Права человека

Толерантность по-житомирски или русским на конференцию вход запрещен.

02.05.2007, http://russian.kiev.ua

 Алла Потапова

По почте пришло приглашение от Житомирского государственного университета имени Ивана Франко на участие в работе круглого стола «Толерантность как социогуманитарная проблема современности». Для участия нужно выполнить ряд привычных для подобного мероприятия условий: сделать заявку, прислать материалы и т.п.

И всё бы хорошо, тем более,что тема животрепещущая, если бы не одна отдельная строчка: «робоча мова – українська»

Я не знаю на сегодня ни одной более-менее значимой конференции на Украине, где бы в приглашении стояла подобная строка – здесь проживают миллионы русских, в том числе и учёных. По мнению житомирских устроителей круглого стола, среди русских граждан Украины нет людей, достойных принять участие в столь актуальной конференции.

Житомирский университет – один из печально известных, где отсутствует кафедра русского языка. Но существует Конституция, на которую сейчас очень часто ссылаются.

Статья 10, об которую сломано немало копий, утверждает: «Держава сприяє вивченню мов міжнародного спілкування”. Как известно, русский язык является одним из рабочих языков ООН.

Статья 53 прямо указывает: “Громадянам, які належать до національних меншин...ГАРАНТУЄТЬСЯ ПРАВО на навчання рідною мовою чи на вивчення рідної мови у державних і комунальних закладах...” По поводу причисления русских к “нацменшинам” – особый разговор, но в данном случае, их права защищает Конституция.

Статья 34: “Кожний має право вільно збирати, зберігати, використовувати і поширювати інформацію усно, письмово або в інший спосіб – на свій вибір”. И не идёт речи о запрете на язык!

Статья 54: Держава сприяє розвиткові науки, встановленню наукових зв”язків України з світовим співтовариством». Я не допускаю мысли, что в Житомире считают, будто весь мир пишет, размышляет и делает открытия исключительно на украинском языке!

Или Житомирскому университету основной Закон страны – не указ?

Иван Франко, чьё имя носит университет, писал: ”Хотя я чувствую, что должен отдавать все свои силы родному языку, но всё-таки мне кажется, работая и на русском языке, я не изменю интересам своей Родины...” (Собр. соч. т. 50, стр 254).

Вы что-то там собираетесь говорить о толерантности, господа из Житомира?

 Об авторе: Алла Потапова - Президент Всеукраинского национального культурно-просветительского общества “Русское собрание”, писатель, журналист.

"Надо идти на конфликт"

Для того чтоб оправдать угнетение русской общины, латвийские власти и примкнувшие к ним так называемые лояльные русские изобрели формулировку "радикалы с обеих сторон". Вроде как за исключением отдельных отщепенцев остальные русские счастливы своим бесправием. С русской стороны к "избранным" в обязательном порядке относят Эдуарда Гончарова. А он и не спорит…

 07.05. 2007 , http://rus.delfi.lv/news

Елена СЛЮСАРЕВА

Еще в самом начале 90–х его исключили из новорожденной Русской общины Латвии с формулировкой "за русский национализм". В ЗаПЧЕЛ, членом которого он является, к нему толерантны, хоть и относят к радикальному крылу. С начала 90–х он участвовал едва ли не во всех общественных акциях, стал активистом штаба защиты русских школ, сопредседателем ОКРОЛ, а теперь еще и председателем Латвийского антифашистского комитета (ЛАК).

В Латвии он живет с 11 лет, его отец — советский офицер. Так что в свое время пришлось два года "бодаться" с ДГИ, сопротивляясь депортации. Получилось. Во многом, говорит, это заслуга правозащитника Владимира Богданова, с которым познакомился в то время. Богданов на его памяти грамотными советами помог массе народу. Благодаря ему и сам Гончаров стал иначе оценивать ситуацию, учиться разбираться в происходящем, но с Богдановым их пути разошлись: "Чтобы идти по его пути, надо иметь большое упорство и мужество, что под силу единицам. Владимир — личность редкостная, бескомпромиссная, он одиночка по природе".

Может, Эдуард нашел бы себя в армии, но накануне попал в аварию, еле выжил. Так главный выбор был сделан за него. Работал охранником и познакомился с телевизионщиками, стал оператором, потом начал вести собственную передачу "Позиция". Это его личный вклад в строительство гражданского общества, поскольку двухобщинное государство тогда формировалось на глазах, но говорить об этом было не принято. А он уже тогда считал важным диалог государства с народом, поэтому приглашал к себе известных людей и "добывал" из них позицию.

Интересно, что все это время Гончаров фундаментально трудился на железной дороге и лишь недавно ушел оттуда на стройку. С улыбкой вспоминает, как "без отрыва от производства" записывал текст для передач — в кадре он поверх стола в рубашке и в галстуке, а под столом на нем роба и сапоги. О бизнесе не было и речи, "сразу понял — не мое". В науки тоже не пошел — поучился два года на юрфаке, но уж слишком это далеко казалось от жизни.

А жизнь вокруг него всегда бурлила — то ли стремился к водовороту, то ли вокруг себя создавал бурную атмосферу?

— В политику я никогда не собирался, — говорит Эдуард, — она сама опутала как паутина. Гражданство принимать, конечно, не стал. Присяга для меня — сына советского офицера — не пустые слова, как бы смешно это ни казалось кому–то. Да и ничего не решает гражданство, разлом идет по совершенно другой линии, и эстонские события это продемонстрировали в очередной раз. Русская община попала между молотом и наковальней, то есть между Евросоюзом и местными националистами, а Россия еще долго не сможет нас защищать.

Это я понимал еще тогда и считал, что нам самим нужно бороться за свои права. Попытка отказаться от русскости и встроиться в предлагаемую систему обречена на провал как совершенно бессмысленная. Этот взгляд почему–то и сейчас некоторым кажется националистическим.

— Действительно странно. Министерство интеграции на том же стоит — сарафаны, балалайки еще и бесплатно дадут.

— Нет, это поганый путь. Потому что кроме лаптей и сарафанов у нас еще были Гагарин, Берлин 45–го и многое другое. А от этого нам рекомендуют отказаться. Но отбрасывая часть себя, мы станем ущербными. А в равные нас все равно не примут. За это я стою жестко: у каждого народа есть свои и позорные, и славные страницы. И надо принимать себя таким, как ты есть. Бороться за себя всегда надо до конца, иначе своего не добиться.

Нет, я не призываю к насилию, не ловлю по ночам фашистов. Переговоры — это всегда лучше, но иногда противную сторону к ним нужно стимулировать, идя на конфликт. Ясно же, что парламентским путем нам ситуацию не изменить, нужны дополнительные действия. Я не имею в виду взрывы и другие военные действия, в рамках закона тоже возможны интересные и действенные акции ненасильственного сопротивления.

Тот же майдан на Украине — хороший пример гражданской активности. Русский второй государственный — что в этом радикального? Надо лишь узаконить реальность. В разгар протестов против реформы я считал, что шествие должно выходить на дороги, чтобы быть заметным, иначе правительство не видит собеседника. Но большинство меня не поддержало. Результат известен.

— В нынешней ситуации всеобщей пассивности надежды на глобальный размах — иллюзия.

— Накануне сноса Бронзового солдата к нам приезжал представитель "Ночного дозора" и говорил то же самое. Что в Таллине абсолютная пассивность, что они могут в защиту памятника выставить максимум 30 человек. Тем и опасны этнические проблемы, не решаемые в течение многих лет, что рано или поздно они обязательно срабатывают как детонатор и взрывают обстановку. Да, сегодня мы не можем вывести 10 тысяч, блокировать кабмин и потребовать изменений, но на тот момент, когда эти 10 тысяч выйдут сами, должна быть готова команда, чтобы их возглавить.

— Это бездомный ЛАК имеется в виду, в котором человек 20–30 с бюджетом из добровольных взносов в стеклянной банке?

— Не только. Проверенные разными акциями и обстоятельствами люди отбираются в течение многих лет. Одна из сильнейших латвийских организаций — комитет по правам человека, в котором всего–то человек 30. Но на его базе выросло ЗаПЧЕЛ, почти все крупные русские политики прошли через эту крошечную организацию, которая никогда не ставила своей целью революцию. ЛАК — организация узкопрофильная и занимается своим конкретным делом. Очень важным, потому что угроза возрождения неонацизма пухнет на глазах.

— Вот не надо было вам, говорят, мешать эсэсовцам 16 марта, только спровоцировали подъем латышской солидарности.

— Не латышской, а неонацистской. И поддерживает ее не противостояние. Им 15 лет никто не мешал, и 16–е было официальным днем. Латвийские власти сразу взяли курс на неонацистскую идеологию. А она по своей природе наступательна, только на шаг отступишь — тут же продвигается вперед. Так что потворствовать ей нельзя. Одно время эсэсовцы притихли, когда немецкое и израильское посольства стали громко протестовать, но вступили в ЕС и НАТО — и опять Латвии никто не указ. Результат мы видим: тогда выходили старики с депутатами и правительством, теперь пошел оперившийся молодняк.

— После таллинских событий многие задаются вопросом: а зачем нам рисковать собственными жизнями, если Россия со всей ее мощью не использует даже всех возможных дипломатических средств в защиту памяти своих героев? Объявляли уже: у Латвии с Россией отношения прекрасные, договор о границе подписали, ордена и медали друг другу повручали, дружественные визиты идут чередой. Выходит, и неонацистам разрешили пикетировать 9 мая памятник Освободителям из дружеских побуждений. Зачем же мешать?

— В том и проблема, что нет пока у России государственной внешней политики. Есть политика в угоду олигархам, это другое. Но проблема и в незрелости самой русской общины Латвии. Нет у нас ни центра, ни своей идеологии, вот и мечутся наши представители от одной силы к другой. Вместо того чтоб осознать силой самих себя и научиться сочетать свои интересы и с российскими, и с европейскими, и с латышскими. Пока мы слабые, мы никому не интересны.

— Слабые, и что делать?

— В меру сил стараться менять ситуацию. Кто как может на своем месте. У меня много друзей, которые прошли "горячие точки", с их слов я знаю, насколько обстановка в Латвии спокойнее. Во многом потому, что разные тихие общественники спокойно и цивилизованно ищут решения тяжелых проблем, как тот же комитет по правам человека или отдельные депутаты. Моя жена, учительница русского языка, 18 дней участвовала в голодовке в знак протеста против реформы, в то время как подавляющее большин- ство учителей пряталось от страха. Не знаю, спаслись ли, а она в полном порядке, во всяком случае с чистой совестью и уважением учеников — сделала все, что смогла.

— И какое цивилизованное решение вы предлагаете 9 мая при встрече с неонацистами у памятника Освободителям? Во всяком случае в редакцию звонит возмущенный народ и обещает не допустить запланированной рижскими властями обиды.

— Сейчас я не готов давать рецепт. Все будет зависеть от того, сколько народу соберется 9 мая у памятника в 9 утра (пикет NSS назначен на 9.30). Если нас будет много, мы можем просто встать стеной и никого не пропустить. Не станут же нас дубинками отгонять от памятника. В любом случае напоминаю всем желающим противостоять неонацистам, что разрешение их пикета — это серьезная провокация, и надо держать себя в руках.

Причем подставить пытаются и нас (особенно ветеранов), и полицию. Поэтому действовать надо с умом. Наши депутаты еще раз попытаются образумить мэрию, ведь она будет нести ответственность за все происходящее. Но надежды на ее благоразумие, честно говоря, мало. Толку, что ответственность за таллинские события лежит на эстонском премьере, — пострадавшим от этого не легче. Противостояние в обществе всегда на руку отдельным политикам, и нам главное не позволить себя использовать — лучше использовать их.