Латинско-иезуитская организация Великого княжества Литовского и Речи Посполитой

Лев Криштапович (Минск)

Западная Русь. Литва. Польша

Русские земли в составе Литвы и Польши, с латинской точки зрения, занимали положение завоеванных провинций. Отсюда своеобразный статус русской народности в государственной структуре Великого княжества Литовского и Польши. Западнорусский народ (нынешние белорусы и украинцы) рассматривался литовским и польским правительствами в качестве народа покоренного, а следовательно, неравноправного с литовской и польской народностью. Неслыханное татарское нашествие как бы завуалировало ту реальную опасность, которая угрожала Западной Руси со стороны Литвы и Польши.

Даниилу Романовичу Галицкому и его преемникам удалось бы справиться с последствиями татарского владычества и восстановить Русскую государственность в Западной Руси, как это удалось сделать Мономаховичам в восточной части Руси, если бы на русские земли не набросились поляки и литовцы, которые несли не только политическое (государственное), но и духовное (национально-религиозное) порабощение. «Русским на западной стороне, — справедливо указывал Михаил Коялович, — предстоит отчасти та же работа, что и на восточной. Против всех этих врагов западнорусским нужно было защищать не только государственное свое тело, но и славянскую свою душу. Задача была сложнее, труднее. Оттого и решена она была здесь более неудачно: и государственность не могла прочно устроиться, и душа славянская сильно пострадала. Оттого-то здесь русскими остались только крестьяне...»

Поэтому проблема межэтнических (межнациональных) отношений в Великом княжестве Литовском и Русском была проблемой незатухающих противоречий между русским народом и собственно литовским этническим элементом. Первоначально трения между русскими и литовцами были незначительны. Они, в основном, ограничивались вспышками насилия литовских язычников против православных русских. Так, во времена Ольгерда в Вильно литовские жрецы предали мученической смерти Антония, Иоанна и Евстафия — православных миссионеров. Но с течением времени эти трения усиливаются и перерастают в постоянные столкновения между русскими и литовцами.

Особенно отчетливо это противостояние обозначилось во времена Ягайло, когда великий князь литовский и русский стал польским королем и по условиям Кревской унии обязан был обратить в католичество литовский народ. Кроме того, по Кревской унии Ягайло обязуется «на вечные времена присоединить к Польше свои литовские и русские земли». С этого времени Литва основывается по латинскому принципу, имевшему кардинальное отличие от организации материальной и духовной жизни Русской земли.

В этот период в государствах, основанных на латинском вероисповедании, начинали преобладать меркантильные интересы элементарной наживы денег. Знаменитые крестовые походы в конце XI—начале XII века, проходившие под религиозным лозунгом «освобождения Гроба Господня» от мусульман, на самом деле представляли собой первые колонизаторские движения западноевропейской феодальной знати и зарождающейся буржуазии за первоначальным капиталом.

Образцовыми орудиями добывания богатств явились духовно-рыцарские ордена. «Таким образом, в латинстве являлись, как совершенно естественное и неизбежное развитие основной теории, употребление оружия при распространении веры, крестовые походы для защиты интересов папы. Отсюда, далее, выработалась мысль, что могут быть в латинстве постоянные материальные силы, постоянное насилие, чем и были духовно-рыцарские ордена и инквизиция» (Михаил Коялович).

После того как крестоносцы послужили римскому престолу и западным торговцам на мусульманском Востоке, они возвратились в Западную Европу, а затем некоторые из них решили продолжить свою деятельность на берегах Балтийского моря. Так, к востоку от Вислы, на землях балтского племени пруссов благодаря недальновидной политике мазовецкого князя Конрада поселился Тевтонский орден, который приступил к приобщению язычников к латинской вере.

Крестоносцы мечом и огнем принялись обращать пруссов в латинство и в течение полувековой борьбы сумели истребить непокорных туземцев и основать немецкое рыцарское государство на берегах Балтики. В начале XIII века у устья Западной Двины нашел свое пристанище еще один орден — меченосцев, который был послан поратоборствовать в пользу римского костела и немецких бюргеров на землях латышей, эстонцев и литовцев. Религиозный латинский принцип был полностью подчинен интересам немецких торговцев. Не случайно в оба ордена — Тевтонский и Меченосцев — вступали в основном немцы из Ганзейского союза.

Появление на берегах Вислы и Западной Двины ударных отрядов немецких и других западноевропейских феодалов представляло большую опасность для Польши, Литвы и Западной Руси. Польша в это время потеряла Поморье, Михайловскую и Хелминскую земли. Литва вынуждена была уступить немцам Жемайтию. Ливонские немцы совершали периодические набеги на псковские и новгородские земли.

Римский Папа призывал рыцарские ордена и западноевропейских монархов отправляться в крестовый поход на Русь. Примечательно, что именно в это время на Западе возник проект раздела Польши между Тевтонским орденом, германским императором и бранденбургским маркграфом. Общая опасность заставила Польшу, Литву и Западную Русь объединить свои силы. В Грюнвальдской битве (1410) соединенные силы поляков, литовцев, русских, чехов остановили натиск немецких феодалов и торговцев на Восток. Причем главную роль в этой битве, — по признанию Яна Длугоша, — сыграли полки из Смоленской земли. «В этом сражении, — отмечает польский историк, — русские рыцари Смоленской земли упорно сражались, стоя под собственными тремя знаменами, одни только не обратились в бегство и тем заслужили великую славу».

После Грюнвальдской битвы, когда роль немецких крестоносцев в качестве ударной военной силы западноевропейского капитала против Польши, Литвы и Западной Руси была поколеблена, римская курия переключила свое внимание на Польшу и Литву, которые должны были продолжить политику «натиска на Восток» вместо потерпевших поражение немцев. Польское государство было образовано на несовместимых принципах — славянстве и латинстве. Эта ахиллесова пята польской государственности приводила к тому, что Польша изначально теряла свои западные земли и искусственно подталкивалась латинской иерархией, которая была пропитана меркантильным немецким духом, на Восток, на Русь.

Уже в 1147 г. Папа Римский Евгений III благословил первый крестовый поход германцев против славян. Потеряв в XII веке Силезию, славянские земли между Эльбой и Одером, на которых возникло немецкое княжество Бранденбург, недалекие польские правители стремятся компенсировать территориальные потери захватами русских земель, не понимая, что они толкают Польшу к самоуничтожению. Их народ был превращен в рабочий скот, а шляхта усваивала немецкие обычаи, денационализировалась. Отсюда резкое разделение между верхами и низами польского общества, разделение, которого Западная и Восточная Русь никогда не знала. Польское законодательство представляло собой не законы общего государства, а законы иноземных частных корпораций. Католическая церковь руководствовалась Римским каноническим правом, шляхта — своими корпоративными привилегиями, города управлялись на основе немецкого — Магдебургского права, а народ жил по своим славянским обычаям и традициям. Уже во времена короля Казимира IV в 1447 г. было положено начало законодательному оформлению крепостного права. В отличие от Польши, в России вплоть до Соборного Уложения 1649 г. судебные учреждения были общими как для крестьян, так и для лиц других сословий.

Правящие классы Польши и Литвы, руководствовавшиеся не национальными, а узкоэгоистическими интересами, вступили на путь латинизации русских земель. Польский король Ягайло издал постановление о запрещении католикам вступать в браки с православными обоего пола, «пока наперед русин или русинка не признают покорности римской церкви». В случае нарушения этого постановления повелевалось принуждать к принятию католической веры телесными наказаниями того из супругов, который исповедовал Православие. Городельский сейм 1413 г., на котором был составлен акт о соединении Литвы и Польши в одно государство, резко разделяет жителей Великого княжества Литовского по вероисповедному признаку. Он положил начало образованию литовско-католической аристократии как господствующего сословия в государстве. Все высшие должности — воеводы и каштеляны — могли занимать только литовцы-католики. Последние составляли при великом князе литовском так называемую господарскую Раду.

Литовская народность заняла привилегированное положение в Великом княжестве Литовском. Такая политика не могла не вызвать чувства обиды среди русского народа. Антагонизм русских земель с собственно Литвой, наметившийся во времена Ягайло, выступил наружу.В 1436 г. в Великом княжестве Литовском и Русском была введена инквизиция. Православные, т. е. русский народ (белорусы и украинцы), впервые подверглись гонениям. Им даже запрещалось строить церкви. И все это происходило в государстве, где литовско-латинский элемент составлял ничтожную часть, как в территориальном, так и в демографическом плане.

Борьба между русскими землями и латинизированной Литвой особенно проявилась в период кровавых распрей между Свидригайлом и Сигизмундом. В целях примирения Руси с Литвой и привлечения на свою сторону русской шляхты польский король и великий князь литовский Казимир IV 2 мая 1447 г. издали новый привилей. В нем говорилось о распространении шляхетских прав и вольностей на всю православную русскую шляхту Литовско-Русского княжества. Однако латинский принцип занятия государственных должностей только католиками оставался в силе. Напряженные отношения между русскими православными князьями и литовскими католическими магнатами сохранялись на протяжении всего XV века и нередко принимали открытые формы выступлений Руси против Литвы.

В 1471 г. умер киевский князь Семен Олелькович. Правительство решило превратить Киевское княжество в литовскую провинцию, назначив в Киев наместника — литовского магната Гаштольда. В ответ на эту явно антирусскую акцию литовского правительства русские князья составили заговор против Казимира IV. Заговор был раскрыт, заговорщики казнены. Примечательно, что заговорщики действовали в расчете на помощь Москвы.

Объективно литовское правительство (господарская Рада) в отношении русских земель (Белой Руси и Украины) проводило политику оккупационного режима. Классическим примером угнетенного положения западнорусского народа в государственной системе Великого княжества Литовского является эпизод из жизни западнорусского князя Константина Ивановича Острожского, победителя московских войск под Оршей в 1514 г. Польский король Сигизмунд I назначил К. Острожского великим литовским гетманом. Это звание давало право русскому князю на место в составе господарской Рады. Но литовцы-католики категорически были против принятия в Раду К. Острожского на том основании, что он схизматик, т. е. православный. С большим трудом в виде исключения Сигизмунд I уговорил Раду допустить в ее состав знаменитого военачальника. Этот факт также красноречиво опровергает измышления национал-русофобов о существовании белорусского правительства и белорусского государства в период Великого княжества Литовского.

Люблинская уния

В 1563 г. перед заключением Люблинской унии конфессиональная статья Городельского сейма была отменена, и русская православная шляхта получила право занимать государственные должности. Но это была лебединая песня. К этому времени основная часть русской шляхты уже ополячилась и окатоличилась. Мелетий Смотрицкий в своем известном «Фриносе, или Плаче восточной церкви» (1610) констатировал смерть знаменитых русских родов, погибших в полонизме и латинстве.

«Где теперь, — вопрошает Мелетий Смотрицкий, — дом князей Острожских, который превосходил всех ярким блеском своей древней православной веры? Где и другие славные роды русских князей — князья Слуцкие, Заславские, Вишневецкие, Чарторыйские, Соломерецкие, Соколинские, Лукомские и другие без числа?»

Высшее русское сословие пало, денационализировалось. Последние столпы русской веры, как, например, князь Константин Константинович Острожский, сходили с исторической сцены. На смену им шло молодое панство, для которого проблемы веры и русской старины отступали назад перед чисто меркантильно-карьеристскими устремлениями. Хроника жизни Льва Сапеги, перебегавшего из православия в протестантизм, из протестантизма в католичество, наглядно показывает полнейшую безыдейность и беспринципность высшего класса. Западнорусское бщество пожинало горькие плоды латинско-иезуитской политики.

Метаморфозы русской шляхты, их переход на сторону угнетателей русского народа не были случайны. В тех условиях защищать русскую веру, свою национальную самобытность означало защищать интересы крестьянства не только от национального угнетения, но и социального. Русское высшее сословие поступило в полном соответствии со своими классовыми интересами. Чтобы сохранить свои доходы и имения, оно пошло на предательство национальных русских интересов и стало ревностным сторонником латинско-иезуитской организации государства и общества. Не случайно из среды русской шляхты выходили наиболее злобные враги русского народа. Чего стоит ренегат Иеремия Вишневецкий, который своим диким насилием против восставших крестьян удивлял даже поляков и литовцев.

После образования Речи Посполитой (1569) часть русских земель Великого княжества Литовского (Киевщина, Волынь, Подолия, Подляшье) были присоединены к Польше, и на территорию современной Белоруссии и Украины хлынула польская шляхта. Наряду с ней в Западной Руси появились иезуиты, нанесшие нашему народу огромный духовно-нравственный ущерб. Польские паны и католическая церковь всячески травили западнорусов, отличавшихся от них языком, национальным самосознанием и религиозной верой. «Денационализация белорусского крестьянина, отрыв его от родной веры и обращение его в католицизм составляли сущность той политической программы, которую намеревались проводить в жизнь богатые землевладельцы и тесно связанная с ними католическая церковь» (Владимир Пичета, доктор исторических наук).

Положение нашего народа резко ухудшилось после Люблинской унии. Разумеется, и до нее национальные устои русского народа (белорусов и украинцев) подвергались сильному давлению со стороны польского магнатства и латинской идеологии. Однако чужеродный латинский принцип, вторгавшийся в русскую жизнь, в сущности, мало затрагивал глубинные народные пласты. Литовский статут 1566 года, принятый накануне Люблинской унии, не давал права иностранцам, в том числе полякам, на владение землей. Такое право давалось только «Литве и Руси, родичам старожитным и уроженцам Великого княжества Литовского и иных земель, тому великому княжеству принадлежащих».

До 1569 г. поляки не имели права занимать в Литве и Руси государственных должностей, не могли даже, как частные лица, владеть в Литовском княжестве землей. «Польша называлась чужой страной, поляки — иностранцами. Ехать в Польшу называлось ехать за границу» (М. Коялович). Принципиально иная социально-политическая и национально-религиозная ситуация сложилась после Люблинской унии. Официальное введение римско-католического права в государственную и гражданско-правовую сферу русского общества существенно изменяло положение всей массы русского народа. Латинско-иезуитский принцип вторгся во внутреннюю жизнь и уже затронул не узкую верхнюю прослойку русского общества, а весь народ.

Усиленная полонизация и окатоличивание приобрели невиданный размах. Никакие права крестьянства, никакие обычаи, отмечает М. Коялович, не могли иметь значения. «Хлоп» — безусловный раб пана. Тяжесть эта особенно увеличивалась оттого, что господами становились иноплеменники или свои, отрекавшиеся от всего родного. Паны были поляки, «хлоп» — русский. Все русское делалось низким, позорным. Латинство становилось в Западной Руси панской верой, православие — «хлопской». Такого еще не бывало в истории нашего народа. Все это мало чем отличалось от политики немецких рыцарей по христианизации языческих народов, т. е. по завоеванию жизненного пространства для западноевропейских агрессоров. Русский народ не мог поступить так, как поступила русская шляхта, отрекшаяся от своего языка, культуры, веры и родины, потому что он не только ничего не выигрывал от такого отречения, но и еще больше подпадал под национальное и социальное угнетение польско-литовского магнатства. Поэтому нет ничего удивительного в том, что белорусы и украинцы поднялись на борьбу за свою русскую веру и культуру.

Национально-освободительная война белорусского и украинского народов во главе с Богданом Хмельницким — это закономерный итог всей предшествующей латинско-иезуитской политики польско-литовского правительства. В этом отношении полностью антибелорусским духом пропитаны писания «белорусизаторов» о борьбе белорусского народа с польской шляхтой и католической церковью. Дойти до того, чтобы великое национально-освободительное движение нашего народа в середине XVII века представлять в виде национальной катастрофы, могут лишь историки, стоящие на позиции полониста, а не белоруса.

Сами поляки понимали, что речь идет не о домашней ссоре, а о непримиримой борьбе двух миров — Русско-православного и Западно-латинского. В 1651 г. в Польше было объявлено о поголовном вооружении шляхты. Посол Римского Папы Иннокентия X привез полякам благословение Папы и отпущение грехов, королю — мантию и освященный меч и провозгласил Яна Казимира защитником римской веры. В свою очередь Коринфский митрополит Иосаф вручил Богдану Хмельницкому меч, освященный на Гробе Господнем, окропил казацкое войско святой водой и сам участвовал в битвах с поляками. Война на Руси-Украине приняла поистине всенародный размах и величественностью народного самопожертвования ужасала польские войска. «Очень трудно, — писали из польского лагеря, — достать шпиона между этой русью: все изменники! А ежели добудут языка, то, хоть жги, правды не скажет».

Символично: как во время польской интервенции в Московское государство Великая Россия дала своего национального героя — Ивана Сусанина, так и в период всеобщей войны украинского народа против тех же польских захватчиков Малая Россия выдвинула своего великого заступника русской земли — Микиту Галагана.

В защите общей Русской цивилизации от чужеземного врага не отставал от Руси украинской и народ белорусский. Простая хроника войны на Белой Руси в 1654—1655 гг. показывает, что московские войска при несомненной поддержке белорусского народа практически без всяких сражений с литовским войском занимали белорусские города. Польско-литовские воеводы жаловались польскому королю, что белорусские мужики очень им враждебны, везде на царское имя сдаются и делают больше вреда, чем сама Москва. «Если это зло, — говорили они, — будет и дальше распространяться, то следует опасаться чего-нибудь вроде казацкой войны на Украине».

Литовский гетман Павел Сапега от имени всей Рады умолял царского посла Ртищева уговорить Алексея Михайловича, как он сам говорил, самодержца «всея Великия и Малыя и Белыя России» на мирное постановление. Только недальновидная и неопытная московская дипломатия, поддавшаяся уговорам венских хитрецов, которые вовлекли Алексея Михайловича в бессмысленную войну со Швецией, не позволила решить проблему воссоединения белорусского, великорусского и украинского народов еще в середине XVII века.

Чтобы рельефнее оттенить антибелорусский характер рассуждений нынешних «белорусизаторов» о русско-польской войне 1654—1667 гг., сошлемся на польского историка Яна Длугоша. Оценивая значение Грюнвальдской битвы в исторической судьбе Польши, он писал: «Все были охвачены общей безграничной радостью, потому что, одержав над грозным и сильным врагом великую и на много веков достопамятную победу, возвратили родину в руки всевышнего Бога, спасли ее от жестокого и беззаконного вторжения и захвата крестоносцами, и самих себя — от неминуемо угрожавшей им гибели или пленения». Сравните эпический стиль Яна Длугоша и раболепное резонирование «белорусизаторов» о борьбе белорусского народа против польско-литовских феодалов в XVII веке или о героическом сопротивлении белорусов в годы Великой Отечественной войны немецко-фашистским агрессорам, и вы поймете всю разницу между национальной и антинациональной историографией.

Белорусы, за исключением ничтожного числа ренегатов в XVII веке и коллаборационистов в 1941—1944 гг., рассматривали свою борьбу против чужеземных поработителей как борьбу за Русь и свободу. Когда Богдан Хмельницкий после Пилявицкой битвы вступил в Киев, то наставники Киевской Академии произносили в честь прославленного полководца панегирики, называли Хмельницкого Моисеем русской веры, защитником свободы русского народа, новым Маккавеем. Белорусский народ сыграл важную роль в победе Богдана Хмельницкого над польскими интервентами, не дав возможности литовскому войску Януша Радзивилла прийти на помощь полякам.