2007 год начался для Украины трагически: 17 января оборвалась жизнь Евгения Петровича Кушнарева. Роль этого человека в истории Украины невозможно переоценить, а его политический вес уже «оценили» оппоненты, многие из которых, узнав о кончине Политика, не смогли скрыть радости и злорадства, возвыситься хотя бы до молчания.

Они не ограничились грязными пасквилями в адрес покойного, но начали атаку на политическое наследие Кушнарева — харьковскую организацию Партии регионов, местную выборную власть (мэра и совет), идею федерализации страны, идею узаконенного двуязычия.

Понятно, что попытки опорочить память именно Евгения Петровича предпринимались далеко не случайно. Мы должны быть готовы к тому, что они будут продолжаться и в дальнейшем. Кушнарева попытаются оклеветать, потому что и после смерти он страшен политическим противникам. Страшны им идеи и аргументы, олицетворением которых стал Евгений Петрович.

Северодонецкий съезд депутатов всех уровней, поставивший заслон «оранжевому» шабашу, остановивший государственный переворот, удержавший страну на грани гражданской войны, не позволив перешагнуть эту страшную грань, готовили и проводили многие. Как стихийный народный ответ на попытку мятежа этот съезд и не мог состояться по-другому. Такого единения политиков и народа история украинской независимости еще не знала. Население юго-востока, избиратели Виктора Януковича реагировали на Северодонецкий съезд примерно так же, как советский народ в 1941 году на сообщение о победе под Москвой.

В Северодонецке «оранжевые» политики впервые получили достойный отпор, был разрушен миф о всенародном характере этого движения, опровергнут ющенковский эвфемизм о «рождении нации на Майдане». Многие политики, выступавшие на съезде, дали справедливо резкие и полемично заостренные оценки событиям последних месяцев 2004 года. В едином порыве съезд тогда поддержал тезис о необходимости федерализации Украины как единственного способа предотвратить установление «оранжевой» диктатуры, не разрушив при этом страну.

Съезд выполнил свою задачу. Сейчас многие говорят, что его потенциал не был использован до конца, что «оранжевых» не разгромили, и приход к власти Ющенко не был остановлен. Однако достичь абсолютной победы без гражданской войны в тот момент было невозможно. Разумность, взвешенность, государственный подход народа и депутатов юго-востока, Партии регионов и лично Виктора Януковича в том и проявились, что после Северодонецка они пошли на непростой компромисс с «оранжевыми» силами и согласились на провозглашение Ющенко президентом в обмен на политреформу, ограничивающую его власть. Именно этот компромисс не позволил «оранжизму» развиться в полноценную диктатуру на манер грузинской и в конечном итоге сделал не просто возможной, но неизбежной реставрацию в марте 2006 года законности, исторической и политической справедливости.

Если сравнить умеренность Партии регионов после Северодонецка с последующей деятельностью их оппонентов, станет ясно, что «оранжизм» — не антидонецкое, не антикоммунистическое и даже не националистическое движение. Это движение является по сути своей антиукраинским. Оно постоянно ставит государство на грань раскола и катастрофы, делая Украину заложницей амбиций «оранжевых наполеонов» и их идеологических мифов.

Однако в конце 2004-го и в начале 2005 года далеко не всем была ясна историческая обреченность «оранжизма»: вандалы, захватившие античный город, могут его разграбить, сжечь, но они не в состоянии в нем жить. Тогда многие разуверились, разочаровались, отчаялись, испугались репрессий, не устояли перед потоком клеветы, обрушенным на них вмиг пооранжевевшими СМИ, прекратили борьбу. Так иногда разваливается и гибнет, охваченная «синдромом Седана», отнюдь не разгромленная и имеющая возможность не только сопротивляться, но и победить армия. Деморализация — самый страшный враг.

В этих условиях крайне велика, огромна и неоценима роль личности. Важно, чтобы нашелся кто-то, кто готов продолжить борьбу, встающий из окопа, сплачивающий растерянных товарищей и ведущий их в бой. Таким человеком в трудные дни 2005 года стал для юго-востока Евгений Петрович Кушнарев. Он не отступил перед репрессиями, не уступил потокам клеветы, не предал идеи Северодонецка, не сдался. Он стал символом и центром сопротивления «оранжизму».

Поддержанный населением Харькова, мэром и губернатором которого работал много лет, а затем и населением всего юго-востока, Евгений Петрович последовательно отстаивал идею федерализма, объявленную «оранжевыми» «законниками» преступной, «сепаратистской».

Между тем, отстаивая федерализм, Кушнарев фактически боролся за сохранение единства страны вопреки всем попыткам «оранжевых» радикалов расколоть ее. Ведь чем меньше мы акцентируем внимание на том, что нас разделяет, тем более мы чувствуем себя единым народом. Подчеркивать и выделять надо общее, объединяющее. Именно идеи федерализации Украины, родившиеся в начале 90-х годов прошлого века во Львове и широко популяризировавшиеся покойным Вячеславом Чорновилом, и являются таким объединяющим моментом. Не случайно два, несомненно, крупных политика, лучшие умы из двух противостоящих лагерей, пришли к одному и тому же решению относительно наиболее эффективного государственного устройства.

Донецку и Днепропетровску, Луганску и Харькову, Одессе и Херсону, Запорожью и Крыму будет совершенно все равно, кто в Киеве работает президентом и какие у него хобби, если населению этих регионов не будут навязываться галицийские языковые нормы, если их не будут отлучать от родной культуры. Если жителям юго-востока не мешать читать и чтить Пушкина и Булгакова, то им не будет дела до того, что львовяне будут зачитываться Лубкивским или дневниками Леся Танюка в восьми томах. Главное, чтобы издавали они эти восемь томов на свои, а не на донецкие деньги. Львову не будет (и не должно быть) дела, на каком языке говорят и какие фильмы смотрят жители юго-востока, если они называют себя гражданами Украины и признают единство и территориальную целостность страны, исправно платят налоги, содержат общие Вооруженные Силы и служат в них единой стране.

Вплоть до 2004 года запад и восток Украины были действительно едины. И только приход к власти «оранжевых» — с их авантюрно-безумной внешней, внутренней, экономической, социальной и гуманитарной политикой — спровоцировал раскол. Более того, впервые с 1991 года заметное число граждан стали вообще сомневаться в необходимости независимости.

Их можно понять: зачем людям государство, в котором заправляют псевдоинтеллигенты и сервильные псевдоинтеллектуалы, до 1991 года стучавшие в КГБ на «буржуазных националистов», а ныне публично, в прессе, требующие от СБУ пересажать по тюрьмам всех, кто не разделяет заплесневевшие воззрения Донцова и не считает героями ни эсэсовских убийц из «Галичины», ни их сегодняшних последователей.

Остановить опасную тенденцию все более скептического отношения народа к национальной государственности, отторжения молодежи от ее псевдофольклорных ценностей может только федерализация.

Собственно, идея федерализма, популяризации которой отдал последние годы своей жизни Евгений Кушнарев, и заключается в том, что регионы получают больше самостоятельности в экономических, финансовых и культурных вопросах. Вертикаль власти выстраивается не сверху: от президента к мифическому «маленькому украинцу», через череду назначенных губернаторов, а снизу: от сельских и поселковых советов и местного самоуправления, которые делегируют наверх только те функции, которые сами исполнять не могут.

Наверное, любому понятно, что строить стратегические железные и шоссейные дороги, трубопроводы, морские порты и аэропорты необходимо на общегосударственном уровне. А вот вопрос о местном метро, о том, что необходимо построить: школу или больницу, проще и логичнее решать на месте, как это, кстати, делал в бытность свою харьковским губернатором Кушнарев, а не просить бюджетных денег у правительства.

Естественно, вопросами федерального центра являются: оборона, безопасность, внешняя политика, а вот учебные программы для школ и вузов можно утверждать и на месте, с учетом региональной специфики.

В любом случае Украина является участником Болонского процесса, и программы должны соответствовать общеевропейским требованиям. Но ведь в Бельгии и Испании школьники и студенты в разных регионах учатся по разным учебникам (и никто из политиков не устраивает истерику по этому поводу, объявляя это путем к распаду страны). ЕС, вплотную подошедший к превращению в единое федеративное государство, процветает.

Не будет ничего страшного в том, что Львовский университет будет отличаться от Днепропетровского, как Оксфорд отличается от Ягеллонского университета или от Сорбонны. Сила единой Европы, объединенной в ЕС, сила нашего восточного соседа — Российской Федерации, сила США в том, что во всех перечисленных случаях был найден механизм, позволяющий сохранять единство, оставаясь разными. И механизм этот — федерация. Свободная конкуренция ее неунифицированных частей позволяет гибче реагировать на внутренние и внешние вызовы, которых в современном мире с каждым годом становится все больше.

Давно известно, что чем выше жесткость системы, которую в политике обеспечивает унитаризм, тем больше у нее шансов сломаться, не выдержав глобальных вызовов эпохи или даже внутренних социально-электоральных перегрузок и конфликтов.

Украина, кстати, имеет позитивный опыт использования потенциала федерации. Единственной федеративной по сути частью страны является Крым, ставший таковым на фоне острой политической борьбы начала 90-х, когда со всей серьезностью ставился вопрос о выходе полуострова из состава Украины.

Пример Абхазии, Южной Осетии и Приднестровья свидетельствует о том, что опасность, грозившая территориальной целостности Украины, была нешуточная. Известны методы, вплоть до военных, испробованные Грузией и Молдовой для сохранения своего суверенитета в самоопределившихся регионах. Известны и результаты — фактическая утрата каких-либо шансов когда-либо вернуть их в состав единого государства.

Украина пошла по другому пути. Киев расширил права местной крымской власти, и сепаратистские настроения растаяли, как снег весной, а практически суверенная мешковщина испарилась без следа.

Проблема Крыма не возникала вплоть до 2005 года, когда «оранжевые», в лучших традициях своих друзей по мертворожденному ГУАМ, попытались надавить на АРК и заставить местное население плясать под галицийскую дудку. Тут же вновь возник вопрос о возвращении Крыма в состав России.

Партия регионов еще в 2005 году выдвигала тезис о необходимости финансово-бюджетной самостоятельности регионов, т. е. экономической федерализации как первого шага на пути к полноценной политической федерализации.

Можно согласиться с тем, что в условиях острой политической борьбы и спровоцированного «оранжевыми» мятежа, далеко не преодоленного раскола на «две Украины» в умах и душах людей политическая федерализация пока несвоевременна. Легко спрогнозировать, что «оранжевые» вокруг этой надуманной проблемы вновь начнут камлания, бездарные и опасные, как все их политические инициативы, как их излюбленные запреты на инакомыслие, на обсуждение острых проблем: думаешь не по-нашему — значит «манкурт», «украиноед», «пятая колонна»...

В то же время, очевидно, усиление прав местных властей в финансово-бюджетной сфере, аккумулирование на местах значительного процента собираемых налогов будет одинаково горячо приветствоваться и поддерживаться как в Донецке, так и во Львове и не должно вызвать политическую дискуссию. На местах начнет действовать принцип: «Чтобы дурь каждого была видна». Если ваша область живет хуже соседней, то в условиях финансово-бюджетного федерализма претензии надо предъявлять не к правительству, а в основном к себе самим, поскольку плохо работали: мало заплатили налогов или плохой облсовет выбрали — из болтунов и дикарей, или в крайнем случае назначенный президентом губернатор, как это сейчас часто бывает, о государственном управлении имеет самое общее впечатление и считает, что «свідомості» и «патриотической» риторики достаточно, чтобы колбаса колосилась и быки доились.

Но не бывает полномочий без ответственности. Если мы передадим на места контроль над значительной частью государственного бюджета, то мы должны передать и ответственность за финансирование ряда программ, ранее лежавших на центральном правительстве.

«Федерализация» армии или спецслужб, равно как и внешней политики, конечно же, невозможна. Трудности возникнут и при децентрализации таких ведомств, как Министерство транспорта и связи, Министерство охраны окружающей среды и Министерство внутренних дел. Конечно, мировой опыт показывает, что эти трудности преодолимы, но на их преодоление уйдут годы.

Поэтому, убежден, дополнять финансово-бюджетную федерализацию страны необходимо федерализацией гуманитарно-культурной.

Как я уже отмечал выше, передача в регионы полномочий по определению приоритетности задач, стоящих в гуманитарно-культурной сфере, возможности корректировать учебные программы с учетом региональных особенностей, решение вопросов комплектации библиотечных и музейных фондов, равно как и вопроса финансирования данных учреждений культуры не только снимет с правительства несвойственные ему идеологические функции, но и послужит значительному ослаблению межрегиональной напряженности. Донецкие шахтеры не будут больше спрашивать, почему на их деньги, перераспределенные через госбюджет, строят памятники врагам их отцов, а Крым не будет волноваться из-за необходимости учить галицийско-диаспорную версию украинской истории, воспринимаемую на полуострове в лучшем случае как анекдот, в худшем — как оскорбление. Львов, например, давно уже платит пенсию коллаборантам из УПА и чтит их память, и это никого не волнует и — что гораздо важнее — не вызывает агрессии или припадков ненависти в Одессе или Харькове. А вот принятие подобного решения на уровне общегосударственном могло бы стать последним гвоздем в гроб украинской соборности.

Мы должны наконец перестать бояться называть вещи своими именами. Почему наши оппоненты безграмотно и бесстыдно ставят знак равенства между федерализмом и сепаратизмом, а мы оправдываемся? Неужели приспособленчество и галицизация идеологии становятся фирменным брендом «регионалов»? Почему они до сих пор говорят о некоей «оранжевой революции», а мы боимся обратить внимание общественности на то, что если революция и была, то народ в своем большинстве уже давно мирным путем, в ходе легитимных, открытых, свободных, демократических парламентских выборов, признанных международным сообществом, поддержал контрреволюцию?

При этом, если версальские контрреволюционеры 138 лет назад за руки, пахнущие порохом, и за рабочую одежду расстреляли без суда несколько тысяч человек, то «регионалы», находясь у власти 17 месяцев в 2006—2007 годах, даже не выгнали те 20 тысяч безграмотных «революционеров»-кумовей, которые пришли в руководящие кабинеты на место вычищенных по политическим или выдуманным мотивам профессионалов. Мы полностью соблюдаем законы, чтим Конституцию и должны потребовать аналогичного отношения от своих политических оппонентов.

Собственно, если одни у нас в восторге от царского генерала Скоропадского, нельзя другим запретить умиляться таким же царским генералом Паскевичем, если кому-то мил Петлюра, то надо признать право других уважать Примакова, сторонники Бандеры и Коновальца не имеют права отказывать в праве на иные симпатии тем, кто чтит память Ковпака. Все они активные участники украинской истории, и невозможно вычеркнуть одних, не сделав иных персонажами комикса.

Если империя «душила вековечное стремление украинцев к свободе», то почему правящий класс, военная и культурная элита империи более чем наполовину состояли из выходцев с Украины?

Почему народ, «мечтавший» жить в собственном государстве, выставил на его защиту несколько сотен экзальтированных студентов и гимназистов, большая часть которых шла защищать Украину от большевиков, а отнюдь не от россиян?

Почему не сложилась соборность УНР и ЗУНР

Почему мы скрываем от молодежи, что Грушевский и Винниченко мечтали не более чем об автономии Украины в составе государства российского, что Петлюра заключил с Пилсудским позорно-предательский договор, передавший почти половину Украины Польше, что, наконец, национальную государственность и нынешние границы Украина получила из рук Сталина и Хрущева?

Те ответы, которые дают на эти вопросы представители Галичины, до 1939-го, а фактически до 1945 года, не имевшей ничего общего с Украиной, представляют собой еще более картонную схему развития общества, чем та, что основывалась на идеях Маркса, Энгельса, Ленина.

Но главное не в этом, главное заключается в том, что они не удовлетворяют более половины населения страны.

Идеократические государства ушли в прошлое вместе с ХХ веком, и идеология национализма в качестве государствообразующей идеи ничем не лучше идеологии интернационализма. Люди устали подчинять свою жизнь идеологии, а фактически загонять ее в рамки чьих-то узких взглядов на идеальное мироустройство. Взгляды Платона и Аристотеля на государство — в отличие от взглядов украинских ученых и политиков — до сих пор интересуют весь мир, но никому еще в голову не пришло строить государство по их лекалам. И отнюдь не теоретический колоссальный успех, достигнутый в государственном строительстве и Цинь Шихуанди, и Чингисханом, и Селимом Грозным, не вдохновил даже их соплеменников на попытку повторения эксперимента.

Невмешательство в личную жизнь, гуманитарно-культурная автономия регионов, единство противоположностей — вот перспективный путь для Украины. Естественно, особо важные объекты культуры и памятники архитектуры, имеющие общенациональное значение, должны оставаться под опекой государства. Но эта опека не должна мешать местным властям или меценатам (если такое желание возникнет) помочь Киеву с финансированием реставрации или ремонта подобного объекта, с пополнением музейных коллекций etc.

Система гуманитарно-культурного федерализма более гибкая. Она оперативнее реагирует на вызовы эпохи и легче адаптируется к потребностям граждан конкретного региона. При этом сохраняется общая контролируемость и управляемость процессов на центральном уровне.

Задача государства в том и заключается, чтобы создать людям условия для максимально комфортной жизни. Каждый, кто хочет на свои деньги, уплаченные в виде налогов, читать Марину Цветаеву (в оригинале, разумеется) должен иметь такое право, как не должно ущемляться и право на знакомство с творчеством любимой поэтессы Олены Пчилки.

Любой гражданин Украины имеет право не носить вышиванки и шаровары и не впадать в экстаз от Трипольской культуры. И если в Киеве каждая четвертая вывеска на английском языке (в том числе и на государственных учреждениях), и за пятнадцать лет это национальную безопасность не подорвало, то не будет ничего страшного в том, если где-то вывески будут написаны и по-русски.

Стремясь влиться в семью европейских народов, мы должны сравнивать в первую очередь не цены на ширпотреб, а понять, что свобода истинного европейца заканчивается там, где начинается свобода другого человека. Личная жизнь (английская «прайвэси») — наиболее тонкая сфера взаимоотношений человека и государства. Советский Союз во многом и погиб потому, что пролетарское государство слишком любило совать в частную жизнь не только нос, но и грязные лапы.

Научимся ли мы чему-нибудь на ошибках предшествующих поколений, или будем с упорством идущего на нерест лосося рваться через тысячи препятствий к собственной гибели?

Решение этого вопроса не в последнюю очередь зависит и от того, как решится проблема федерализации, ставшая делом жизни и политическим кредо Вячеслава Максимовича Чорновила и Евгения Петровича Кушнарева. Осмыслить, обогатить новым видением, новыми правовыми решениями и довести начатое ими дело до конца — наш долг перед их памятью.

[Версия для печати]