средняя зарплата в Казахстане отнюдь не самая высокая в СНГ, и многое-многое другое. Так вот, казахстанская специфика состоит в том, что банки действительно инвестируют в другие государства. Поскольку накопленные денежные ресурсы уже давят на внутренний рынок и в Казахстане наблюдаются явные признаки так называемой голландской болезни. И последняя проблема, связанная с ипотекой, показывает, что избыток денежных средств в самом Казахстане абсорбироваться уже не может.

Однако казахские банки, инвестируя в другие государства, преследуют, тем не менее, не, допустим, политические цели развития сопредельных стран Центральной Азии, а получение прибыли. И есть десятки примеров того, что, покупая акции различных предприятий, казахстанские банки потом преследуют цель лишь выгодной их продажи после повышения их курсовой стоимости.

Что касается того, что формируемый центральноазиатский союз будет выгоден всем государствам, то это, все-таки, вопрос очень спорный. Пока выгода прослеживается только у одной страны – у Таджикистана. Бедные страны, к сожалению, вынуждены мириться с тем, что их внешняя политика походит на действия нищего, который с шапкой ходит по кругу, обходя всех потенциальных инвесторов. Но утверждать, что сто миллионов для Таджикистана – это очень большая цифра, какой-то революционный прорыв, я бы не стал. Возьмем момент, который в этом году очень сильно обострил отношения России и Таджикистана, - вопрос о достройке Рогунской ГЭС. Таджикистан фактически в одностороннем порядке разорвал соглашения, которые были заключены между таджикским правительством и российской компанией "Русский алюминий". В настоящее время, по последним сообщениям, место "Русского алюминия" займет РАО "ЕЭС России". Так вот, речь шла о достройке плотины Рогунской ГЭС. Этот проект оценивается в несколько миллиардов долларов. Таким образом, таджикская сторона, несмотря на все уверения, так и не смогла найти инвесторов ни в образе Всемирного банка, ни в образе Соединенных Штатов Америки, для которых этот проект, в общем-то, был бы выгоден в плане переориентировки поставок таджикской электроэнергии не в Россию или на север, в Казахстан, а на юг - в Афганистан. Так вот сравните – несколько миллиардов долларов и сто миллионов долларов. Это достаточно разные цифры, и я полагаю, не стоит пока утверждать, что Казахстану все удается достаточно блестяще.

[Версия для печати]

Нефть с Кашагана пойдет в Китай

17.09.2007. РБК daily

Екатерина Голубкова

Нефть с гигантского месторождения Кашаган в казахском секторе Каспия помимо европейских рынков может пойти в Китай, не исключают топ-менеджеры "КазМунайГаза". Это станет возможным при реализации проекта строительства системы трубопроводов до Атасу, откуда стартует нефтепровод до Алашанькоу. Но предварительно надо решить вопрос с началом коммерческой добычи на Кашагане, вокруг которого идут ожесточенные споры, предупреждают аналитики.

Кашаган расположен в казахском секторе Каспийского моря, запасы нефти и конденсата на нем оцениваются почти в 3 млрд т. Месторождение разрабатывается на условиях СРП международным консорциумом Agip KCO: оператор - Eni, остальные участники - Total, ExxonMobil и Shell (по 18,52%), ConocoPhillips (9,26%), у "КазМунайГаза" (КМГ) и Inpex по 8,33%.

Кашаган один из самых масштабных проектов в Казахстане. На первоначальном этапе на нем планировалось добывать чуть более 22 млн т, на втором почти 45 млн т, на третьем около 60 млн т нефти в год. Именно на него республика делала ставку, заявляя о намерении увеличить добычу нефти с нынешних 67 млн до 140 млн т в год к 2015 году. Однако сроки начала промышленной разработки Кашагана корректируются уже второй раз: сначала Eni называла 2005 год, затем 2008-й, теперь 2010-й. Изначально предполагалось, что пик добычи почти 60 млн т придется на 2015 год, теперь оператор упоминает 2019-й.

Нефть с Кашагана и Тенгиза предполагалось направлять в трубопровод Баку Тбилиси Джейхан (БТД), для этого планируется создать казахстанскую каспийскую систему транспортировки (ККСТ). В рамках проекта будут построены нефтепровод Ескене Курык, нефтесливные терминалы в порту Курык, нефтеналивные терминалы на азербайджанском побережье Каспия и соединительные сооружения до БТД. На первоначальном этапе ККСТ обеспечит транспортировку 25 млн т нефти в год с последующим увеличением до 38 млн и 60 млн т. "БТД имеет возможности для расширения на 15 млн т нефти в год (до 65 млн т. - РБК daily) за счет строительства дополнительных насосных станций, применения химических реагентов", говорит директор информационного агентства Trend Capital Вагиф Шарифов. Срок реализации ККСТ зависит от начала коммерческой добычи на Кашагане, предварительно в 2011 году, говорится в годовом отчете КМГ.

Total, Eni, Inpex и ConocoPhillips помимо Кашагана одновременно являются и инвесторами БТД, контрактом за ними закреплено 15% пропускной мощности. "Часть нефти с Кашагана должна быть поставлена в БТД, соответствующий контракт подписан", напоминает г-н Шарифов. Остальные объемы они могут перераспределить на другие направления, говорит он. В частности, во время второго Евразийского энергетического форума KazEnergy, состоявшегося 67 сентября в Астане, исполнительный директор КМГ Арман Дарбаев сообщил, что при реализации строительства системы трубопроводов нефть с Кашагана может пойти в Китай.

В частности, предполагается сделать перемычку (протяженностью около 80 км) и прокачивать сырье в реверсном режиме по существующему нефтепроводу Кенкияк Атырау (пропускная способность первой очереди 6 млн т в год). С Кенкияка до Кумколя предполагается построить нефтепровод его мощность на первом этапе составит 10 млн т в год, на втором 20 млн т, стоимость 827 млн долл. Затем рассматриваются два варианта: прокладка вдоль существующего нефтепровода Кумколь Каракоин Атасу новой трассы (мощность 15 млн т, инвестиции 230 млн долл.) либо строительство прямой ветки Кумколь Атасу, где система соединится с Атасу - Алашанькоу Душаньцзы.

"Пока у Казахстана не появятся экспортные возможности в 20 млн т нефти в год, строить данную систему не имеет смысла. Ведь Атасу Алашанькоу рассчитан на 10 млн т нефти в год (с расширением до 20 млн т. РБК daily), но по нему пока качается лишь 4 млн т", пояснила РБК daily независимый казахский аналитик Кызибек Ибрай. По ее мнению, данная система будет введена в строй не ранее 20102011 годов. По словам нескольких участников казахского нефтегазового рынка, запасов Кашагана хватит на оба направления. На данный момент остается решить вопрос с началом реализации проекта и ростом сметы расходов (см. РБК daily от 11.09.2007). "Пойдет ли кашаганская нефть в Китай, зависит и от того, будет ли покупная цена на этом направлении интересной для продавцов", рассуждает Игорь Ивахненко из RusEnergy.

[Версия для печати]

Стратегия развития Казахстана: «КАШАГАН – 2029»

18.09.2007. posit.kz

Петр Своик

Почему именно 2029 – скажу чуть ниже, поскольку именно это (случайно узнанное) обстоятельство и дало мне толчок к рассуждениям на тему Кашагана.

Что-то мне так кажется, что из всего уже происшедшего за последнее время, происходящего сейчас и ожидаемого в обозримое время (даже включая столь неординарные события, как закончившиеся «монопартизмом» выборы и неожиданно начавшийся банковский кризис), именно устроенные правительством «разборки» вокруг кашаганского консорциума Agip KCO имеют и самое важное, и наиболее определяющее всю нашу перспективу значение.

Не будучи нефтяником, и, вообще, отслеживая ситуацию в этой сфере лишь спорадически и сугубо по-дилетански, я ничего нового, в информационном смысле, интересующимся этой тематикой сообщить не берусь. Все фактические сведения, используемые ниже, так или иначе уже были опубликованы, благо – после «наезда» минэкологии мало какое казахстанское издание не откликнулось на эту тему, да и в зарубежных СМИ она не была обойдена вниманием.

Моя цель – иная: выделить самые интересные, на мой взгляд, обстоятельства, а также подчеркнуть тот особый контекст «кашаганской проблемы», который и делает ее столь значимой.

Итак:

Основная часть публикаций отражала оперативно-событийную сторону, хотя был ряд материалов более основательных и с претензией на разбор именно сути вопроса. В числе последних, например, стоит назвать обстоятельные статьи Дмитрия Перцева в Gazeta.kz. Так, его весьма подробный рассказ о том, как создавался консорциум, как некоторые прежние участники (BG Group) из него выходили, а новые (Казмунайгаз) – появлялись, как еще и до нынешней постановки вопроса правительством Казахстана о смене итальянского оператора этот же вопрос поднимали и сами участники проекта, в частности – американская ExxonMobil и французская Total – все это очень важно для понимания подоплеки происходящего.

Например, знание тех обстоятельств, что схема транспортировки кашаганской нефти пока еще окончательно не определена (ни инженерно, ни политически), но что дело идет к заполнению ею именно трубопровода Баку – Тбилиси – Джейхан, и что та же Total, среди прочих акционеров Agip KCO, является самым крупным акционером и в этом стратегическом (для США и Европы) «мимороссийском» проекте – тоже необходимо для понимания мотиваций тех или иных пертурбаций.

Точно так же, как надо хорошо понимать, что надежды на сам Азербайджан в заполнении построенного от него к Средиземному морю (через подчеркнуто непророссийский Тбилиси) трубопровод БТД – несостоятельны. Когда этот (в полном смысле – геополитический) трубопровод замышлялся и обосновывался, надежд (и – амбиций) на открытие новых месторождений в азербайджанской части каспийского шельфа было не меньше, чем в Казахстане. Но… как раз к моменту ввода его в действие стало (похоже – окончательно) ясно: с той стороны Каспия, при всех усилиях, в него может быть подана, максимум, лишь половина от рабочей пропускной способности (порядка 65 млн тонн). Причем – только первой очереди, не говоря уже о замысленной надолго перспективе удвоения подачи нефти по БТД.

То есть, наш Кашаган, причем бесповоротно ориентированный именно на средиземноморское стратегическое направление, – это не только самый важный для Казахстана на ближайшие 5–10 и даже туманные 30–40 следующих лет, но и объект не меньшей важности и для всего Закавказья, и Турции, и Европы, и США.

А также – по обратному факту как раз неучастия в проекте БТД и кашаганском консорциуме, – также и для России и Китая. Короче – Кашаган и БТД – это сердцевина геополитики в Каспийском регионе на всю дальнейшую перспективу.

Здесь следует упомянуть и такую вполне объективную геополитическую вероятность на следующие несколько лет (после смены президентских администраций и в России, и в США), как снижение мировых цен на нефть где-нибудь до пределов, обеспечивающих достаточную рентабельность ее добычи на не слишком удаленных от приморских терминалов месторождениях, но лишающих сверхприбылей как сибирскую, так и каспийскую (Каспий – это не море, а озеро, хотя и самое большое на Земле) нефть.

А что же вы хотите? Если 40 миллиардов долларов, «отложенные» Казахстаном в ЗВР и Нацфонде, только крепче «привязали» его к западным ТНК, то приближающиеся уже к половине триллиона долларов валютные резервы России как раз и придают уверенности ее все более ужесточающейся антиглобалистской риторике. Нефть же – это все-таки сначала Большая Политика и лишь затем – Большая Экономика. Соответственно, при всей важности экономических (и технологических) составляющих, задающих динамику и уровень мировых цен на нефть, определяющее значение имеют все же факторы геополитические. И странно было бы, если бы при следующей итерации как политических персоналий, так и глобальных политико-экономических раскладов, в период, скажем, 2010–2020 годов, развитые страны (вернее, те, кого принято так называть) продолжали бы спокойно наблюдать, как поставщики сырья, за счет западных же нефтедолларов, продолжали бы не просто наращивать свои ЗВР, укреплять свои экономики и повышать уровень жизни населения, но и, на базе всего этого, простирать все дальше и дальше собственные политические амбиции.

Да, с ценами на нефть дело обстоит, конечно, не столь просто, чтобы кто-то отдельный из мировых Больших Игроков, или даже их объединенная группа, могли бы по собственному хотению-разумению устанавливать те или иные ценовые «планки». Никакой такой единой «мировой закулисы», реально располагающей возможностями столь глобального масштаба, – не существует. Тем более что зависимости здесь – кто и как от повышения или понижения цен на нефть выигрывает или проигрывает – весьма и весьма «многослойные».

К примеру, Россия даже от достаточно резкого и долгосрочного падения цен на нефть хотя и вряд ли уже повторит судьбу СССР образца 1980–1990 годов, то есть не развалится, но зато ей придется гораздо больше сосредотачиваться на своих внутренних проблемах, и меньше – заботиться о наращивании военно-политического потенциала и распространении своего внешнего влияния.

Зато в отношении Китая – все наоборот, его экономике снижение нефтяных цен обернется дополнительным мощнейшим допингом, благодаря которому он еще быстрее и надежнее станет завоевывать товарные рынки и Европы, и США.

Впрочем, и для самих США высокие или низкие цены на нефть – это «палка о двух концах». Дело ведь в том, что Штаты – не только самый крупный в мире покупатель нефти со всего света, но и самый крупный (вернее – второй-третий по объемам) ее производитель. Это – на своей собственной территории. А если же взять в расчет еще и зарубежную добычу, контролируемую американскими ТНК (иракская нефть после Саддама – чья она сейчас?), то США – самое главное сырьедобывающее государство в современном мире.

Соответственно – извлекающее наибольшую экономическую ренту из все более и более растущих цен на мировых нефтяных биржах.

Вот такое не всем известное и не всеми в должной мере оцениваемое геополитическое обстоятельство!

Между тем, мест на земном шаре, где американо-европейские компании могли бы спокойно продолжать добывать нефть, а уж, тем более, получать от национальных правительств новые лицензии – все меньше и меньше. И один из немногих остающихся «заповедников», где вопрос о национализации нефтедобычи пока еще вообще не ставится, – это Казахстан.

И с этой стороны тоже нам бы следовало оценивать происходящее вокруг Кашагана. Увеличение казахстанской доли в проекте или даже выдвижение «КазМунайГаза» на роль сооператора, чего добивается наше правительство, – это, конечно, тоже важно. Но в любом случае «цена вопроса» здесь намного, скажем так, глобальнее. Речь идет о том, кто, по большому счету, будет контролировать весь проект после того или иного завершения нынешнего передела, и этот контроль в любом случае будет, конечно же, не за нашим КМГ.

Но, повторю, как бы то ни было, а рассматривать перспективы Кашагана (как и всей казахстанской нефтедобычи), просто-напросто механически экстраполируя динамику нефтяных цен первых десяти лет нового века на следующее десятилетие и далее, – значит очень, очень сильно рисковать со стратегическим прогнозом…

Вот эту мысль – насчет рискованности любых связанных с нефтью долгосрочных прогнозов, мы с полным правом можем проиллюстрировать тем же Кашаганом: разницей между первоначальной и нынешней оценкой его перспектив.

Хотя подтвержденные предварительными изысканиями предположения о наличии больших запасов под дном Каспия существовали уже давно, реальная история Кашагана началась в 1997 году, когда был создан консорциум OKIOC. Кроме Кашагана, в контрактную территорию буровых работ входили еще три нефтеносные структуры: Каламкас, Актоты, Кайран, всего на территории примерно в 5600 кв. км.

Первоначальными партнерами по Северокаспийскому проекту (СРП North Caspian Sea) являлись: Shell (16,67%), Agip Caspian Sea (16,67%), British Gas (16,67%), ExxonMobil (16,67%), Total (16,67%), ConocoPhillips (8,33%) и Inpex (8,33%). AgipKCO был определен оператором проекта от лица консорциума.

Физическое же открытие месторождения под названием Кашаган произошло летом 2000 года, когда разведочная скважина «Восток-1» дала первую нефть. А так как эта радость соответствовала общим интересам и самого консорциума, и руководства Казахстана, тогда же было заявлено, что Кашаган стал самым крупным месторождением в мире, открытым за последние 30 лет, с геологическими запасами, оцененными в 38 млрд баррелей. Что же касается извлекаемых запасов, то ENI и партнеры предполагали, что они составляют от 9 до 13 млрд баррелей – в зависимости от возможности и успеха обратной закачки газа в нефтяные пласты.

Для сравнения: все извлекаемые запасы государства Алжир, входящего в ОПЕК, оцениваются в 9 млрд баррелей.

Тогда же, в пору той первой кашаганской эйфории, правительство Казахстана и обнародовало такие свои амбициозные планы: к 2010 году выйти на уровень добычи 100 миллионов тонн, а к 2015 – утроить нынешний уровень, выведя его на 150 миллионов тонн ежегодно (3,5 миллиона баррелей в сутки). Войдя тем самым в десятку крупнейших нефтедобывающих стран. Причем этот тезис – насчет 150 миллионов тонн – на устах как руководителей нефтяной отрасли, так и руководства страны следующие два-три года повторялся столь настойчиво-регулярно, что (честно сказать) к нему мы все привыкли, как к уже практически состоявшемуся факту.

Примерно тогда же был назван и общий объем инвестиций, требующихся для полной разработки месторождения. В сумме, надо сказать, весьма (по тем временам) впечатляющей – $29 миллиардов. Впрочем, объявленные объемы увеличения добычи стоили того. К тому же необходимость столь значительных стартовых вложений в определенной степени обосновывалась и сжатыми сроками ввода: предполагалось, что промышленная добыча начнется уже в 2005 году…

С тех пор, однако, и оценки, и планы были существенно… откорректированы. Насчет объема затрат – в кратно увеличивающуюся сторону, а вот в части потенциала нефтедобычи – как раз в обратную.

Сумма в $29 млрд достаточно скоро стала перемежаться с иной оценкой – уже 36 миллиардов долларов. А в феврале 2004 года консорциум (поставив правительство Казахстана перед фактом) договорился о переносе срока начала промышленной разработки Кашагана с 2005 года на 2007-2008 годы. За отсрочку Agip обязался выплатить Казахстану 150 млн долларов компенсации.

Тогда же внутри самого консорциума неожиданно возникли разговоры об иной оценке потенциала месторождения – существенно более низкой. Royal Dutch/Shell «вдруг» объявила о снижении объема доказанных извлекаемых запасов Кашагана до 3,9 млрд баррелей, что вызвало недоумение партнеров по консорциуму и акционеров. В ответ французская Total заявила, что не видит оснований изменять оценки залежей ниже 9 млрд баррелей.

Еще одна «корректировка» случилась уже в этом году, что и стало причиной нынешних разногласий.

Они, эти разногласия, возникли, когда Eni представила казахстанской стороне пересмотренный план освоения Кашагана, предусматривающий перенос сроков начала добычи еще на два года – до конца 2010-го, а также удвоение стоимости первого этапа проекта (добыча 300 тысяч баррелей нефти в день) до 19 миллиардов долларов. Мало того, особое негодование правительства Казахстана вызвало еще одно «уточнение»: полная оценочная стоимость этого рассчитанного на 40 лет проекта увеличилась с 57 до 136 (?!) миллиардов долларов. Другими словами (как было не без издевки отмечено в СМИ), Кашаган приобретает сомнительный статус самого дорогостоящего производственного проекта за всю мировую историю.

«Действия участников консорциума привели к переносу срока окупаемости и значительному уменьшению доли республики при разделе продукции. А это значит, что не будут построены школы, больницы, дороги, отстают крупные экономические и инфраструктурные проекты», – это свежая цитата из премьера Масимова. Озвучена была и сумма компенсации, которую правительство собирается теперь потребовать от консорциума «за экономический ущерб» – 10 миллиардов долларов.

Надо сказать, «рычаг», с помощью которого правительство рассчитывает «прижать» консорциум, выбран единственно верный: экологические нарушения. Дело в том, что если посмотреть в самую суть той разновидности гражданско-правовой сделки, которую принято называть Соглашением о разделе продукции (СРП), то это: а) сугубо эксклюзивный характер всех налоговых и инвестиционных обязательств сторон, который может лишь частично совпадать со стандартными требованиями национального законодательства, а может и быть полностью индивидуальным; б) неизменность во времени всех условий СРП, как бы там не менялось законодательство. Потому-то единственное, чем можно «достать» такое Соглашение, – это обвинение в нарушении экологических норм. Чем и воспользовалось природоохранное ведомство Казахстана, приостановив разрешение на природопользование по Кашаганскому месторождению.

Ну хорошо, формальная «зацепка» сработала, переговоры начаты, информационно бурное начало сменилось относительным (на днях вопрос по Кашагану рассмотрит даже Совет Нацбезопасности) затишьем, но в октябре в Казахстане ожидают уже самого итальянского премьера Романо Проди, и решающие события – впереди.

Среди них – и то или иное решение насчет уже объявленного намерения Казахстана увеличить свою долю в прибыльной продукции с 10% до 40%. По всей видимости, 10% – это округление доли «КазМунайГаза», выкупленной ранее у ВР, и составляющей 8,33%. До сорока же процентов эту долю можно довести, если, например, проект покинут еще два участника, скажем, ConocoPhillips и Shell, у которых вместе чуть меньше тридцати процентов. Или – за счет какого-то другого перераспределения.

Но здесь вот что важно (почему мы и упомянули в начале 2029 год!):

Дело в том, что национальная компания «КазМунайГаз» как участник консорциума и государство Казахстан как сторона СРП – это «две большие разницы».

Когда пойдет первая нефть и когда свою долю от участия в консорциуме начнет получать КМГ, будет ли эта доля равной 8,33% или поднимется до 40 или 51 процента, насчет этого можно выстраивать разные предположения.

Но вот когда свою долю начнет получать собственно Казахстан – про это что-то не слышно даже и разговоров…

Впрочем, на один такой небольшой разговор я могу сослаться: недавно в неформальной обстановке от одного европейского дипломата (не самого высокого ранга, но который – «в теме») довелось услышать дату: тот самый 2029 год. В смысле: именно тогда к разделу продукции подключится и наше многоуважаемое государство. А на вопрос, что в СМИ про это – ни слова, и не конфиденциальная ли такая дата, мой собеседник, улыбнувшись, сказал, что не знает, конфиденциальна ли она, но в его кругу это обсуждают столь открыто, что никакого секрета он здесь не видит…

Ну что же, секретна или нет столь далекая (будто в насмешку приближенная всего на год от Программы «Казахстан-2030») дата, но с этим надо бы разобраться…

[Версия для печати]