Уроки экономической интеграции

А.Фадеев

Россия ко времени заключения союза с Белоруссией прошла достаточно значительный путь в направлении к утверждению рыночной экономики. Конечно, и сегодня нельзя говорить о том, что в России создана вся гамма основных рынков - товаров, капиталов и рабочей силы. Но, по крайней мере, свободный и комплексный рынок товаров и услуг к 1997 году уже был создан, действовала система свободного ценообразования и интенсивно шел процесс структурирования товарных рынков. Несмотря на крайне медленные темпы хозяйственных реформ, их непоследовательность и ошибки, российское правительство продолжало придерживаться условий Вашингтонского консенсуса и открыло простор предпринимательству, предоставив самостоятельность субъектам хозяйствования.

Стоит специально подчеркнуть при этом, что их всех бывших республик Союза ССР именно Россия испытала наиболее тяжелые последствия от распада этой державы, прежде всего ее единого народнохозяйственного комплекса, а также от крушения Совета Экономической Взаимопомощи.

Иное положение было в Белоруссии. Республика смогла сохранить российские источники поставок энергоносителей, сырья и комплектующих для своей промышленности, т.е. всего того, что она по традиционной схеме импортирует из России по льготным ценам. Россия со своим обширным и емким рынком сбыта продолжала оставаться главным объектом массового экспорта белорусских товаров. До избрания Александра Лукашенко президентом РБ в 1994 г., политика республиканских властей в области развития предпринимательства и свободного рынка во многих чертах совпадала с российской, была даже попытка правительства В.Кебича перейти на общую с Россией валюту - российский рубль. Активно завязывались партнерские связи представителей белорусского делового и финансового мира с новой генерацией российских бизнесменов, чему в немалой степени способствовал и единый язык общения - русский. Заметно улучшил положение финансово-бюджетной сферы республики односторонний шаг российского правительства, которое в год, предшествующий подписанию договора о союзе, пошло на полное списание долгов Белоруссии за поставленный ей ранее российский газ. В целом, были достаточно веские предпосылки для координирования на правительственном уровне усилий по хозяйственной интеграции двух стран и переходу к разработке и реализации унифицированной программы экономических реформ.

Однако к 1997 г. государственная экономическая стратегия Белоруссии претерпела серьезные изменения, что самым непосредственным образом стало отражаться на взаимоположении республики по отношению к России, вообще на всем спектре взаимоотношений двух стран, включая и политическое, но что осталось вне поля зрения руководства Российской Федерацией. На самом деле курс на формирование особой "белорусской социально-экономической модели", взятый президентом и правительством РБ, прочно закрывал любые пути не только к потенциальному "выравниванию" темпов развития и унификации мер по реформированию российской и белорусской экономик, но и ставил крест на самой идее хозяйственной интеграции.

Во-первых, в Белоруссии возобладал взгляд на Россию как на главного претендента в рамках передела собственности и акционирования промышленных предприятий республики, как страну, стремящуюся прибрать к своим рукам банковскую и денежную системы РБ, традиционно являющимися сферами особых интересов правящей элиты и рассматривающимися ею исключительно в качестве объекта корпоративной (а в перспективе возможно и частной) собственности государственной номенклатуры. Опасность российской финансово-экономической экспансии на территорию Белоруссии, намеренное преувеличение факта инфильтрации в экономику республики российских капиталов, а также недоверие и подозрительность белорусской "горки" по отношению к соседней стране на Востоке породили особую охранительную идеологию, которая в главном совпадает с пресловутой доктриной Монро, и выражается, перефразируя последнюю, в лозунге "Беларусь для беларусов";

Во-вторых, белорусское руководство сознательно и планомерно создавало двухуровневое производство промышленных и продовольственных товаров: один из них предназначался для экспорта в развитые страны Запада для получения прибыли в твердой валюте, а другой был сориентирован на рынок соседней России и внутреннего потребителя. В этих условиях российский вектор рассматривался как вторичный, не требующий инвестиций со стороны государства для модернизации техники и технологий, борьбы за повышение качества и ценовой конкурентоспособности продукции этого сегмента экономики. Все преференции, инвестиции, финансовые, кредитные и правовые льготы со стороны правительства были предоставлены предприятиям, выпускающим товары для поставок в Германию, Австрию, США и другие страны Запада.

Такая государственная политика со временем неизбежно вела к отказу значительной части российских потребителей от не соответствующей мировым стандартам и дорогой (по сравнению с отечественными, а, зачастую, и зарубежными аналогами) продукции предприятий РБ. Кроме того, экспорт продукции белорусских предприятий в Россию дальше линии Урала вообще всегда был нерентабелен и, практически, не осуществлялся, поскольку расходы на транспортировку произведенных ими товаров делали их неконкурентоспособными по ценовому критерию. Таким образом все визиты высокопоставленных правительственных делегаций РБ после подписания договора о союзе с Россией в регионы Сибири, Дальнего Востока и заключенные там на местном уровне соглашения в контексте региональной экономической интеграции были лишь частью определенной пропагандистской кампании, а лучше сказать большой политической игры президента А.Лукашенко.

Объем внешней торговли РБ с Россией в последнее время стал неуклонно падать, за первый квартал 2002 г. сокращение белорусского экспорта в Российскую Федерацию пошло ускоренными темпами и стало наиболее заметным. Несмотря на все усилия белорусской стороны по ограничению российского импорта дисбаланс во взаимоторговле продолжает увеличиваться, отрицательное торговое сальдо РБ с Россией по итогам 2001 г. перевалило за 1 млрд. долл. В 2002 г. эта отрицательная тенденция резко усилилась, что неизбежно отразится как на складывании сальдо внешней торговли Белоруссии с Россией (отрицательное значение которого в этом году следует ожидать в размере минус 1.4 - 1.6 млрд. долл. США), так и на уменьшении доли России в общем объеме экспорта Белоруссии (в 2001 г. этот показатель равнялся 51.4%);

В-третьих, правительство Белоруссии всячески стремилось уходить от практики создания масштабных совместных предприятий с российской стороной, что делалось с помощью насаждения правовых и налоговых рогаток, но, прежде всего, путем выдвижения неприемлемых для потенциального партнера условий ведения дела на белорусской территории, включая тотальный контроль и вмешательство со стороны государственного аппарата. Многие годы в республике действовало законодательство, которое ущемляло интересы именно российских бизнесменов в пользу западных инвесторов и товаропроизводителей, которым на самом высоком уровне предоставлялся наиболее льготный режим деятельности внутри страны.

Даже после подписания договора о преобразовании Сообщества России и Белоруссии в Союз, а затем договора о создании Союзного государства в декабре 1999 г. эта тенденция сохраняется. Сегодня из трех десятков заявленных совместных проектов финансируются из союзного бюджета и реализуются с огромными трудностями только пять, из которых только две программы можно условно отнести к масштабным - "Развитие дизельного автомобилестроения" и "Союзный телевизор". К тому же следует добавить, что в области дизельного автомобилестроения белорусская сторона уже, практически, нашла альтернативную замену ярославским моторам. Вообще, говоря о союзных программах, следует исходить из того, что даже в российско-белорусских органах никогда не было четкого представления о том, сколько программ реально реализуются и финансируются из общего бюджета: одни чиновники называли сначала 53 программы, другие - 48. Сегодня данные тоже разнятся, в этом году, например, речь идет толи о 36 совместных программах, толи о 35. Налицо и факт "зависания" ряда союзных программ из-за прекращения или значительного сокращения их финансирования, что ведет к окончательному свертыванию части совместных проектов, которые пару лет назад представлялись общественности как перспективные и рентабельные. Помимо прочего это в значительной степени способствует дискредитации самой идее хозяйственной интеграции;

В-четвертых, с приходом к власти А.Лукашенко государственные структуры усилили контроль за деятельностью белорусских предпринимателей, в декабре 1994 г. было принято полторы сотни поправок к налоговому законодательству республики, которые фактически удушали ростки свободного предпринимательства и свободного рынка. Летом 1996 г. был обнародован указ о массовой перерегистрации, который нанес ощутимый ущерб малому и индивидуальному предпринимательству. Политика жесткого администрирования привела к массовому переводу капиталов белорусских компаний в банки соседней России, однако дефолт августа 1998 г. окончательно подорвал веру предпринимателей РБ в российское правительство и банковскую систему союзной страны. С этого момента вывоз белорусских капиталов стал производиться в двух направлениях - в Польшу и Турцию.

Председатель правительства России Виктор Черномырдин в 1997 г. утверждал, что "основополагающими направлениями при выполнении Программы первоочередных действий по реализации Договора и Устава Союза Беларуси и России остаются подъем экономики и создание единого экономического пространства". По мнению главы российского правительства во главу угла объединительного процесса должно быть поставлено сближение национальных экономик двух стран. Для этого предполагалось использовать "стягивающую методологию", которая позволила бы перевести Белоруссию на рельсы догоняющего развития, "втянуть республику внутрь хозяйственного комплекса России. Вопросы построения единого политического пространства рассматривались как вторичные.

При этом руководство России исходило из ошибочного анализа экономического развития Белоруссии на тот момент, считая, что в республике происходят такие же процессы как и в самой России, только идущие более медленными темпами. Таким образом, по мнению российских правительственных чиновников, достаточно только дать внешний импульс, плотнее сблизить экономические комплексы двух стран, и Белоруссия быстро окажется втянутой в орбиту российских реформ. Между тем, как уже показано выше, Белоруссия к 1997 г. не только не продвигалась по пути рыночных реформ, приватизации, но, напротив, успела поменять стратегию своего социально-экономического развития, прочно встав на позицию отстаивания национальной модели, предполагающей сохранение в руках государства всей собственности, а также полноты управления хозяйствующими субъектами и финансовой сферой. Кроме того, российская сторона явно переоценивала потенциал своего присутствия и влияния в экономике и финансовых институтах республики. На самом деле российский капитал либо не сумел в силу правовых и административных препятствий закрепиться на хозяйственном поле Белоруссии, либо находился в процессе неуклонного вытеснения за пределы республики.

С точки зрения белорусской властной элиты Россия продолжала находиться в процессе полураспада, а трудности, с которыми столкнулся восточный сосед в ходе экономической трансформации, преувеличивались и воспринимались ею как сигналы гибнущей державы, избравшей неверный путь хозяйственного переустройства. Такой подход определял и отношение к перспективе потенциальной конвергенции двух (на самом деле полярно противоположных) хозяйственных систем. Сложилось убеждение, которое наиболее полно выразил президент РБ А.Лукашенко, что белорусы “не должны делать так, как делает Россия, у нас что, своих мозгов нет, тем более что и у нас России есть чему поучиться”.

Договор о Союзе Беларуси и России предусматривал в течение 1997 и 1998 годов:

создать единое экономическое пространство;

создать общую транспортную систему;

унифицировать денежно-кредитную систему;

обеспечить условия для введения общей валюты;

сформировать единую нормативно-правовую базу;

синхронизировать этапы и сроки экономических реформ;

задействовать единообразную систему налогообложения;

создать единую научно-техническую и информационную базу;

создать механизм реализации согласованной структурной политики;

сформировать общий рынок в области энергетики, транспорта и связи.

Ни одна из выше перечисленных задач выполнена не была. Более того, явно заниженный объем инвестиций, определенный для финансирования совместных российско-белорусских экономических проектов, не позволил создать единую хозяйственную матрицу, которая могла бы стать основой для объединения экономик России и Белоруссии. Российские инвестиции в белорусскую экономику, запланированная доля РФ в союзном бюджете на порядок уступали финансовым вливаниям в хозяйственный комплекс республики таких стран как Германия, Австрия, США и Чехия. Именно с этими странами результаты совместной хозяйственной деятельности у Белоруссии оказались наиболее впечатляющими.

За пять прошедших лет в рамках российско-белорусской экономической интеграции не удалось создать устойчивых хозяйственных связей даже на низшем уровне, ограничившись символическим признанием наличия общего таможенного пространства, которое, как известно, не свободно от острых проблем. Все это не помешало главе белорусского государства утверждать, что союз между Белоруссией и Россией “состоялся как эффективная и действенная модель”.

Сегодня правительствами двух стран в качестве главного достижения российско-белорусской интеграции подается пакет проектов межправительственных соглашений о переходе на равные условия для субъектов хозяйствования и в России, и в Белоруссии. Однако следует напомнить, что в 1998 г. подобное соглашение уже было заключено, но так и осталось не выполненным. Вероятно, настало время более глубоко исследовать причины такого положения дел, часть из которых, что очевидно, кроется в неурегулированности взаимоотношений России и Белоруссии в политической сфере. Это в свою очередь вызывает перенос политического качества на другие аспекты сотрудничества: в настоящий момент политическую окраску приобрела, например, проблема (на первый взгляд чисто фискальная) взимания косвенных налогов.

Другим направлением интеграции, по которому, если верить правительственным кругам России и Белоруссии, вот-вот будут достигнуты значимые результаты, является процесс перехода на единую валюту. Но и здесь налицо ряд серьезных препятствий, которые вполне проявились еще в период 1997-1998 гг. Это, прежде всего, проблема единого эмиссионного центра, разрешение которой за истекшие пять лет совершенно не сдвинулось с мертвой точки. Более того, если раньше белорусская сторона занимала более гибкую позицию про этому вопросу, то в последнее время она ужесточилась. Президент РБ, по крайней мере, неоднократно заявлял, что “если мне предложат эмиссию в Кремле, то я на это никогда не пойду”. С другой стороны министерство финансов и Центральный банк России уже вложили в поддержку стабильности белорусской валюты огромные средства и рассчитывали на положительное решение вопроса о размещении единого эмиссионного центра в Москве. Особенно стоит подчеркнуть, что за пять лет со стороны России ни разу сам вопрос о переходе на единую валюту с Белоруссией не ставился в одностороннем порядке: это всегда была инициатива руководства РБ. Соответственно российские финансисты и банкиры считали, и не без основания, что условия, правила и темпы такого перехода будут определяться ими. Сегодня Минск пытается убедить их в обратном, снова и снова возвращаясь к проблеме эмиссионного центра. На самом деле этим белорусское руководство перечеркивает не только идею “денежной унии”, но и всю программу экономической (а, по большому счету, и всей) интеграции с Россией.