Государство и диаспора
Конец истории «русского Казахстана»
Русские в Казахстане: прошлое,
настоящее и перспективы на будущее
23.01.2008,http://www.posit.kz
Улугбек ТАГИЕВ
В СНГ и за рубежом до сих пор привычным образом
продолжают считать Казахстан страной, где наибольшая за пределами России доля
русского населения. А между тем эта давняя реальность с недавних пор перестала
соответствовать действительности.
К примеру, в прошлом 2007 году доля русских в
общей массе населения Казахстана составляла немногим более 25%. Так что пальму
первенства у нашей республики в качестве страны со второй наибольшей в мире
долей русских людей перехватило другое государство постсоветского пространства.
Оно, что примечательно, даже не входит в СНГ, а состоит в Европейском Союзе.
Речь, конечно же, идет о прибалтийской Латвии, где русские издавна составляют не
менее 30% жителей. А ведь когда-то их доля в той стране была равна 25%, а у нас
– порядка 50%. Как видите, ситуация изменилась кардинальным образом.
Перемена, о которой тут ведется речь, случилась не
потому, что демографический рост русских в Латвии выше, чем в Казахстане, а по
той причине, что они эмигрируют из той прибалтийской республики, скажем, на
историческую родину с куда меньшей охотой, чем из нашей страны. По последним
данным, Казахстан в качестве страны исхода потенциальных переселенцев в
различные российские регионы и уже решившихся на это людей лидирует в ряду себе
подобных на постсоветском пространстве.
Хотя поток выездов в Россию из нашей страны сейчас
уже не такой большой, какой был, скажем, в середине 1990 годов, он, похоже,
остается относительно заметным. Его в основном, как и прежде, составляют
представители русско-славянского и европейского населения Казахстана. А между
тем за прошедшие со времен обретения нашей страной государственной независимости
годы доля русских в Казахстане сократилась с 37,0% до 25,6%, украинцев – с 5,2%
до 2,8%, немцев – с 4,7% до 1,4%, белорусов – с 1,1% до 0,6%.
В прошлом, а точнее, порядка полсотни лет тому
назад этническая демографическая картина у нас в республике была совершенно
иная. К 1959 году, когда проводилась первая послевоенная общесоюзная перепись,
доля казахов в составе населения республики сократилась до рекордно минимального
уровня – до 28 процентов. При этом их численность не сократилась, а наоборот,
возросла. Главной причиной того, что их доля уменьшилась, явилось взятие
руководством державы курса на превращение Казахстана в мощную
аграрно-индустриальную республику. Именно в этот период началось освоение
целины, стало возникать множество новых городов и поселков городского типа при
вновь поднимающихся градообразующих индустриальных предприятиях.
Именно тогда Казахстан твердо укрепился на позиции
четвертой по экономическому потенциалу союзной республики. Все эти перемены и
обусловили резкое изменение демографической картины Казахстана. В эти годы
представители русско-славянских и других европейских народов стали в республике
по всем статьям неоспоримо ведущей общиной.
Практически все крупные и средние города, а также вновь
возводимые города были тогда по составу населения и в культурно-бытовом
отношении русско-европейскими городами. Коренное население со всей присущей ему
атрибутикой занимало там периферийное положение. Конечно, доля его
представителей в партийно-советском аппарате и особенно в вузах уже тогда была
достаточно большая. Но города были в целом русской и в целом европейской средой
жизни. Даже в столице долгое время доля казахов была меньше 10 процентов.
Такая ситуация в городской среде в целом сохранялась
вплоть до начала 90-х годов, хотя после 1959 года доля казахов в составе
населения республики неуклонно увеличивалась: в 1970 году – 32%, в 1979 году –
36%, 1989 году – почти 40%.
А в Алма-Ате за те же годы численность
представителей коренного населения менялась в следующем порядке: в 1970 году –
80 тысяч (менее 10 процентов от общего количества), в 1979 году – 150 тысяч
(свыше 15 процентов), 1989 году – 252 тысячи (менее 25 процентов).
Примерно так же менялась ситуация за этот период в
городской среде Казахстана в целом. В 1940–1980 гг. из областных центров только
в Кзыл-Орде и Гурьеве (ныне Атырау) казахи составляли большинство.
В дальнейшем давняя казахская идефикс о том, что
надо перестать быть у себя на родине меньшинством, стала обретать реальные
черты. Однако произошло это не столько за счет сохранения высоких темпов
количественного роста коренного населения, сколько, в первую очередь, за счет
резкого сокращения численности русско-славянских и других европейских народов в
Казахстане.
Да, за 1989–1999 гг. численность казахов в стране
увеличилась на 1 млн 488,1 тысячи, или на 23 процента и возросла с 6 млн 496,9
тысяч до 7 млн 985 тысяч. Но этого оказалось далеко не достаточно не только для
дальнейшего увеличения населения страны в целом, но и даже для восполнения
миграционных потерь. Потому что за счет заметного увеличения смертности и
сокращения рождаемости их коэффициент прироста за эти 10 лет уменьшился в 1,6
раза. Другими словами, коренное население страны все больше и больше
приспосабливается к демографическим стандартам постиндустриального общества.
А между тем того индустриального общества, при котором
была создана база для утверждения в последующем такого рода постиндустриальных
стереотипов, уже нет.
Те, чьими усилиями и талантом в первую голову Казахстан
был превращен в достаточно развитую аграрно-индустриальную страну со всей
соответствующей материально-духовной атрибутикой, частью состарились, а частью
уже умерли.
Наиболее дееспособная часть наследников их опыта и
знаний и их непосредственных потомков успела покинуть Казахстан. И того
динамизма, который обеспечивался прежде ими, сейчас у нас в стране нет.
Увы, реальность нашего времени такова, что правда
о прошлом и настоящем по рассматриваемой теме не устраивает то одну сторону
(представителей коренного населения), то другую сторону (представителей
русско-славянской диаспоры). Впрочем, даже и не правда, а всего лишь попытка как
можно более беспристрастно рассматривать вопросы и также делать выводы. И все же
мы тут пытаемся держаться, что называется, середины. То есть не обходить
стороной ничего из того, что имеет отношение к рассматриваемой теме.
Сейчас, к примеру, власти Казахстана приняли к
исполнению индустриально-инновационную программу. Только непонятно, на кого она
рассчитана. Некоторое время назад по телеканалам страны прошел сюжет – интервью
с руководителем одной мостостроительной структуры, которая выиграла тендер на
строительство объекта на Иртыше в районе Семипалатинска. Радоваться бы надо, а
он огорчен, потому что соответствующим образом квалифицированная часть его
рабочих составляет лишь 10 процентов от общего числа... Примерно такая же
картина наблюдается по всему Казахстану. И она теперь объективно будет все менее
и менее соответствовать понятию об индустриальности страны.
Грубо говоря, индустриализация уходит вместе с исходом
русско-славянского и русско-европейского населения. Это – один из важнейших для
дальнейшей судьбы Казахстана результатов разительного изменения демографической
картины. По сути, индустриальной революции в Казахстане не было. Вернее, она
была, но только в городах и промышленных центрах.
Ее осуществили европейские переселенцы и их дети и
потомки. Слов, как говорится, из песни не выкинешь. Что было, то было. И сказать
это надо, исходя, прежде всего, из интересов остающихся здесь людей. Потому что
тем, кто покинул Казахстан, уже не так важно то, что с ним дальше будет. Это
важно для людей, живущих в Казахстане сегодня. И прежде всего – для казахов, для
растущего поколения казахского народа.
Коренное население было охвачено индустриализацией лишь
частично. Но социалистическое общественное устройство приучило казахское
общество пользоваться ее благами. А теперь некоренное население покидает
республику, а лучшие умы коренного населения исходят из того, что тот уровень
развития, который был достигнут за годы советской власти, это неотъемлемое при
любых этнических демографических изменениях достижение Казахстана, и считают,
что стране нет нужды переоценивать свои возможности в сторону их уменьшения.
В советское время промышленное производство
располагалось в крупных городских центрах или специализированных на добычу сырья
малых и средних городах. Большинство рабочих там составляли представители
русско-славянского и в целом европейского населения.
За 90-е гг. из страны выехали около 2 млн русских,
украинцев и белорусов, а также 0,8 млн немцев. Население Казахстана сократилось
с 16,9 млн в 1991 г. до 14,9 млн в 1999 г. Это произошло главным образом за счет
уменьшения численности русско-славянских и русско-европейских народов. За
1989–1999 гг. количество русских сократилось на четверть, или, если быть точнее,
на 26 процентов (с 6 млн 62 тысяч до 4 млн 479,6 тысячи), украинцев – на 38
процентов (с 875,7 тысячи до 547,1 тысячи), немцев – на 63 процента (с 946,9
тысячи до 353,4 тысячи). По данным на 1994–99 гг., доля эмигрантов в
трудоспособном возрасте составляла 65%, а еще 25% выехавших – это люди в
возрасте моложе трудоспособного. Более 40% из всего этого контингента имеют
высшее и среднее специальное образование. За 90-е гг. Казахстан, по сути дела,
лишился цвета квалифицированных кадров индустриального труда.
Потому что казахи еще с советских времен за пределами
аграрного сектора экономики составляли столь незначительное число, что даже
среди коренных народов в Средней Азии были на последнем месте. К примеру, в 1987
году узбеки в Узбекистане и туркмены в Туркменистане составляли 53% трудящихся в
промышленности, таджики в Таджикистане – 48%, киргизы в Киргизстане – 25%, а
казахи в Казахстане – всего 21%. Соответствующий показатель в России – 83%. А в
аграрном секторе статус рабочего получали, не имея соответствующей подготовки, и
работники совхозов. Но в действительности так называемый рабочий класс на селе
по своей квалификации и трудовым навыкам оставался крестьянством, не
расставшимся с родоплеменным характером труда и отдыха.
Во всем этом нет ничего неожиданного. Удивлять же должно
другое – то, что такая очевидно плачевная реальность до сих пор не подвигла ни к
пересмотру своих представлений о будущем страны, ни к адекватным выводам даже
наших самых просвещенных, продвинутых и чаще всех взывающих к демократическим
нормам Запада деятелей.
Но ведь совершенно очевидно то, что те большие изменения
в этническом демографическом составе населения, которые происходят сейчас,
превратили Казахстан в совершенно иную, в отличие от полученной в наследство от
распавшегося СССР республики, страну.
Да, Казахстан – уже другая страна. Казахи там
восстановили свое численное преимущество. Но при этом успели утратить
демографический динамизм. Прежнее количество населения восстановить тут будет
очень сложно.
В ближайшие годы русско-славянское и русско-европейское
население Казахстана будет продолжать уменьшаться. У него сейчас очень высокий
средний возраст и низкая рождаемость. В обозримом будущем оно сохранится как
численно превалирующая или соперничающая с коренным населением этническая и
культурная община лишь на Алтае в Восточном Казахстане, вдоль проходящей по
территории республики зоны Транссибирской магистрали, и прилегающем к России
приграничье Северного Казахстана.
Практически весь юг Казахстана, за исключением пока еще
Алматы, становится неприемлемой для людей русско-славянского и
русско-европейского происхождения зоной обитания.
Примерно такая же картина складывается на западе (за
исключением, быть может, Уральска) и в центре (за исключением зоны Караганды). В
исторической перспективе будущего у русских в названных регионах, можно сказать,
нет.
И не только потому, что казахи становятся там довлеющим
этносом. Главная причина – суровые климатические условия и исчезновение
рукотворной микроклиматической среды в городах и поселках, экологическая
запущенность и деградация, приток новых для Казахстана этнических групп из
прилегающих стран и регионов с избыточным населением…
В любом случае, уже ясно, что история Казахстана XX века
была историей освоения Казахстана русскими, историей русского Казахстана. А
история страны в XXI веке – это будет совсем иная история.
На Украине начались массовые проверки русских организаций
Факты: «Есть пять шагов по
закрытию общереспубликанской общественной организации, — рассказывает КМ.RU
лидер Русской общины Украины Константин Шуров. — Предупреждение — это первый
шаг. Потом идет штраф за нарушение действующего законодательства. Далее —
прекращение ее определенных видов деятельности по суду. И в довершение — полное
прекращение деятельности и роспуск по суду».
13.02.2008, РК
Павел Захаров
Служба безопасности (СБУ) и Минюст Украины
начали целенаправленную кампанию по наступлению на организации русских
соотечественников. Как сообщает лидер Русской общины Украины Константин Шуров, в
настоящее время широкомасштабные проверки и так называемая «профилактика»
ведутся в отношении большинства русских организаций в стране.
«Под видом того, что Министерство юстиции хочет
«ознакомиться» с деятельностью организаций, началась фронтальная проверка
организаций русских соотечественников», — сообщил Шуров корреспонденту КМ.RU по
телефону из Киева. «Раньше у меня были достаточно частые общения с Минюстом, а
последние полгода они дополнились и претензиями со стороны двух
департаментов СБУ - защиты национальной государственности и контрразведки,
которые озабочены защитой конституционного строя. Складывается впечатление, что
это все — не спонтанные действия, а некий целенаправленный процесс, который рано
или поздно должен вылиться в определенные действия», — считает лидер Русской
общины Украины.
Как полагает Шуров, алгоритм действий украинских
спецслужб сводится к следующему: сначала они пытаются добиться дискредитации
руководства общественных организаций, стараются поймать их на каких-нибудь
противозаконных действиях (которых нет), а после этого должны последовать
судебные санкции. Конечная цель — это, конечно, прекращение деятельности
организации.
«Одна организация уже отчиталась, а как будут
отчитываться остальные — я не знаю. Дай Бог, чтобы мои страхи оказались
преувеличенными. Но поскольку сейчас идет очередная попытка сделать из нас
«пятую колонну» и все в таком духе — иллюзий у меня очень мало», — выказывает
свою озабоченность представитель Русской общины Украины.
Не так давно была проведена проверка
киевской организации Русской общины Украины. А на прошлой неделе по суду была
запрещена организация «Донбасская Русь». Кроме того, в прошлом месяце крымское
управление СБУ возбудило уголовное дело против представителей объединения
«Народный фронт» Севастополь – Крым – Россия». Им инкриминируются «публичные
призывы к нарушению территориальной целостности страны» и «силовому сценарию
воссоединения Крыма с Россией». В домах у активистов «Народного фронта»
сотрудники СБУ провели многочисленные обыски. Были изъяты документы и компьютеры
с целью найти подтверждения их «сепаратистской деятельности».
В то же время, насколько известно Константину Шурову, СБ
Украины практически со всеми руководителями общереспубликанских русских
организаций ведет постоянную «профилактику» — им звонят и время от времени
вызывают на встречу с «органами». «Нас все время «профилактирует» Департамент
защиты национальной государственности СБУ, задача которого - защита
конституционного строя Украины от различного рода посягательств», — признается
представитель Русской общины.
Первую скрипку в начавшейся кампании давления на
организации русских соотечественников играет Минюст Украины, считает собеседник
КМ.RU.
«Служба безопасности как бы стоит в стороне — она
не может к нам придраться, — рассказывает лидер Русской общины Украины. — А если
бы у них была хоть малейшая зацепка, я бы уже давным-давно сидел в наручниках.
Здесь они миндальничать не будут. И зная, что с этой стороны у нас никаких
зацепок нет, они понимают, что надо искать зацепки в их повседневной
деятельности. Пытаются найти какие-то нарушения действующего
законодательства».
Представители русских общественных организаций уверяют,
что не нарушают никаких законов, и недоумевают, почему их деятельность, которая
«прозрачна и происходит у всех на виду», вызывает такой повышенный интерес со
стороны украинских спецслужб.
«Мы же не какие-то там экстремисты. Мы говорим, что
нельзя закрывать русские школы, нельзя дублировать все фильмы на украинский
язык, не учитывать наши требования и т. д. Но это все вызывает повышенную
нервозность у спецслужб, а у некоторых народных депутатов прямо-таки
физиологическое отторжение», — сетует собеседник КМ.RU.
Как полагает Шуров, на сегодняшний день СБУ под видом
«профилактики» выполняет не что иное, как политический заказ со стороны
представителей «оранжевых» политических сил.
Хочется добавить, что в то время как украинские
спецслужбы усиливают давление на организации русских соотечественников на
Украине (представляющих интересы чуть ли не половины населения страны), в России
практически свободно действуют структуры украинских националистов. Так,
например, «Библиотека украинской литературы» в Москве проводит мероприятия, в
ходе которых ведется откровенная пропаганда «оранжевых» и русофобских взглядов
на прошлое и будущее Украины. К таковым относятся, например, экспозиции,
посвященные памяти голодомора, который пытаются представить как геноцид
украинского народа, а также мероприятия типа «125-й годовщины со дня рождения
великого украинца, выдающегося политического и культурного деятеля Украины
Симона Петлюры».
И в том случае, если давление на организации наших
соотечественников будет продолжено, России, со своей стороны, неплохо было бы
рассмотреть возможность ответных мер.
Как себя назовешь...
Периодически на страницах прессы
и различных интернет-форумах разворачивается полемика, как называть себя жителям
Латвии, родным языком для которых является русский — представителями «великой
нации», «русской лингвистической общины», «русского национального меньшинства».
Она показывает, насколько разные имеются мнения, насколько по-разному люди видят
свое место в Латвии. Однако большого прикладного значения дискуссия, на мой
взгляд, не имеет.
http://www.zapchel.lv/
Алексей Димитров
Некоторые из предлагаемых определений несут юридическую
нагрузку, поэтому стоит о ней напомнить. Так, статья 114 Конституции Латвийской
Республики гарантирует лицам, принадлежащим к «этническим меньшинствам» (на мой
взгляд, наиболее адекватный перевод слова «mazakumtautibas»), право сохранять и
развивать свой язык, этническое и культурное своеобразие. Определения
этнического меньшинства в законодательстве Латвии нет, но данная норма
Конституции испытывает явное влияние статьи 27 Пакта о гражданских и
политических правах ООН. В комментарии Комитета по правам человека ООН к этой
статье сказано, что она защищает лиц, принадлежащих к определенной группе,
разделяющей общую культуру, религию и/или язык. Отмечу, что, как правило, речь
идет о группах, находящихся в численном меньшинстве по сравнению с основной
группой и не имеющих доминирующего положения (например, белые в ЮАР времен
апартеида были в меньшинстве, но доминировали).
На европейском уровне опять-таки нет юридически
обязывающего определения «меньшинства», причем документы ОБСЕ и Совета Европы
преимущественно говорят о «национальных меньшинствах». В принципе, декларация
Латвии об определении «национального меньшинства» в понимании Рамочной конвенции
о защите национальных меньшинств в целом соответствует общепринятой практике
(только о критерии гражданства до сих пор идут споры).
Итак, принадлежащими к национальному меньшинству в
Латвии являются граждане Латвии, отличающиеся от латышей своей культурой,
религией или языком, традиционно жившие в Латвии на протяжении поколений,
считающие себя принадлежащими к государству и обществу Латвии и желающие
сохранять и развивать свои культуру, религию или язык. Помимо этого, неграждане
Латвии, ассоциирующие себя с каким-либо национальным меньшинством, имеют права,
указанные в Рамочной конвенции, если законом не предписано иное. Иное пока ни
один закон не предписывает.
От теории к практике
Если перейти от теории к практике, следует признать, что
нелатыши, живущие в Латвии, могут являться лицами, принадлежащими к этническим
меньшинствам (здесь остаются споры только о недавних иммигрантах и гражданах
иностранных государств). Все, для кого русский язык родной, могут являться
лицами, принадлежащими к русскому лингвистическому меньшинству. Нелатыши —
граждане и неграждане Латвии — могут являться лицами, принадлежащими к
национальному меньшинству.
Почему «могут»? Потому что выше речь шла только об
объективном критерии — кого государство признает или не признает меньшинством.
Но важен еще и субъективный критерий — кто сам себя признает меньшинством. Тут
стоит обратить внимание на параграф 1 статьи 3 Рамочной конвенции: «Любое лицо,
принадлежащее к национальному меньшинству, имеет право свободного выбора
рассматриваться или не рассматриваться таковым, и этот выбор или осуществление
прав, которые связаны с этим выбором, не должны ущемлять данное лицо».
В переводе с юридического на русский это значит, что
любой вправе сам для себя решить — считать себя принадлежащим к национальному
меньшинству или нет. Если ему нужны права, гарантированные Рамочной конвенцией,
то лучше, конечно, считать. Если нет — никто заставить не может, ни государство,
ни другие люди. Так что любому участнику дискуссии об определениях стоит
помнить: решить, национальное меньшинство русские (белорусы, украинцы, евреи) в
Латвии или нет, он вправе только за себя, если принадлежит к упомянутым
этносам.
Красивая утопия
За пределами юридического поля остаются определения,
которые не несут юридической нагрузки («представитель великой нации»,
например).
Встречаются в дискуссиях и предложения установить особый
статус «лингвистической общины», который был бы признан международно. Но это
красивая утопия, не более того. Напомню, что первый юридически обязывающий
документ по правам национальных меньшинств появился только в 1995 году — после
почти столетних споров о том, надо ли, защищая права меньшинств, вмешиваться во
внутренние дела государств. Тратить еще сто лет и бездну сил на то, чтобы
заменить одно определение другим? На мой взгляд, это было бы совершенно
неразумно.
Многие неодобрительно относятся к термину «национальное
меньшинство» из-за угрозы «меньшинственного самосознания», роли «второстепенного
персонажа». Что ж, ответом на такое недовольство мог бы стать «бельгийский
вариант» — конституционное закрепление статуса лингвистических общин, то есть
попадание русскоговорящих наряду с латышами в доминирующее положение.
Однако вопросы конституционного устройства (в отличие от
тех же прав национальных меньшинств) находятся в эксклюзивной компетенции
государств, так что никакая международная организация такой порядок в Латвии
установить не вправе. Так что превращение «русскоязычной общины» в
«доминирующую» возможно только в случае согласия большинства граждан Латвии.
Естественно, в демократическом обществе можно ненасильственными способами
бороться за любое, даже столь радикальное изменение Конституции. Однако
складывается впечатление, что многим в Латвии вполне хватило бы тех прав, что
при надлежащем исполнении гарантирует Рамочная конвенция. В конце концов, жили
русские в демократической Латвии 1918-1934 года совершенно спокойно с тем самым
«меньшинственным самосознанием».
Если же речь идет просто о названиях, а не о правах,
стоит помнить еще об одном феномене. У каждого человека идентичностей может быть
много. Один и тот же человек в какой-то момент будет считать себя, допустим,
принадлежащим к украинскому национальному меньшинству, в другой момент —
представителем русского лингвистического меньшинства, в третий — просто
гражданином Латвии. Стоит ли этому мешать и тратить силы на стрижку под одну
гребенку? Люди, они разные. И это нормально.
|