Процесс выработки стратегического подхода России к Центральной Азии, определения ее роли и места в системе российских национальных интересов протекал очень болезненно и медленно. Становление единой и целостной стратегии России в этом регионе осложнялось также межведомственной несогласованностью. В этих условиях действия России в Центральной Азии в 1990-е годы носили преимущественно реактивный характер.

Основные интересы, определяющие эти подходы, можно условно разделить на две группы. К "позитивным" интересам относятся те, которые способствуют укреплению геополитических позиций самой России, могут принести определенные выгоды и экономическую прибыль. К "негативным" – угрозы и вызовы, с которыми сталкивается Россия и которые вынуждают ее проводить "затратную" политику.

К первой группе факторов, лежащих в плоскости "полезности" центральноазиатских государств для РФ и, соответственно, определяющих ее стремление "остаться" в регионе, относятся:

возможности использования военно-технических объектов на территории Казахстана, Киргизии и Таджикистана;

получение сырья для ведущих отраслей промышленности;

сохранение и расширение рынка сбыта для российской продукции, которая здесь является вполне конкурентоспособной;

получение прибыли от совместных коммуникационных проектов;

получение дешевой рабочей силы, готовой работать в непрестижных отраслях экономики;

торгово-экономическое сотрудничество;

перспектива расширения своего влияния на южных флангах СНГ и за их пределами;

поддержание статуса великой державы.

"Негативными" интересами России в Центральной Азии можно считать:

борьбу с незаконным оборотом наркотиков;

предотвращение роста религиозно-политического экстремизма;

недопущение такого развития событий, которое привело бы к превращению региона в зону доминирования враждебных России сил и осложнению отношений России с ведущими мировыми державами.

Прозрачность границ, постоянные миграционные потоки, контакты, сложившиеся еще в советское время, сделали Россию гораздо более зависимой от развития ситуации в государствах Центральной Азии, чем предполагали те, кто на первых порах явно абсолютизировал понятие "независимость". Вместе с тем и государства этого региона также в определенной степени зависят от динамики политического развития Российской Федерации.

При этом, говоря о российских интересах и о формировании ее стратегии в отношении Центральной Азии, следует иметь в виду, что данный регион неоднороден ни политически, ни экономически, расположенные здесь государства геополитически по-разному сориентированы относительно России. Соответственно, и приоритетность отношений России с различными государствами различна. Она зависит от многих факторов, определяющих главные сферы сотрудничества, уровень взаимозависимости, характеризуется разной степенью доверительности и т. д. Например, в начале 1990-х годов, даже те политические деятели РФ, которые фактически выступали за уход России из Центральной Азии, отмечали особую значимость поддержания и развития отношений с Казахстаном.

В конце 90-х на смену былому изоляционизму в отношении государств Центральной Азии пришло понимание того, что дальнейший уход России из региона в корне противоречит всему комплексу ее интересов. Стало очевидно, что стремление "отгородиться" от этого региона приведет лишь к форсированному нарастанию там неблагоприятных для Москвы тенденций. Перспективы разработки и транспортировки энергоресурсов Каспийского региона также способствовали пересмотру российской политики. Регион (уже не декларативно) стал восприниматься как зона жизненно важных интересов России и как ее естественная сфера влияния.

Столь очевидный вывод не означал, однако, немедленной активизации российской роли в государствах региона как на уровне военно-политического сотрудничества, так и в сфере экономических отношений, которая долгое время отражала нежелание российского бизнеса вкладывать капиталы в отрасли, не дающие немедленной прибыли. Еще менее Россия была настроена на реализацию политически значимых проектов, способных укрепить ее позиции, но при этом обеспечить экономическую отдачу в лучшем случае в далекой перспективе.

Антитеррористическая операция, начатая США в ответ на события 11 сентября 2001 года, привела к серьезным качественным изменениям в геостратегической обстановке в регионе, выразившимся прежде всего в ликвидации экстремистского режима талибов в Афганистане и размещении военных контингентов и баз США и их западных союзников на территории государств Центральной Азии.

При этом отношение российской элиты к перспективам американского присутствия было далеко неоднозначным. Большинство в парламенте, военном и политическом сообществе, прессе и академическом мире заняло выжидательную или отрицательную позицию. Критики указывали на то, что продвижение США к российским границам носит целенаправленный характер, что США вновь взяли на вооружение принцип окружения России базами и вовлечения в военные союзы ее непосредственных соседей, что необходимость пребывания США в Центральной Азии, где их никогда ранее не было и быть не могло, весьма сомнительна, и что, наконец, американцы никогда уже не уйдут из этого региона.

Вместе с тем новая геополитическая обстановка заставила даже самых последовательных сторонников ухода России из Центральной Азии по-новому взглянуть на этот регион. Появление американцев стало знаковым явлением, побуждающим российское руководство наконец-то ответить на столь долго витавший в воздухе вопрос: зачем России нужна Центральная Азия? В целом после 11 сентября в российском политическом истеблишменте вновь проявилось противостояние сил, называющих себя национально-патриотическими, силами, ориентирующимися на развитие сотрудничества с Западом, и прежде всего с США.

Решение В. Путина принять активное участие в усилиях международной антитеррористической коалиции (за исключением прямых боевых действий) было способом еще раз продемонстрировать необратимость курса России на интеграцию и сотрудничество с Западом, который получил новый импульс после его прихода к власти. Президент РФ и те, кто солидаризировался с ним в правящей элите, сделали стратегический выбор, используя открывшееся "окно возможностей". Именно эта часть российского руководства, что особенно важно подчеркнуть, с пониманием и уважением отнеслась к выбору лидеров тех центральноазиатских государств, которые в качестве участников антитеррористической коалиции предоставили США возможности для размещения ВВС или использования своего воздушного пространства.

Региональное взаимодействие Москвы и Вашингтона во многом зависело от общего контекста российско-американских отношений, состояние которых придавало соответствующую окраску восприятию Россией политики США в Центральной Азии.

За предшествовавшие годы эти отношения в своем развитии прошли несколько стадий – от эмоциональной дружбы начала 90-х годов до обострения соперничества с середины 90-х, к новому витку сотрудничества в рамках борьбы с мировым терроризмом. При этом подход Путина к международным делам отличается от наивного "западничества" его предшественников. С одной стороны, он отражает реальную необходимость сохранения высокого уровня отношений с западными государствами для обеспечения экономического и политического развития России. А с другой – делает упор на повышение международного авторитета России и восстановление ее прежних связей и позиций на территории СНГ в целом и в Центральной Азии в частности.

"События 11 сентября" как бы уравняли обе державы, показав, что и та и другая являются объектами действий террористов. Если до сентября 2001 года мало кто в мире замечал террористические акты в российских городах, подменяя понятие "террорист" понятием "борец за независимость" и отрицая существование связей между чеченскими боевиками и международными экстремистскими группировками, то после – в отношении администрации США к той опасности, с которой сталкивается Россия, добавились некоторые новые акценты.

С угрозой терроризма России пришлось столкнуться и в Центральной Азии в рамках своих обязательств по обеспечению безопасности. Достаточно вспомнить прорывы боевиков Исламского движения Узбекистана в Киргизию и Узбекистан в 1999–2000 годах. Причем прорыв 1999 года совпал по времени с прорывом банд Басаева в Дагестан. Известно, что помощь и поддержку террористы ИДУ и чеченские боевики получали и в Афганистане, где при талибах образовалась так называемая "серая зона", в которой действовали собственные законы и правила. Стремление обеспечить контроль и стабильность в Афганистане, откуда талибы угрожали границам СНГ и откуда велась подрывная террористическая деятельность, стало одним из важных моментов, определивших отношение России к деятельности антитеррористической коалиции во главе с США.

В краткосрочном плане американское присутствие в регионе способствовало стабилизации обстановки, однако его перспективы остаются неясными. Многие эксперты в России полагают, что главный смысл региональной политики США (кроме поддержки операции в Афганистане) состоит в сдерживании Китая. Ослабление позиций России носило в основном "непреднамеренный характер", но в случае появления трений между Москвой и Вашингтоном в России не уверены, что усилившееся американское влияние в Центральной Азии не будет использовано против ее интересов. Возрастающая геополитическая значимость Центральной Азии в системе приоритетов других государств может породить сложности в отношениях России и с другими внешними игроками.

Россия пытается предотвратить маргинализацию уже существующих военно-политических многосторонних организаций и одновременно усилить собственную роль в обеспечении безопасности в регионе. В целом в настоящее время она более, чем когда-либо, стоит перед необходимостью разработки полноценной региональной стратегии. И как представляется, этот процесс будет в ближайшее время идти достаточно активно.

Будущая роль России в Центральной Азии зависит не только от международной конъюнктуры, российско-американских отношений и американо-центральноазиатских отношений, но и от того, насколько активными, сбалансированными и последовательными будут действия самой России по реализации своих интересов. При этом разделение интересов на "позитивные" и "негативные" не означает, что для реализации каждой группы этих интересов необходим различный инструментарий.

Россия заинтересована в том, чтобы поддерживать как двусторонние, так и многосторонние связи с государствами региона, расширять с ними военно-техническое сотрудничество и укреплять свое военное присутствие. Особое внимание Россия продолжает уделять сотрудничеству в рамках ШОС. В мае 2003 года было принято решение о превращении Договора о коллективной безопасности, из которого к этому времени ушли Узбекистан, Грузия и Азербайджан, в Организацию договора о коллективной безопасности, что было отмечено наблюдателями как перспектива складывания в будущем военно-политического союза. Осенью 2003 года Россия открыла свою военную базу в Киргизии, что было расценено как важный показатель взаимной заинтересованности РФ и ряда центральноазиатских государств в ее непосредственном военном присутствии.

Совершенно очевидно, что российское долгосрочное присутствие в регионе невозможно без развитых экономических связей, без российской помощи и инвестиций. Как уже отмечалось, российский бизнес неохотно шел в Центральную Азию. Положение меняется и потому, что российский бизнес набрался опыта, и потому, что в государствах Центральной Азии появились возможности для выгодных капиталовложений. Прежде всего это касалось нефтегазовой сферы, но в последнее время некоторые крупные российские компании стали выражать интерес к производству электроэнергии, крупным металлургическим заводам и т. п. Однако пока этот процесс идет медленно. На государственном уровне взаимодействие в экономической сфере часто сводится лишь к разработке его "новых" форматов.

Несмотря на высокий уровень объективной заинтересованности России в сохранении своего политического и экономического присутствия в Центральной Азии, до сих пор отсутствует региональная стратегия, в рамках которой могли бы быть сбалансированы интересы и сделаны взаимодополняемыми военно-политические и экономические связи России с государствами региона. Отсутствие стратегии и четких представлений о том, в каком формате можно наиболее эффективно развивать двусторонние и многосторонние отношения, приводит к периодическим заявлениям о необходимости интеграции, о создании неких общих органов и единого экономического пространства. Причем такого рода идеи, как правило, возникают ближе к выборам.

На саммите, проведенном в конце февраля 2003 года в Москве, президенты России, Белоруссии, Казахстана и Украины заявили о намерении создать единое экономическое пространство и наднациональный орган – комиссию по торговле и тарифам, которая будет унифицировать законодательство государств–членов объединения. К сожалению, опыт предшествовавших союзов и объединений породил много разочарований, и участникам единого экономического пространства предстоит немало сделать, чтобы декларации наконец-то стали воплощаться в практические дела.

Важное значение в отношениях России с государствами Центральной Азии имеют сезонные миграции населения. Надо заметить, что огромный поток рабочих-мигрантов выгоден России, поскольку обеспечивает ее экономику дешевой рабочей силой и одновременно обеспечивает за счет заработков в России значительный процент ВВП в своих государствах, а также поддерживает социальную стабильность. Однако трудовая миграция нередко омрачает отношения России с отдельными государствами региона из-за отсутствия системы ее правового регулирования.

Если Россия намерена сохранить свое влияние в Центральной Азии, она должна уделять большее внимание системе образования и сохранению информационного пространства. Русский язык все еще широко распространен в государствах Центральной Азии. В свое время он открыл народам этих государств двери в широкий внешний мир. Перспектива его быстрой замены на английский в широких масштабах нереальна. Россия мало использует существующую заинтересованность в научных обменах, совместных проектах, которым также нет пока альтернативы.

Подводя итог, можно сказать, что за последние годы обозначилось повышение зависимости России от происходящих в Центральной Азии и на ее границах процессах. Как представляется, в этих условиях, даже при отсутствии продуманной государственной стратегии, российским руководством был сделан вывод о том, что Центральная Азия обладает для нее особой значимостью. Новая геополитическая ситуация акцентировала специфику ее собственных обязательств и асимметричность интересов Вашингтона и Москвы в регионе.

Однако отношение Москвы к Центральной Азии должно формироваться не только под влиянием вынужденных "негативных" интересов, но и с учетом "полезности" и самоценности этого региона. Как представляется, такое осознание должно привести к расширению экономических связей, контактов в гуманитарной области. Российские интересы в Центральной Азии могут быть обеспечены только тогда, когда ее начнут воспринимать здесь в качестве выгодного, надежного и заслуживающего уважение партнера.

[Версия для печати]