Белоруссия после Сочи и Ялты

Александр Фадеев

Соглашение и концепция формирования единого экономического пространства, подписанные в Ялте первыми лицами России, Белоруссии, Украины и Казахстана, могут быть оценены только положительно. Но Ливадийские проекты экономического сотрудничества стран-членов «четверки» не могут в обозримой перспективе решительно повлиять на внешнеполитическое позиционирование Минска, прежде всего в силу рамочного характера соглашения и отсутствия в них конкретных сроков окончательного оформления и вступления в силу законов ЕЭП. Пока с достаточной степенью уверенности можно утверждать, что «четверка» затевалась в первую очередь для втягивания Украины в экономическое и иное, более высокого уровня сотрудничество на постсоветском пространстве (от которого она все последние годы явно уклонялась). Инициирующей инстанцией выступал Кремль, а Киеву были созданы комфортные условия дипломатической игры, специально для Украины в текст документов оперативно вводились параметры, отвечавшие ее сегодняшним политическим и экономическим интересам.

Соответственно роль других участников ЕЭП, помимо России и Украины, была сведена к роли если не статистов, то уж явно игроков второго плана,  с чем Белоруссия, например, вряд ли сможет смириться в дальнейшем. Об этом свидетельствует и ялтинское заявление Александра Лукашенко на исходе переговоров лидеров «четверки», которым он по сути зарезервировал за Минском вариант денонсации данного соглашения в случае если белорусская сторона вдруг почувствует, что она оказалась в неравных условиях с остальными «едиными» участниками пространственной хозяйственной интеграции. Совсем иной подход, заметим, Лукашенко демонстрировал в Сочи по поводу перспектив Союзного государства, по сути согласившись с мнением Константина Затулина, что в случае отказа от интеграции с Россией его ждет «политическая смерть». Кроме того, определенное разочарование руководство республики испытало в период, предшествовавший крымской встрече, когда оно вынуждено было расстаться с иллюзиями как о своем потенциальном лидерстве в рамках ЕЭП, так и по вопросу о консолидированной политике с Киевом, призванной купировать влияние в нем России.

Еще в конце 90-х гг. внешнеполитическое ведомство Белоруссии пришло к выводу о недееспособности Содружества и, фактически, заняло позицию, игнорирующую существование СНГ. В этом плане определенный скепсис по отношению к крымским договоренностям присутствует, поскольку Минск не верит в реализацию любых интеграционных конструкций внутри СНГ, которое фактически развалилось на отдельные части, предпочитая строить свои отношения со странами Содружества на двусторонней основе. Некоторое исключение представляет лишь ОДКБ по тем направлениям деятельности, которые отвечают интересам белорусского политического и военного руководства. Следует учитывать и фактор недоверия, которое испытывает белорусская правящая элита по отношению к Украине, считая, что Киев ведет большую игру, намеренно активизируя деятельность в рамках СНГ исключительно в целях демонстрации руководящим органам Евросоюза потенциальных альтернативных векторов своей внешней политики.  Кишинев, напротив, использовал момент создания «четверки» для политического самоустранения от выполнения договорных обязательств,  взятых ранее на себя в качестве страны-члена Содружества, и попытки сблизиться с Евросоюзом, обогнав тем самым Украину.

Как малая страна, слабое в экономическом и военно-техническом отношении государство Белоруссия чутко реагирует на изменение политического климата внутри Содружества, на колебания, связанные с воздействием крупных держав мира на позиции стран-членов СНГ. В афганский «антитеррористический» и послеиракский периоды в СНГ, с точки зрения Минска,  российское влияние и реализация претензий на региональное лидерство резко пошли на спад. Кремль явно проиграл американцам борьбу не только за присутствие в Средней Азии, но и за контроль над практически всеми странами-членами Содружества, которые открыто дают понять Москве, что они теперь ориентируются на США, НАТО и (или) Евросоюз. Москва пожинает плоды своего увлечения построением отношений с государствами-тяжеловесами в геополитике, многолетнего невнимания к делам на постсоветском пространстве и концепции самоустранения от бремени лидерства в рамках Содружества.

По большому счету сочинские и крымские встречи и договоренности в середине сентября с.г. не дали Белоруссии возможности улучшить свое положение на международной арене, которое продолжало неуклонно ухудшаться. Республика попала в полосу отчуждения и известной изоляции, что затрудняет ее контакты и успешное взаимодействие как с ведущими державами мира, другими государствами, интересными Белоруссии с экономической точки зрения, так и с рядом международных, прежде всего европейских, структур. После выявившегося отсутствия реального прогресса в процессе экономического и финансового сближения с союзной Россией растаяли последние надежды на последовательную дипломатическую поддержку внешнеполитических шагов Минска со стороны России.

С другой стороны все это послужило активизации деятельности высшего республиканского руководства по поиску новых патронов Белоруссии, в первую очередь на европейском политическом пространстве. С этой точки зрения наиболее перспективными в контексте острой конкуренции за преобладание в восточной зоне «нового соседства» Евросоюза считаются отношения с Варшавой и Вильнюсом. Помимо прочего Белоруссия остро нуждается в покровительстве и помощи при отстаивании своих интересов в рамках ведущих европейских структур, где роль Польши при прямой поддержке США в последнее время значительно возросла. Поэтому, невзирая на намерение Варшавы продолжать проявлять озабоченность состоянием дел в соседней Белоруссии с реализацией демократических свобод и соблюдением прав человека, контакты белорусской стороны на высоком уровне с Польшей имеют тенденцию к расширению и углублению. Для Варшавы любые мероприятия по «прикрытию» Белоруссии в СЕ, ПАСЕ и ОБСЕ вполне вписываются в ее национальную внешнеполитическую концепцию регионального лидерства Польши в ЦВЕ.

Огромные усилия республика прилагает к выравниванию отношений с Евросоюзом с целью не только восстановить прежний уровень сотрудничества с ЕС, но и вывести его на более высокую качественную ступень. С одной стороны ЕС является самым крупным после России партнером Белоруссии в сфере товарно-экономических отношений (46% товарооборота вне Содружества, 17,5% от всего объема товарооборота республики), а доля инвестиций (прямых и косвенных) Евросоюза в экономику РБ составляет порядка 72%. С другой – лидеры Европейского союза Германия и Франция, а также большая группа государств-членов ЕС, пока не ратифицировали соглашение о партнерстве и сотрудничестве ЕС с Белоруссией, продолжая педалировать пресловутый «белорусский вопрос» и выражать обеспокоенность соблюдением прав человека, процессом демократизации общества и положением со свободой СМИ в республике.

Поэтому внешнеполитическая линия Минска по отношению к ЕС строится, как и ранее, исходя из особой позиции Германии, выражающейся в известной готовности покровительствовать дипломатическими методами сближению Белоруссии с Западной Европой. Поскольку на европейском политическом и экономическом пространстве в последнее время идет жесткое соперничество держав «старого континента», в первую очередь Франции и Германии, с Соединенными Штатами Америки, то высшим руководителям Белоруссии предстоит сделать нелегкий выбор в пользу либо Берлина, либо Варшавы. Не исключено, что Минск, исчерпав ограниченный дипломатией германский ресурс, попытается найти иной выход, оперевшись сразу на два проамериканских государства Европы: Соединенное Королевство, являющееся сейчас основным партнером Белоруссии на Западе в торговле и самым крупным инвестором в ее экономику, а также на РП при поддержке польского парламента и правительства.

По прежнему приоритетное значение в реализации восточной политики Белоруссии придается отношениям с КНР. Международное сотрудничество с Пекином, в отличие от той же Польши, не обременено проблематикой соблюдения Минском прав человека и реализации демократических свобод, у обеих стран нет исторических территориальных споров и подозрений в отношении регионального лидерства, у Китая нет намерений поглотить Белоруссию или задушить ее в своих экономических объятиях. Наоборот, Пекин всячески демонстрирует обратное, предоставляя Белоруссии надеяться на то, что она со временем станет опорной для Китая страной во взаимоотношениях его с Евросоюзом, получив за это немалые выгоды. Данные выгоды Белоруссия уже имела шанс ощутить в виде реализации на ее территории крупных инвестиционных проектов и разовых финансовых вливаний.

Нельзя забывать и о том, что политическая элита Белоруссии остается в значительной степени идеологизированной. Так, при подведении идейного базиса под отношения с Поднебесной утверждается о потере новой Россией своей исторической функции построения мирового государства-социума, основанного на уравнительных и справедливых принципах, и переходе ее к коммунистическому Китаю. Те великие социальные преобразования во вселенском масштабе, которые не суждено было осуществить России в прошлом веке, осуществит якобы Великий Китай в нынешнем столетии.    

Именно Китай, с его избыточными людскими ресурсами и мощным ядерным потенциалом, а не Россия, идущая по ложному, тупиковому пути западных социально-экономических реформ, является сегодня авангардом мирового развития, на который необходимо равняться другим социально ориентированным государствам. Пекин, с точки зрения высшего республиканского руководства, заслужил право именоваться столицей истории, является мировым центром экономического и демографического развития. Специально подчеркивается, что Китай реформируется без замены национальных ценностей западными и имеет твердую валюту в виде юаня, которая уступает формально только американскому доллару и евро. Есть точка зрения, которую разделяет часть функционеров из администрации президента Лукашенко, что смысл интегироваться с Россией появится лишь в будущем, в случае успешного осуществления планов китайско-российского стратегического партнерства, что обеспечит возврат к иной парадигме развития России.

Существенное место занимает деятельность президентской администрации и правительства по публичной аргументации значимости отношений с КНР, созданию в общественном мнении устойчивого положительного образа коммунистического Китая. При этом используется и цивилизационный аспект, когда западная цивилизация объявляется по сравнению с китайской варварской, а западная система ценностей – лишенной смысла. Китайская социально-экономическая модель, напротив, идеализируется, ей якобы присущи защита общего интереса, приоритет совести, отсутствие корыстных побуждений. В белорусской официозной прессе, в республиканском теле- и радиоэфире невозможно встретить, например, характеристику китайской экономики как разновидности государственного капитализма. В белорусских СМИ зато огромное количество материалов о феноменальности и гуманности китайских реформ, справедливости и нравственности в организации Пекином системы управления страной.

В сущности китайский опыт реформ проецируется на белорусскую почву, поскольку именно он дает возможность, как представляется многим в Минске, приступить наконец к давно обещанной белорусам перестройке экономики, сохранив в неприкосновенности политическую надстройку и все немалые властные полномочия республиканской «горки».

В настоящий момент для высшего руководства Белоруссии выбор «правильной» ориентации означает и положительное решение вопроса потенциальных приобретений и выгод, связанных с раскручиванием политического соперничества в зоне «нового соседства» Евросоюза, и представляется более важным, чем судьбы отдаленной интеграции с Россией. Минск давно пришел к выводу, что всерьез рассчитывать на действенную дипломатическую поддержку России на международной арене ему нельзя. Прежде всего в силу озабоченности Смоленской площади поддержанием приемлемого уровня некоего стратегического партнерства с Вашингтоном и лидерами Евросоюза. К тому же успехи, достигнутые Белоруссией к западу от своих границ, будут, с ее точки зрения, подхлестывать Кремль, делая его более гибким и уступчивым в плане удовлетворения претензий и реализации планов белорусской стороны в процессе создания совместных с РФ зон – экономических, сырьевых и финансовых.

Белорусская дипломатия поэтому, видя разногласия внутри ЕС по поводу политики в отношении руководства РБ, делает упор на развитие плотного сотрудничества с ОБСЕ, главным образом через его представительство в Минске. Такая тактика уже приносила в этом году успех, когда республика добилась решения Совета ЕС по внешним делам об отмене визовых ограничений для ряда высших чиновников республики. Со стороны Евросоюза активизировался и процесс «выправления отношений» с Белоруссией. 

Вашингтон, со своей стороны, предпринял все от него зависящее, чтобы продемонстрировать Белоруссии свое расположение. Здесь не только отмена визовых ограничений, отзыв неугодного Минску американского посла, направление в РБ огромной гуманитарной помощи, но и предложение президента США Конгрессу о продлении на очередной срок режима нормальных торговых отношений с Белоруссией, отвод антидемпинговых санкций в отношении ряда товаров из РБ, а главное – купирование принятия парламентом США антибелорусских правовых актов. Вашингтон прямо поставил Минск перед необходимостью сделать в ответ несколько крупных политических шагов навстречу. После Ирака такая смена курса представляется белорусской стороне не только органической, но и оправданной по причине однозначного переориентирования ее традиционных азиатских партнеров и большинства стран СНГ, с которыми она имела наиболее выгодные партнерские отношения, на Соединенные Штаты. Любой возврат к антиамериканской риторике теперь, с точки зрения Минска,  означал бы подрыв отношений с США, а также самоизоляцию и объективную потерю устоявшихся экономических и политических связей с проамерикански настроенными государствами.

Белорусская внешняя политика исходит из того, что поскольку все остальные малые и средние государства, окружающие ее или имеющие с ней партнерские отношения, уже включились в активный процесс поиска сильных стран-патронов, то и республика не может остаться в стороне от этой общей тенденции. Есть основания предполагать, что определенным катализатором выработки нового внешнего курса Минска, испытывающего серьезные экономические трудности и нехватку валютных средств, является значительная финансовая помощь Соединенных Штатов ряду бывших советских республик Средней Азии, связанная формально с проведением антитеррористической операции в Афганистане и не ставящая под сомнение властные полномочия местных правящих элит. Последнее обстоятельство, помимо естественного желания получить дармовые средства (изымаемые, кстати, из американских программ помощи соседней Украине), кажется белорусским высшим руководителям крайне важным.

Следует подчеркнуть, что в Белоруссии в последние годы не заметно деятельности государственных людей в сфере внешней политики, ее реализация находится в руках чиновников, которые склонны отождествлять личную волю президента РБ с волей и национальными интересами государства, слепо полагаясь на его дальновидность в международных делах. Министерство иностранных дел РБ давно, с отставки, пожалуй, Ивана Антоновича в 1998 г. (который прогностической деятельностью занимался основательно и мог убеждать, защищать свои позиции) превратилось из центра стратегического планирования белорусской внешней политики в орган исполнения личных указаний главы государства.

Возвращаясь к итогам встречи лидеров России, Украины, Белоруссии и Казахстана в Ливадийском дворце, невольно хочется процитировать немодного ныне Карла Маркса – лучше один реальный шаг, чем десятки самых хороших программ. С этой позиции необходимо рассматривать и процесс утверждения базового соглашения по единой валюте России и Белоруссии – сам документ, скорее всего, будет подписан руководителями правительств, но вот его одобрение на потенциальном референдуме, а главное вступление в силу с 2005 г. станут возможными только при условии выражения ясной политической воли со стороны президентской администрации РБ.