Зарубежье: перезагрузка российского влияния

Отставка Модеста Колерова с должности начальника Управления президента РФ по межрегиональным и культурным связям с зарубежными странами, умудрившегося задержаться на высокой должности два с половиной года, вероятно, явится точкой отсчета для формирования новой стратегии Кремля на постсоветском пространстве. А может быть и далее.

5.11.2007, http://www.russians.kz/

Роман Коноплев

Очевиден и тот факт, что скандального чиновника сняли накануне выборов, в которых значительную роль будет играть позиция граждан РФ, проживающих за рубежом.

Колеровское ведомство обязано было курировать данное направление. И вотум недоверия чиновнику накануне столь знакового события – это, по сути, предел терпения руководства страны. Не нужно быть экспертом, чтобы оценить результаты деятельности управления цифрой со знаком «минус».

Следует, однако, оглянувшись назад, обратить внимание на то, каким образом и какими силами выстраивалась российская политика в Зарубежье, начиная с дней распада СССР.

Скажем так: с момента появления на карте нового государства – России, о какой бы то ни было цельной стратегии на постсоветском пространстве не могло быть и речи. Тем более, не было и речи об участии Кремля в делах русских за пределами РФ.

Отдадим должное тем оппозиционным партиям, которые, подогревая «имперские» настроения в рядах граждан России, совмещали защиту прав русскоязычных с решением собственных политических задач. Именно они первыми обратили внимание на проблемы русских за рубежом.

Когда вся эта каша заваривалась, в Кремле Ельцина и его окрестностях было «не модно» об этом думать. Члены правительства в те, на самом деле, не очень далекие времена, заглядывали в рот высоким гостям из стран будущего ЕС и США, «учились демократии». Оппозиция оценивала роль этих персонажей отечественного политбомонда как нечто среднее между изменой национальным интересам и поведением слепого щенка, покорно бредущего туда, куда его тянут за веревку.

Самым одиозным персонажем той эпохи явился глава МИД Козырев, которого европейцы метко наградили кличкой «Господин «Да». Он делал всё, чего от него хотели западные хозяева, и даже немножко больше.

На русских за пределами РФ, скажем честно, должного внимания не обращали. В том числе, испытывая страх перед русскоязычными, всегда считавшими себя «людьми империи», и в моменты кризисов выступавшими на стороне «ретроградов» - «путчистов ГКЧП», «защитников Руцкого». Новым обитателям Кремля подобные граждане были не нужны, более того, крайне опасны.

Не удивительно и то, что вслед за «ложными партизанскими отрядами», окучивавшими нишу русскоязычного зарубежья – КПРФ и ЛДПР - выдвинулась ультрарадикальная НБП, первой провозгласившая инструментом решения проблем т.н. стратегию «прямого действия». Данная стратегия предполагала создание мобильных групп в стиле «Красные Бригады»-лайт, которые взяли на себя, вопреки государственной политике, функцию «оскорбителей» новых местечковых святынь, символов и особо одиозных персоналий, замеченных в неуважительном отношении к России.

Негативный опыт нацболов состоял в том, что мобильные «партизанские» группы не встретили должной ожидаемой поддержки русскоязычного, в том числе и имперски настроенного, населения. Радикальный имидж а-ля «скинхед с Геноном и Эволой под мышкой» оказался чужд молодому «поколению Pepsi», и оттолкнул недовольных в остальных возрастных категориях. Также имелись и иные причины – в том числе деморализация русскоговорящего сегмента, с середины восьмидесятых робко наблюдавшего процесс собственного унижения, последовательного лишения прав и свобод, уничтожения культурно-исторических ценностей, закрытия школ и т.п. «Партизанские отряды НБП» как местного формирования, так и «эскадроны» из России и других республик в соседние, были обречены. И действовали они, безусловно, не под крылом официальной российской власти, а вопреки ей, что гибельно для любого партизанского движения.

В те времена правоохранительные органы РФ делали лишь первые шаги в борьбе с радикальными политическими группами. Радикалам удалось заявить о себе активной деятельностью на территории Прибалтики. Благодаря сложившемуся уже внутри самого российского общества запросу на жесткие действия в адрес антироссийских сил в ближнем зарубежье, новые обитатели кремлевских покоев обратили внимание на аресты ветеранов Советской Армии. В Прибалтике молодые радикалы по ночам переименовывали «улицу Дудаева», рубили «дубки Улманиса», посаженные премьер-министром с целью подождать, пока они превратятся в высокие и толстые дубы с десятилетиями независимой Латвии. Ряд громких акций закончился арестами и клубком уголовных дел. Националистические власти прибалтов на весь мир заголосили о невидимой «руке Москвы». Местные русскоязычные, однако, маршей протеста не проводили. «Русскоопущенные» - так их называли те русские, кто готов был рисковать карьерой и свободой ради общего дела.

Проблема деятельности подобных защитников прав русскоязычных заключалась в том, что наши «зарубежные партнеры» в случае какого-либо инцидента мгновенно набирали политические очки перед всем миром – «смотрите, вот она, Советская Россия – это ее спецслужбы портят нам европейский демократический воздух!».

Действительно, для большинства мощных мировых игроков практика, при которой государственные чиновники манипулируют радикалами, – дело вполне обыденное. Убийство Ицхака Рабина и множество других инцидентов являются тому примером. Те же спецслужбы США накопили значительный опыт в решении разных задач посредством «включения-выключения» радикальных групп. И не только в Азии. Убийство Альдо Моро боевиками очень левых и очень антибуржуазных «Красных Бригад» в Италии – это всего лишь один из актов войны ЦРУ на территории Европы. Подобные вещи сегодня воспринимаются именно буквально: есть радикальная группа – значит ей управляют госслужащие того или иного государства.

Сегодня это аксиома. И именно эта аксиома явилась для российского правительства основанием для ликвидации радикальных групп, по крайней мере в том виде, и с пакетом тех задач, которые самостоятельно (в том числе и с надеждой на понимание и поддержку со стороны властей РФ)  ставили перед собой защитники прав русскоязычных в середине – конце девяностых.

Но кто бы мог представить, что какой-либо из госчиновников РФ попытается «нацбольские» методы борьбы легитимировать и включить в русло государственной политики? Этим чиновником оказался назначенный в марте 2005 года на должность «главного по зарубежью» политтехнолог Модест Колеров.

Госслужащий, озадаченный необходимостью заниматься делами русскоязычных и продвижением имиджа России за ее пределами, не нашел ничего умнее, чем предложить руководству страны полное копирование стратегии радикалов.

Ошибка лица, утвердившего это назначение, заключалась в полном непонимании психологии безнравственного политтехнолога. Таковые планируют деятельность исходя из примитивной задачи – организовать непрозрачную структуру для траты государственной наличности. Ничего лучше демоверсии НБП для подобных целей не подходило.

В мировой классификации организаций есть два общепринятых термина – NGO и GONGO. Последнее расшифровывается как «правительственная неправительственная организация».

За время деятельности управлением Модеста Колерова на эти самые GONGO было оприходовано несколько десятков миллионов долларов, в реальности вылившихся в ряд громких провокационных акций на Украине и в Прибалтике. Число участников и организаторов этих акций, их масштабность и последствия для самих участников вполне сопоставимы с деятельностью нацболов. С той лишь разницей, что здесь уже деятельность всех этих ЕСМ, «Наших», СПГУ, крымского и абхазского «Прорывов» осуществлялась вроде как «под крылом» российского госчиновника. Ну и, конечно же, в отличие от существовавшей автономно на голом энтузиазме НБП, все эти колеровские «партии» в СНГ – по сути такие же, как и ранее у нацболов, малочисленные маргинальные группы – оказались довольно прибыльной кормушкой. Десятки миллионов долларов, похищенные из госбюджета якобы на все эти нацбольские клоны – это одна сторона медали.

(Окончание следует)