Навигатор,
10 сентября 2002

Кланы и коррупция в Узбекистане

Алишер Таксанов

Несмотря на модернизацию общества, которое проводилось вначале царской Россией, затем Советским Союзом, а в последнее десятилетие – президентом Исламом Каримовым, Узбекистан был и остается страной с восточной системой деспотии и экономики. Это связано с тем, что здесь тысячелетиями формировался и развивался азиатский способ производства с соответствующей политической надстройкой и социальной структурой. В итоге Узбекистан можно характеризовать как государство, в котором сильны влияния общины и, тем более, родоплеменные отношения являются вполне традиционными и естественными в системе государственного управления. Институализация кланов происходит совместно с национальным возрождением и самоидентификацией этносов. Нужно сказать, что этот процесс вполне объективен и укладывается в рамки тех явлений, что происходят в настоящее время на всем постсоветском пространстве.

Кланы в Узбекистане отличаются от кланов, к примеру, Казахстана, Туркменистана или Кыргызстана. Дело в том, что в трех последних республиках население издревле вело кочевой образ жизни (их еще называли киргизами), у них сохранились родоплеменные отношения и соответствующие связи с другими племенами, органами власти, собственностью и управлением ресурсами по так называемой "вертикали". В Узбекистане основным лейтмотивом в формировании кланов лежал территориальный фактор (по горизонтали), поскольку местное население вело оседлый образ жизни (население называли "сартами"). В связи с этим образовалось землячество, когда родственные связи велись по отношению к тому или иному поселку, региону.

В советский период клановые отношения нивелировались коммунистической идеологией. Тогда КПСС было объявлено о создании единого народа на пространстве СССР – советского, поэтому национальные и этнические особенности официально не имели существенной роли. Между тем население Узбекистана, как и всей Средней Азии не пережило капиталистический уклад хозяйствования, который, как известно, стирает территориальные или племенные различия, переводя этносы в ранг наций. Поэтому кланы сохранили свое влияние, просто официальная пропаганда старалась негласно привлечь на свою сторону эти кланы. Несмотря на то, что коммунистическая идеология стремилась затемнить такой фактор самоидентификации как племенная принадлежность, между тем в быту и на неофициальном уровне клановая принадлежность играла большую роль, особенно при подборе и расстановке кадров.

Большевики не смогли уничтожить кланы, несмотря на предпринятые в 20-50 годах физический террор и в последующем – политические преследования. Азиатское общество с патриархальным менталитетом сумело противостоять всем натискам коммунизма, более того, оно сумело сохранить общины, а в настоящее время они играют не последнюю роль в самоуправлении граждан. Нужно отметить, что большевики понимали сложность работы в восточном обществе и поэтому всячески учитывали менталитет и сложившуюся социальную структуру и общественные отношения в Центральной Азии. Не зря был введен институт вторых секретарей, то есть когда на пост второго секретаря компартии различного уровня (районов, городов, областей, республики) назначался человек славянской национальности, который осуществлял роль буфера между кланами, и этим самым соблюдался стратегический баланс интересов всех региональных группировок.

Кланы всегда стремились к власти – это аксиома. Интересы своего рода (землячества – в условиях Узбекистана) были превыше всего, и вступление в КПСС для членов клана не было противоестественным, если это имело значение для самого клана. Необходимо вспомнить, что руководящие должности в СССР предоставлялись только коммунистам, и поэтому в Центральной Азии было немало членов КПСС, которые не столько были верны догматам и постулатам большевизма, сколько стремились получить доступ к ресурсам и перераспределить их в интересах своего клана. Вспомним, что, например, в Туркменистане членство в колхозах часто определялось принадлежностью к тому или иному племени. Как отмечают эксперты Аскат Дукенабев и Валимжан Танырыков, до сих пор практически все казахи, кыргызы и туркмены (кроме городских жителей) знают свою племенную принадлежность.

Советская система закрывала глаза на клановый интерес и позволяла им добывать материальные блага и укреплять социальный статус благодаря плановой схеме распределения. Естественно, взамен требовалась "преданность" идеям и догмам коммунизма. Представители кланов, находясь у рулей управления (Госплан, Госснаб, Минторг, Потребкооперация, Минфин и прочие министерства и ведомства, регулирующие экономику), умели направлять финансовые и материальные потоки в свои регионы, обеспечивая необходимый жизненный уровень своего клана. Порой это происходило за счет хищений, взяток и прочих криминальных деяний, но для защиты своих представителей кланы держали своих людей в органах контроля (милиция, прокуратура, КГБ, суды). Кланы выполняли волю Москвы, но в то же время решали вопросы собственного благополучия. Нереальные планы съездов партии выполнялись приписками, а реальные материальные ресурсы направлялись в регионы для поддержки не общегосударственных или общехозяйственных задач, а для решения задач локального уровня. Это устраивало Москву, это устраивало и Ташкент.

В середине 80-х годов кланам был нанесен серьезный удар. Началась партийно-административная чистка, которая закончилась громким так называемым "узбекским делом" - фактами о приписках в хлопковой отрасли Узбекистана. "Вдруг" обнаружились хищения социалистического имущества на миллиарды рублей. Впрочем, подобное было и в других республиках Центральной Азии и Кавказа (где родоплеменные и общинные отношения являлись главенствующими), но основной удар советской карательной машины был нанесен Узбекистану. Репрессии подверглись представители многих кланов, этим самым Москва обезглавила самые могущественные региональные группировки. В материально-финансовом смысле также был нанесен серьезный удар – государство конфисковало ценности у членов клана. В этих условиях на политическую арену пришел человек, который не имел никакой поддержки в кланах и не представлял никого из кланов – Ислам Каримов, партийный функционер. Он стал лидером ЦК Компартии Узбекистана, хотя ранее этот пост предоставлялся исключительно представителю клана. В тот момент кланы, боясь новых репрессий, не посмели организовать "сопротивление", как это было сделано, к примеру, в Казахстане жузами (ордами), когда на "смену" казаху Кунаеву пришел русский Колбин. То есть негласный "договор" между Москвой и среднеазиатскими кланами был нарушен.

С распадом СССР и образованием новых независимых государств кланы восприняли духом и под лозунгом национальной независимости, возрождения стали проводить свои идеологические установки. Пошла борьба между советско-партийной номенклатурой, которая уже не имела никакой поддержки у населения, и кланами, которые имели большое влияние через восточное мировоззрение, религию, общественные связи, а также накопленное за годы советской власти материальное состояние.

В Таджикистане это имело трагический исход – началась гражданская война. При СССР все лидеры республиканского отделения КПСС постсталинской эпохи были уроженцами Ленинабада (Ходжанда), то есть внутренняя политика в Таджикистане определялась принадлежностью первого секретаря к тому или иному региону. Нужно добавить, что те учитывали фактор конфронтации и всегда делились властью со своими "союзниками" из других регионов республики. Баланс был нарушен в 1991-92 годах, когда лидеры из восточных районов Таджикистана объединились с представителями кланов Курган-Тюбы. Они стремились отстранить от власти представителей Ленинабадской и Кулябской областей. Религиозный фактор был привнесен позднее – нужно было объединить людей для борьбы с коммунизмом, и ислам стал консолидирующим звеном для кланов. В действительности шла борьба за ограниченные ресурсы республики. Институт вторых секретарей был нарушен, связи с Москвой – слабые, влияние прежних государственных структур – слабое. Таджикистан был страной, где родоплеменные отношения (тоже, как и в Узбекистане, территориальные) имели важное значение. Каждый клан стал стремиться перетянуть на себя финансовые и материальные потоки. Возник конфликт между ними (горно-бадахшанцами, кулябцами, памирцами, ленинабадцами, душанбинцами и пр. кланами по земляческой форме), который перерос в гражданскую войну.

В Кыргызстане учли это, и власть всячески стала заигрывать с кланами: Аскар Акаев перераспределил министерские портфели и должности в правительстве с учетом интересов кланов, тем самым получив относительную стабильность (последние события, впрочем, доказывают, что концептуально проблема так и не разрешена). Конечно, и Ислам Каримов, будучи президентом-прагматиком, не мог не учитывать того, что кланы могут сдетонировать политическую систему в Узбекистане и привести к острому политическому конфликту (как это имело место в Таджикистане, а еще раньше – в Афганистане), если не удовлетворить их амбиции и требования. Но, с другой стороны, стремясь удержать власть и предотвратить вариант по таджикскому сценарию, он стал укреплять систему личной (президентской) власти.

Сказать, что это привело к стабильности – трудно, но в данный момент президент силой репрессий и личностного фактора выполняет роль того стратегического баланса, который ранее играл институт вторых секретарей. Кланы требуют многого – им нужна власть для получения огромных ресурсов, которыми располагает Узбекистан (природными, материальными, финансовыми), и они вряд ли удовлетворятся теми "подачками", что им сейчас предоставляет нынешняя власть.

Конечно, Каримов стремится контролировать кланы, особенно когда коррупция приобретает огромные масштабы. Не секрет, что, согласно данным на конец 90-х годов, по уровню коррупции Узбекистан в мире занимал пятое место, уступая лишь Камеруну, Нигерии, Азербайджану, Югославии. Этот фактор стал пугающим для многих западных предпринимателей. Коррупция как паутина пронзила всю систему власти. Но коррупция в Центральной Азии – это система кланов, которая через своих представителей в органах власти решает собственные проблемы за счет государственных ресурсов. В этом и проявляется специфика восточной коррупции.

Вспомним, как осенью 1998 года в Самарканде и Навои президент пытался противодействовать влиянию коррупции и кланов. Так, в Навоийской области в коррупции был уличен хоким Хает Гаффаров. Как заявил сам президент Ислам Каримов, "в деятельности хокима появились такие недостатки, как семейственность, кумовство. Он забыл, что основной долг хокима – жить заботами о народе. Попав под влияние подхалимов, он, используя служебное положение, стал выполнять их желания". Естественно, Х.Гаффаров стал подбирать себе кадры, лично преданные ему. В итоге за несколько лет им было заменено 90% районных и городских хокимов, 100% управленческого аппарата, руководителей сферы экономики и культуры, общественных организаций.

Руководитель Самаркандской области Алишер Мардиев на все ведущие и официальные должности назначал только своих людей. Это касалось не только правоохранительных и налоговых органов, но и биржи труда, банков, муниципалитетов и других. Стоит привести цифры: за короткий срок были освобождены от должности хокимы 11 городов и районов, руководители многих областных организаций. Нужно отдать должное Президенту Каримову, заявившему, что "нельзя терпеть ситуацию, когда место освобождается для какого-то конкретного лица, если это "лицо" близко к руководству, и оно назначается в связи с родственными и приятельскими отношениями".

В течение последних пяти лет президент Узбекистана пытается уменьшить влияние теневой экономики, порожденной не только несовершенством экономической системы, ее правовым полем, но и коррупцией. Кланы проявляют интерес к наличию огромного количества барьеров, позволяющим им "регулировать" частный сектор, получать бюрократическую ренту. В свою очередь, они создают предприятия, имеющие облегченный доступ к валюте, природным ресурсам. Кланы все больше приобретают экономическую самостоятельность. Стоит вспомнить, что некоторые кланы контролируют огромные сферы экономики Узбекистана, в частности, хлопок, зерно, внешнюю торговлю, инвестиции, золотовалютный запас страны, нефтегазовую отрасль, энергетику и телекоммуникации. Даже крупные оптовые рынки в г.Ташкенте контролируют одна семья.

Персонализация личностей, которые представляют эти кланы, весьма опасна для автора этой статьи, но нужно заметить, что "кукловоды" все время находятся в "тени", оттуда дергая ниточки и приводя в движение марионеточную бюрократическую машину. С другой стороны, некоторые эксперты утверждают, что кланы также контролируют организованную преступность, а также наркотрафик из Афганистана. Существует версия, что февральские события 1999 года (террористические взрывы в Ташкенте) были организованы кланами в отместку за кадровые перестановки в правительстве. К сожалению, сейчас трудно отслеживать эти явления в виду серьезной опасности для исследователей.

Постоянная смена глав региональных администраций (хокимов) не приводит к желаемым результатам, поскольку кланы "выталкивают" инородцев из своего региона или склоняют их на свою сторону. Практически президент Узбекистана бессилен что-либо сделать, ибо ему противостоят серьезные слои общества, имеющие скрытые резервы для влияния (экономические, религиозные, политические). Пока И.Каримов не трогает их, кланы устраивает статус-кво, но сколько это будет продолжаться – не знает никто, хотя прогнозировать ситуацию вполне возможно.

В настоящее время доля теневой экономики в Узбекистане составляет от 40 до 60% ВВП. Это огромные ресурсы, которые проходят мимо государства, его бюджета, в то же время эти средства оседают в личных запасниках кланов. Они имеют своих представителей во всех властных структурах – милиции, судах, финансовых и налоговых органах, таможне, региональных администрациях, в экономике - частном секторе (СП, фирмы, предприятия) и государственном (стратегические запасники, контрольные пакеты акций), которые обеспечивают стабильный приток средств и обеспечивают защиту всех финансовых потоков. Кланы создают реальную экономическую и политическую угрозу государству.

Естественно, процессы демократизации страны их нисколько не устраивают. Им не нужна свободная и независимая пресса, которая раскрывала бы все махинации региональных группировок, не нужен самостоятельный парламент, контролирующий все финансовые и бюджетные потоки государства, не