Ужгород, 8-9 мая 2003 г Александр Духнович - поборник русского литературного языкаКирилл Фролов
Доклад на международной конференции в честь двухсотлетия А.
Духновича
В самом начале пятидесятых годов ХІХ столетия ревностным
проповедником идеи распространения русского литературного языка среди славян
Австро-Венгрии выступает Александр Васильевич Духнович. Это было время, когда
под вливянием воззвания “Русской Народной Рады”, (оглашённого 10 мая 1848 г.),
призывавшего к подъёму и развитию чувства народного самосознания,
совершенствования языка и утверждению его в школе, в печати, книгоиздании -
«Вестник для русинов Австрийской державы» открывает острую дискуссию. На его
страницах можно найти немало статей и «о развитии нашего языка».
Александр Духнович не остался в стороне, под
псевдонимом «А. Д.» он опубликовал ряд статей, в которых неоднократно
касался вопроса об основах развития литературного языка в письменности
«австрийских русинов». Уже тогда он совершенно ясно определяет: отношение
языка литературного к народным наречиям и говорам.
В «Вестнике» (1850 г. № 62, стр. 247) А. В. Духнович
решительно выступил против стремления «нЬкоторыхъ галицкихъ сродниковъ» создать
литературный язык из одного народного говора и судивший тех, которые « увЬряти
всЬх хотятъ, что языкъ простонародный округа, въ которомъ они уродилися или
теперь живутъ, повиненъ бути языкомъ книжнимъ всЬх русиновъ Австрыйскихъ». Он
протестует против этого и горячо убеждает читателей: «НЬтъ, братія, сіе
быти не можетъ, бо такимъ способомъ въ четырехъ милліонахъ Австрійскія державы у
русиновъ будутъ 1000 діалекты, будетъ непрестанна распря, будетъ междоусобная
брань, что самое можетъ русинамъ послЬднее принести уничтоженіе». Будитель
выступает за взаимодействие в литературнорм процессе церковно-славянского
языка и русского в «гражданской письменности», ибо язык
церковно-славянский не всем карпаторусским крестьянам понятен, но не желает и
совсем отойти от него, напротив, признаёт, что необходимо «всегда имЬти предъ
очима богатое и мудрое, нами доселЬ еще не достижённое совершенство
старославянской грамматики».
А. В. Духнович в этих первых своих выступлениях в прессе
разумно высказался за сближение угро-русских писателей «съ галицкою братіею» и
возлагал на это надежду на взаимное познание и понимание культурных задач
русинов по обе стороны Карпат, так как, считал он, объединёнными силами вопрос о
литературном языке получил бы более скорое и прочное решение. Как будет ясно
ниже, под литературным единением Духнович имел в виду единение на основе
общерусского литературного языка
Но, как показало дальнейшее развитие обеих
литератур в Галичине и Угорской Руси, эти ожидания не оправдались. Однако, мысль
Духновича встретила сочувствие по ту сторону Карпат-в лагере старорусской, иначе
говоря, москвофильской партии партии. В корреспонденции «Зори Галицкой»
(1854, № 8, из Жолковского) выражено было желание, чтобы «для ближайшого
литературного сообщенія и для образованія и соединенія различающихся немного
русскихъ нарЬчій, Литературное Пряшевское Общество соединилось съ посестримою
Галицко-Русскою Матицею». Таким образом, имелась в виду организованная общая
созидательная литературная работа. Автор письма предвидел трудности, ожидающие
впереди и требовал, чтобы галичане приняли «глубоко до сердецъ» слова
пряшевского корреспондента той же «Зори Галицкой» «А. Д.» - (Духновича – В. Р.),
который призывал их делать в языке «для угорскихъ братій таковыи уступленія,
якіи они всегда дЬлали для насъ и якіи необходимо потребны суть для поддержанія
братерского согласія и взаимного порозумленія”. Путь, намечавшийся Духновичем,
привёл бы галицких писателей к более тесному общению с русской литературой и её
языком.
Несколько позже, непрерывно следя за развитием спора о
языке выступает со своими смелыми и решительными суждениями другой
карпаторусский будитель Иван Раковский. На страницах галицких изданий «Зоре
Галицкой» (1854-1856 гг.) и «Семейной Библиотеке» (1855 г.), в закарпатских
изданиях «Свет», «Новый свет», «Карпат», в «Месяцесловах» он последовательно
отстаивал идею культурного объединения всех ветвей восточных славян на основе
принятия единого русского литературного языка, противодействовал
денационализации подкарпатских русинов, борясь за распространение грамотности и
устранение той тяжёлой культурной отсталости и темноты простого народа. По этому
поводу он говорил: «Наша Угорская Русь никогда ни на минуту не колебалась
заявить своё сочувствие к литературному единению с прочею Русью. У нас, так
сказать, никогда и вопроса не было по части образования какого-нибудь отдельного
литературного языка. Все наши писатели с самого выступления на поприще
распространения народного просвещения руководились одною мыслию, имеющею целью
литературное объединение. Сия мысль столь овладела нашими писателями, что они,
можно сказать, были постоянными подвижниками великой идеи о всеславянском
литературном соединении, получившей торжественное освящение в славянском
мире».
Энергично высказывались в этом смысле, в той же «Зоре
Галицкой» и другие её корреспонденты из Угорской Руси. От анонимного автора из
Пряшева (очевидно от А. Духновича, который и раньше помещал тут свои материалы
на эту тему), редакция получила письмо по поводу вышедшего ещё в 1849 году во
Львове перевода «на языкъ руській» трагедии Хомякова «Ермак». Это курьёзное и
совершенно ненужное упражнение галицкого литератора Келестина Долинянского,
перелицевавшего произведение Хомякова, вызвало следующие замечания пряшевского
корреспондента («Зор. Гал.» 1852, №50, стр. 498), касающиеся исключительно языка
перевода: «Кой то у васъ несчастникъ «Ермака» Хоякова не только
изуродовалъ? Якій то языкъ? Якая грамматика? Не выйдемъ ли мы никогда изъ
експериментовъ, найпаче столь соблазнительных? У нас больше людей начали
тое дЬло читати, но я самъ дошелъ до третяго дЬйствія, далЬй не было возможно…».
Автор письма высказывается решительно против таких переделок, против уродования
утончённого литературного языка. Он спрашивает читателя: «Такъ то намъ салоны
исключити въ образованіи нашего языка? И трудамъ прочей русской словесности и
жизни для насъ мертвыми оставатися?». Переводчику прямо ставилось в укор
пренебрежением русским литературным языком.
К попыткам выделения малороссийского наречия в отдельный
язык, и тем более –противопоставлению его русскому (что культивировалось тогда
австрийскими властями), Александр Духнович относился резко критически.
Относительно новой «украинской» орфографии, искусственно вводимой властями в
Галиции, Духнович настаивал, чтобы в Подкарпатской Руси такая орфография не
употреблялась, а книги не писались:
«по новой немецко-галицко-русской орфографии, бо у нас
тую орфографию и мужик не терпит». В венском «Вестнике» за 1863 год он писал:
«…я считаю своим долгом сказать, что в украинских новеллах не нахожу признаков
хорошего вкуса…», а по поводу лингвистических экспериментов, осуществляемых
тогдашними литературными «мазепинцами» карпаторусский будитель писал в этой же
статье: «Я не могу понять, каким это образом чисто русская речь могла так вдруг
превратиться в украинскую»
«Церковная Газета» в одном из номеров за 1857 год
ставила Духновичу в заслугу в его литературной деятельности сочетание элементов
народного языка с достижениями прошлого, столетий общего русского литературного
развития: «Наш заслуженный писатель, желая постепенно приучать народ к книжному
русскому языку, старается в сочинениях своих пользоваться отчасти
церковно-славянским, отчасти же народно-русским слогом. Он не перекручивает и не
обезображает русских или церковно-славянских слов, а сохраняет их неповреждённо,
старается ими облагораживать простонародные выражения». В 1929 году
карпаторусский литератор Павел Федор об этом писал: «Этот отзыв и поныне
является ценным. Духнович, действительно, указал путь для развития общерусского
литературного языка на Подкарпатье, он, на основании общерусской грамматики,
пользовался словарём и выражениями местными, чтобы тем самым народ, лишённый
русской школы, постепенно приучить к общему русскому литературному языку» (П.
Федор «Очерки Карпаторусской литературы», Ужгород, 1929 г. Издание
культурно-просветительского О-ва им. А. Духновича).
Для благородной цели просвещения народа А. В. Духнович
признавал полезным издание книг на простонародном языке, но не причислял их к
настоящей литературе. В экземпляре его сочинения «Добродетель превышает
богатство» (Перемышль, 1850 г.), хранившемся в библиотеке Народного Дома во
Львове, автор собственноручно дописал следующие строки: «Въ книжицЬ сей не
внимай слога, ни правописи. Бо та для простого писана народа, - и не для
литературы, но для пользы народной издана была. Духнович.» (Левицкий,
Галицко-русская библиография, I, №615, стр.54).
Свой взгляд на литературный язык галицких писателей А.
В. Духнович высказал ещё раз в корреспонденции, опубликованной в «Зоре Галицкой»
(1853, № 32, стр.368) по поводу изданий «Весна»и др., полученных им из Львова.
Расхождение во взглядах на путь развития литературного языка в Галицкой и
Угорской Руси, было весьма существенным, и Духнович по адресу галицкого
литературного процесса вновь высказал свои недоброжелательные замечания: «И не
вообразите себЬ, на колико наши нелюбо смотрятъ на предпріятія нЬкоторых вашихъ
писателей, употреблюющихъ для высшихъ науковыхъ предметовъ простонародный язык
или лучше – смЬшеніе простонародного съ польскимъ. Ихъ сочиненія несовсЬмъ
вразумительны для нашихъ, бо, якъ извЬстно, розличается подкарпатское нарЬчіе от
галицкого, к тому же по польски рЬдко кто у нас говорити знаетъ… Мы стараемся
съискати нЬкую-то середную мЬру въ русскомъ слозЬ и пишемъ обыкновенно такъ,
чтобы насъ и Галичане срозумЬли». Позднее в полемике с В. Бирчаком, внук
Добрянского учёный-филолог Георгий Геровский по этому поводу писал: «Этот особый
галицкий язык действительно был неприятен и непонятен Духновичу… Им овладевала
тревога за чистоту и самую судьбу русского языка не только литературного, но и
народного от наплыва таких чужеродных слов, которые для угро-русского слуха, не
воспитанного на польской речи, являются ужасными. Автору галичанину это
неприятно, но едва-ли уместно своему галицкому чувству давать волю на страницах
книги («Літературні стремління Підкарпатської Руси”), изображающей историю
угро-русской литературы, и на этой основе производить отрицательную оценку
литературного прошлого этого края. И нужно удивляться находчивости автора,
который после всего сказанного считает возможным говорить, в заключительных
словах, об «украинских чувствах» Духновича («почуття едності з українським
народом». (Г. Геровский «Исторія Угро-русской литературы в изображении
Володимира Бирчака». Ужгород, 1943 г. стр. 31).
Элементарная научная добросовестность требует объективно
описывать жизнь и взгляды того или иного деятеля. Когда фальсификации
раскрываются, их авторы выглядят крайне неприглядно. Также неприглядно выглядят
те, кто пытается назвать Духновича «карпатоукраинцем»
(
Олена Рудловчак: Усі наші будителі, в тому числі й Духнович, відносили себе до
малоросів, у сучасному трактуванні – українців”.
“Срібна Земля-фест” № 16, 2003 р.). На эту тему еще в
1926 году прекрасно высказался последователь Александра Духновича Председатель
карпаторусского общество имени великого Будителя, известный карпаторусский
филолог (автор знаменитой карпаторусской грамматики) архидиакон Евмений Сабов в
своем докладе на ежегодном собрании Общества им. Духновича:
«А сего года читал я в украинской газете, что следовало
бы стереть память А. Духновича. Это желание, конечно, смешное, ибо на нашей
области как не было, так и не будет Подкарпатской Украины», а была Угорская Русь
, да и будет навеки Карпатская Русь».
Попытки замолчать карпаторусскую историю смешны и
грустны. Слава Богу, состоялось великое торжество-прославление св. Алексия
Кабалюка, Карпаторуского исповедника. Но бросается в глаза то, что
зачастую Св. Алексия «страха ради иудейска» пишут как « Алексия
Карпатского». Но ведь преп. Алексий подчеркивал, что он-карпаторосс. И скрывать
это- означает извращать его житие. Вспомним, что только большевистский и
нацистский режимы запрещали книги, вырывали не вписывающиеся в их идеологические
схемы страницы.
Закончить свой доклад мне хочется строками из
стихотворения нашего прекрасного поэта Андрея Карабелеша, написанного в 1928
году и посвященному светлой памяти Александра Духновича:
Блажен, кто в жизни до конца
Остался верен назначенью,
Внимая вечному ученью,
Всевышней сущности Творца;
Кто истину проповедая,
Трудился в рати боевой,
От ложных миссий охраняя
Свой незабвенный край родной
Он – нашей правды путь широкий
Во мраке мира отыскал,
И, как спасенья свет далёкий,
Заблудшим братьям показал
Когда сей мрак на мир спускался,
Сей мрак смятений и крови, -
На всё Духнович отзывался
Учитель правды и любви!
От сна и мёртвого застоя,
Он старых братьев подымал,
И слово русское – святое –
В святой любви провозглашал!
|